Глаза Бригеллы разглядывали распластанную на полу Барбароссу, холодно и внимательно, точно она была выкройкой, лежащей на портняжьем столе. В этих глазах милосердия было не больше, чем в гибельной торфяной топи, окружавшей Кверфурт, легко затягивающей в себя хоть запряженную волами повозку, хоть одинокого путника.

Нет, это было не милосердие.

— Что дальше? — Барбароссе пришлось полминуты глубоко дышать, чтобы голос звучал ровно, не рождая предательской дрожи, — Что дальше, Бри?

Палец Бригеллы, еще недавно скользивший по ее дублету, легко коснулся деревянного носа маски, совершив по нему небольшую прогулку снизу вверх. На сцене этим жестом часто изображали задумчивость, граничащаю с растерянностью.

— Дальше?.. Черт, я как-то и не думала об этом, Красотка. Упустила из виду. А чем занимаются подруги, когда остаются наедине? Можем посидеть немного, распить бутылочку винца на двоих, поболтать, посекретничать… Подругам ведь, кажется, полагается делится друг с другом милыми девичьими секретиками? Ты даже не представляешь, сколько секретов я знаю, — глаза Бригеллы под маской сверкнули, точно пара заточенных в стеклянные сосуды демонов, — Зловонных маленьких секретов, запертых в изящные бронзовые шкатулки, украшающие альковы. Низменных дрянных секретов, укрытых в сейфах и несгораемых шкафах. Обрыдлых никчемных секретов в мешках из-под муки и бобов, что прячут в подполе… В этом городе до хера секретов на любой вкус, Красотка, нам с тобой не станет скучно. А если станет — достанем картишки и перекинемся разок-другой в скат…

Барбаросса покачала головой. Одно это движение едва не заставило ее вскрикнуть, отозвавшись болью в трещащем позвоночнике и размозженных, похожих на разваренную рыбу, мышцах спины. Но оно того стоило. По крайней мере, она знала, что не парализована. Хребет цел и все, что к нему крепится, как будто бы тоже.

Возможно, ее тело пострадало не так сильно, как она себе вообразила… Смято, повреждено, но не уничтожено. Недаром герцог Абигор, ее сиятельный покровитель, наделил сестрицу Барби силой и выносливостью адской твари… Чары Махткрафта крепко припечатали ее, но, кажется, ничего серьезно не повредили, лишь крепко оглушили. Когда вызванное болевым шоком онемение пройдет, она вновь сможет двигаться. Нужно набраться терпения.

— Ты похожа на голодную свинью, что пытается щебетать, Бри.

Бригелла склонилась в изящном реверансе, придерживая кончиками пальцев пышные щегольские плундры.

— А ты — на кусок вареного мяса.

— Подожди, пока я встану, и посмотрим, кто из нас превратится в мясо…

Изящные сапожки Бриггелы не шли ни в какое сравнение с ее собственными тяжелыми башмаками, грубыми и подбитыми множеством гвоздей, это была не обувь для драки. Но когда Бригелла, коротко шагнув, впечатала свой сапожок ей в голову, над Броккенбургом разорвалось сразу несколько ослепительных солнц — желтых, фиолетовых и зеленых.

Чертовски хороший удар. И нанесен ловко. Едва ли она училась этому на занятиях по бальным танцам, подумала Барбаросса, пытаясь не растерять остатки звенящего по углам сознания, ощущая себя невесомой мошкой, приклеившейся к поверхности пруда.

— …луй, ты права, — Бригелла вздохнула, изящно потерев носок сапожка о штанину, стирая с него воображаемую грязь, — Мы еще недостаточно близки, чтобы именоваться подругами, но поверь мне, в ближайшее время мы станем близки. По-настоящему близки. Чтобы продемонстрировать тебе свои благие намерения я даже приготовила тебе небольшой подарок. Подруги ведь часто дарят друг другу небольшие подарки, верно?

Бригелла принялась рыться в разбросанном хламе, насвистывая под нос какое-то легкомысленное порпурри. Барбаросса не увидилась бы, достань та дохлую мышь, ржавый гвоздь, сколопендру или что-нибудь в этом роде. Но в руках у Бриггелы было нечто другое. Свернутые лошадиные постромки. Крепкие, хорошо выделанной кожи, скрытые прежде чьими-то истлевшими шаравонами. Те самые, что заприметила она сама, прикидывая, чем бы связать крошку Бри.

Про Ад часто говорят, что он жесток, но это не так. Так говорят только те, кто слабо разбирается в его устройстве. Ад не жесток, он безжалостно ироничен. Может, потому он так и пугает.

— Милая штучка, а? — Бриггела игриво пошевелила постромками в воздухе, — По правде сказать, мне приходилось использовать в своих шалостях куда более затейливые приспособления, многие из которых стоили больше, чем ты можешь себе вообразить. Ну, ты знаешь, шоры, удавки, кандалы… Но сейчас в них нет нужды, да и ты, насколько я знаю, не поклонница шикарных туалетов. Эта штуковина вполне тебе подойдет. Кожа потертая, но еще крепкая, я проверяла.

Кажется, она даже не испугалась. Не сумела. После страшного удара мозг не был способен ясно мыслить, лишь хлюпал, как разваренное яйцо в костяной чаше. Но все равно мгновенно понял — к чему все это.

— Хочешь поиграть в лошадку? — Барбаросса заставила себя презрительно фыркнуть, — Наверно, у тебя это от маменьки, та обожала играть с кучерами на конюшне, да и жеребцами не брезго…

В этот раз она попыталась увернуться от удара, но сделать это чертовски сложно, если твое тело — лежащая навзничь коряга, способная лишь слабо ворочаться, а члены — бессильные сухие корни. По крайней мере, ей удалось отвернуть голову, так что сапожок Бриггелы, летящий ей в лицо, пришелся в правое ухо.

Получилось все равно больно. Чертовски больно. Точно в голову с правой стороны вбили тупой деревянный гвоздь. Но у нее получилось не вскрикнуть.

— Надеюсь, способность шутить еще долго не покинет тебя, Красотка, — Бригелла деловито наматывала постромки на предплечье, проверяя, нет ли слабины. Слабины не было, отличный товар, можно продать в Руммельтауне по меньшей мере за половину гульдена, — Думаю, ты уже догадалась, какие у меня планы на твой счет. Ты глуповата, в отличие от своих сестер, но такие как ты, чувствуют шкурой… Да, я намереваюсь связать тебя. Опутать, как колбасу, по рукам и ногам. И устроить со всем удобством прямо здесь. По правде сказать, запашок здесь не из лучших, к тому же отчаянные сквозняки и недостаток мебели, но… Черт возьми, ты же не надеялась на графские покои, верно?

Барбаросса попыталась сжать кулаки, но это было не проще, чем стискивать в пальцах стальные глыбы. Пальцы дрожали, едва подчиняясь приказам, сухожилия превратились в провисшие полуистлевшие веревки. Нечего и думать ударить таким кулаком. Даже если ей удастся добраться до ножа, лежащего в груде с прочим ее оружием в четырех шритах от нее, пальцы могут не совладать с ним, выронить от первого же тычка…

— Цинтанаккар отвел тебе семь часов, как и прочим сукам. Значит, в твоем распоряжении остается около… Около шести, верно? Может, немногим более. Черт, Красотка, шесть часов — это чертова уйма времени! За шесть часов можно наплясаться до полусмерти, выпить уйму вина, обойти половину Броккенбурга, выслушать не один миннезанг… Но мы с тобой, конечно, не станем заниматься подобными глупостями. Мы с тобой почти подруги, не так ли? Мы найдем занятие поинтереснее…

— Чего ты хочешь, Бри?

Бригелла на миг перестала наматывать на руку постромки. Прищурилась, пристально изучая один отрезок, несколько раз проверила его на разрыв, потом прикусила зубом и тщательно разглядела отпечаток.

— Хочу посмотреть на него за работой, — она легко прикусила губу, — Знаешь, обычно я не очень-то склонна коллекционировать сведения о демонической братии, включая самые невинные слухи. Жизнь давно отучила меня проявлять любопытство относительно всего, что связано с адскими чертогами — и их владыками. Но Цинтанаккар… Мне кажется, он особенный в своем роде. Не жестокое чудовище, жаждущее калечить и причинять смерть, а в некотором роде художник… Скульптор плоти, певец увечий, поэт боли во всех ее проявлениях, включая те, для обозначения которых в нашем грубом языке нет даже первичных понятий. Иронично, я скормила ему за этот год шестерых, но так и не смогла посмотреть вблизи на то, как он работает. А это должен быть чертовски увлекательный процесс. Наблюдая за ним вблизи, возможно, я обрету вдохновение, которое пригодится мне для новых миннезангов. Публичные дома с их скучными утехами и собачьи бои уже не вдохновляют меня так, как прежде.