Барбароссе отчего-то показалось, что вельзер под своим шлемом улыбнулся. Но это едва ли. Судя по булькающему неразборчивому голосу, его челюсти давно были размозжены сталью и превратились в единый ком из зубов и мяса, но это ничуть не умаляло его словоохотливости.

— Собачий череп в высокой траве… Медный гвоздь в обескровленном пальце… — пробормотал он, — Моя голова набита отнюдь не опилками, госпожа ведьма, и не слухами. Бьюсь об заклад, в моей коллекции сведений о вашем ковене могут отыскаться даже такие, о которых вы в силу юности не подозревали сами.

Юности? Этот сучий потрох с трещащей по всем швам головой только что назвал ее молокосоской? Барбаросса вперила в него тяжелый взгляд, силясь понять, было ли это оскорблением, но ответить ничего не успела, потому что вельзер, удобно сложив на столе перед собой ладони, сухие, как ноябрьские листья, заговорил.

— «Сучья Баталия», один из старейших и уважаемых ковенов Броккенбурга, основан вскоре после учреждения университета, в тысяча шестьсот сорок втором году. За триста сорок три года своей истории он сменил триста восемь хозяек и лишился по разным причинам примерно… — вельзер потер пальцем ту часть шлема, под которой должна была располагаться его раздавленная переносица, — тысячи двухсот двадцати девяти своих сестер — по разным причинам. Среди этих причин дуэлей значится сто восемнадцать, несчастных случаев и отравлений — двести сорок четыре, гибели в результате публичных ссор — триста сорок шесть, неудачных сделок с адскими владыками — четыреста восемь. Кроме того еще сто тринадцать случаев произошли при невыясненных господином Тоттерфишем обстоятельствах — эти души числятся пропавшими без вести.

— Да ну? — буркнула Барбаросса, на которую, однако, эта грозная цифирь произвела некоторое впечатление. Будто в душу вывалили мешок тяжелых холодных камней. Лучше бы ты считал заклепки в своей шляпе, подумала она, так-то трещать любой глухарь может…

Вельзер не обратил внимания на ее слова. Возможно, как и глухарь, он делался глух ко всему происходящему, стоит ему только самодовольно раскрыть пасть.

— Должен отметить, что вокруг вашего ковена ходит множество легенд и историй, вот только подсчитать их и дать хотя бы приблизительную количественную оценку не представляется возможным. Если использовать доступные мне источники, я бы сказал, что… — маленькая пауза не дала Барбароссе весомой передышки, — примерно семьдесят восемь процентов из них не происходили в действительности и относятся к коллективному творчеству, созданному в стилистике саксонского миннезанга, пятнадцать имеют под собой сколько-нибудь действительное обоснование, но порядком раздуты, а что до оставшихся семи… Стрела на восточном ветру! Холодная кровь в гранитной чаше!..

Побольше уважения, эделево отродье, мрачно подумала Барбаросса, иначе как бы не пришлось тебе расплачиваться за такие слова…

— Лучше бы вам следить за языком, — пробормотала она, косясь на разглагольствующего вельзера исподлобья, — Если вы знаете так дохрена всего, должны знать и то, что полагается за оскорбление чести ковена.

— Честь ковена!.. — вельзер вполне отчетливо хмыкнул, — Забавно, что вы заговорили о ней, госпожа ведьма. Я бы сказал, что честь вашего ковена нуждается в защите не более, чем нуждается в чистке камин рассыпавшегося дома. Да, «Сучья Баталия» все еще именуется старшим ковеном и на протяжении последних трехсот лет входит в Большой Ведьминский Круг наравне с «Орденом Анжель де ля Барт», «Вороньей Партией», «Вольфсангелем», «Железной Унией» и «Обществом Цикуты Благостной», но многие, очень многие в Броккенбурге убеждены, что положение это он занимает не столько по праву сильного, сколько в знак уважения всех его прошлых заслуг перед Броккенбургом и адским престолом.

Барбаросса напряглась, ощущая, как немилосердно саднит обожженная ладонь. Кодекс чести, принятый в «Сучьей Баталии», требовал, чтобы она защитила честь ковена, применив не только кулаки, но и нож, если того требуют обстоятельства. Никому в Броккенбурге непозволительно пятнать честь ковена, и неважно, кто это, полунищий эдель в своей жалкой конторе или обер в замке из сияющего стекла.

Ну давай, сестрица Барби. Не сдерживай себя. Будет превосходно, если ты продолжись этот прекрасный вечер нападением на вельзера, чтобы пополнить список своих сегодняшних подвигов. «Кокетка» и «Скромница», казалось, зазудели в карманах — им, разбитным веселым девчонкам не терпелось выбраться наружу и повеселиться всласть, как веселятся в Броккенбурге, до кровавых ошметьев, — но Барбаросса не позволила им этого. Не время для игры, сучки. Иногда время веселится, но иногда надо передавать мяч серьезным девочкам.

— Острая трава режет как бритва… Красный мох и мертвая плеть… Нет, дни славы «Сучьей Баталии» определенно миновали, причем не год и не два назад, — продолжил вельзер невозмутимо, кивая сам себе, — Но настоящий удар им причинили не интриги соперничающих ковенов, а Второй Холленкриг, опустошивший многие земли Германии, едва не превративший Саксонию в дымящуюся дыру и подточивший состояние рода фон Друденхаусов. Вы ведь знали, госпожа ведьма, что благосостояние «Сучьей Баталии» во все годы ее существования поддерживалось за счет казны фон Друденхаусов? Даже в те, когда в ковене хозяйничала не представительница их рода, Друденхаусы всегда благоволили «Сучьей Баталии», считая ее не то своим детищем, не то своей любимой игрушкой. Каждый год Друденхаусы выплачивали солидное содержание старшим сестрам ковена, мало того, брали на себя обеспечение его всем необходимым, от провизии до перин, а также выплачивали щедрую ренту в размере двести гульденов ежемесячно. Не говоря уже, конечно, о содержании замков, в которых квартировал ковен и которые поддерживал в надлежащем состоянии. Ведомо ли вам, что всего полсотни лет назад таких замков в Броккенбурге насчитывалось четыре? Треснувшее копыто на пыльной тропе и раздавленная сколопендра…

Не было ведомо, подумала Барбаросса. Ни хера не было. При мысли о двухстах гульденах ренты она ощутила в горле комок, тяжелый и твердый, как золотая монета. Вот же блядь!.. У нее никогда не было нужной смётки, чтобы разбираться в цифрах, но что-то подсказывало — если продать Малый Замок вместе со всеми его потрохами, запущенным подворьем, с сухими птичьими скелетами и рассохшимися старыми кладовками, не наберется и половины этой сумы. Разве что растрясти еще тайники Гасты в подполе…

Вельзер, кажется, ничуть не заметил ее смущения. По крайней мере, продолжил непринужденно болтать, изредка делая скупые жесты сухими ладонями — и жесты эти были похожи на движения опытного ткача, размечающего невидимый отрез ткани аккуратными линиями.

— Кровоточащая кора! Стрихнин и жженый сахар!.. Первый Холленкриг, развязанный архивладыкой Ада Белиалом против его адских собратьев в четырнадцатом году, покрывший земли Фландрии кровоточащими нарывами, превративший Верден в озеро кипящего свинца, а Сомму — в исполинский улей, полный плотоядных механических пчел из латуни, дорого дался Друденхаусами. Они потеряли многие свои заморские территории и владения, а те, что располагались в германских землях, постепенно пришли в упадок, отравленные, обожженные или превращенные в смертоносные, полные опасных тварей, лабиринты. Но по-настоящему Друденхаусов сломил лишь Второй Холленкриг. Вновь затеянная Белиалом война против всего мира, в которой он успел растерзать многих своих братьев, но и сам оказался с выпотрошенным брюхом.

Барбаросса машинально покосилась на пол — не разойдутся ли при этих словах трухлявые доски, не брызнет ли из расступившейся бездны адским огнем?.. С ее точки зрения херов вельзер наболтал уже вполне достаточно, чтоб адские владыки снизошли до него, превратив до конца дней в уродливого круппеля, или просто зловонный плевок посреди конторы. Но половицы, хоть и трухлявые, остались на своих местах, пахло здесь по-прежнему бумажной пылью и затхлостью, а не серой — знать, у владык ада нашлись более важные дела, чтобы заглядывать в чертов Броккенбург, и так доставляющий им хлопот. А может, они попросту не видели смысла наказывать существо, которое уже было наказано сверх меры, родившись эделем из вельзерского племени…