Я вздохнул. Как так получилось, что из всех имеющихся на планете людей этот лимп наткнулся на единственный экземпляр, у которого любое воспоминание об этом празднике вызывает неприязнь? Но ведь лимп не виноват. Прошедшие годы и несколько встреч с бортовым врачом помогли мне понять, что и я не виноват. У меня вырвался еще один вздох:

– Ну что ж. Давай делать.

– Плпу! Мра-а-а! – восторженно завопил Ипс. – Ты гомори, что делать, я мсе буду делать.

Я сделал вид, что задумался.

– Нужна елка. Украшения, гирлянды… что там еще? Мандарины, наверное. Подарки.

– Прекмрансно! А что такое елка? И мнманмарим… и остальное?

– Эх, ну давай по порядку.

Я достал блокнот из заднего кармана и карандаш. Рисование – это совсем не мое, но уж елку новогоднюю накарябать проблем не составило.

Следующие несколько КуЭрских суток Ипс изводил меня вопросами и таскал разнообразные вещи, которые могли подойти для праздника. Капитан Руди заходил меня проведать (проверить, было бы правильнее сказать) и был заинтересован кучей разного барахла, сваленного посреди общей комнаты. После моего неловкого объяснения он неожиданно обрадовался и сказал, чтобы я обязательно показал этому «осьминогу», как именно люди умеют развлекаться. А еще, чтобы точно позвал его на празднование и заодно еще нескольких ребят с соседних пограничных пунктов. Я уныло пообещал. Все принимало очень скверный оборот и слишком большой размах.

Вместо новогодней ели мы с лимпом сошлись на местном деревце, которое Ипс самолично выкопал и притащил в помещение, разбрасывая комья коричневатой земли по белоснежному полу. Я не ботаник, но это было скорее лиственное дерево, у которого узкие серые листья произрастали на концах голубоватых ветвей. Сходство с хвоей состояло лишь в том, что эти листья скручивались на ночь в тонкие трубочки, но за неимением лучшего сошло и это. Я выпросил у Гервата бесхозный ящик от пищевых рационов и пересадил туда нашу «елку», набрав заранее почвы за пределами пограничного поста, но своей водой полить ее не рискнул. Решил, что потом надо будет попросить кого-то из ребят притащить местной из какого-нибудь водоема. Все эти приготовления были похожи на еще одну сумасшедшую лимповскую игру, поэтому я сам не заметил, как втянулся.

Учитывая продолжительность местных суток, я все-таки пытался выкроить время для сна так, чтобы оно совпадало с ночью. Тогда не нужно закрывать затемнение, и можно было, лежа в постели, любоваться россыпью звезд, которые виднелись через узкое окно. Я лежал и думал о том, что созвездия здесь совсем не похожи на те, что привык видеть из окна нашего дома, когда был совсем маленьким. Позже мы с сестрой уже в другом, не родном нам детском доме по ночам жались друг к дружке и смотрели на те же созвездия в окно спальни для мальчиков и мечтали, что когда-нибудь улетим далеко отсюда и никогда не расстанемся. Почему я не искал ее? Слишком много времени прошло, она была совсем малышкой и, возможно, не помнила всех ужасов, что выпали на детскую долю, а мне не хотелось тогда появиться в ее новом мире и вернуть все плохие воспоминания вместе с братом-неудачником. Это единственное оправдание, которое я мог себе позволить, чтобы чувство вины не захлестнуло меня полностью. А теперь лимп этим праздником разворошил в моей душе угли, разжигая костер заново. Звезды в окне вдруг потеряли четкие очертания и слились в одну сплошную светящуюся массу. Тыльной стороной ладони я вытер предательскую влагу, выступившую на глазах, и отвернулся к стене. Нужно было поспать хоть немного. Во сне обычно приходило облегчение…

Я смотрел на трех странных мохнатых копошащихся существ оранжевого цвета, которых Ипс держал в своих тонких ладонях.

– Что это? – прозвучал мой вопрос после продолжительного молчания.

– Мрманмарины, – возбужденно зашевелил он ротовыми щупальцами.

– Это… животные какие-то. Мандарины – это такие фрукты, – пытался объяснить я.

Одно из существ выпало на пол и, пискнув, свернулось в мягкий оранжевый шарик.

– Вот, – указал на него лимп, – как ты гомомрил. Круглые, омранжемые, маленькие. Мрманмарины!

Я только махнул рукой. Пусть будут такие мандарины. Настоящих все равно не найти. Проще смириться, чем пытаться переубедить.

– Мадим! Я – молодец? Ну медь пмрамда, я очень молодец! – лимп был очень доволен собой и даже пританцовывал.

– Ты явно где-то нашел и сожрал витаминку от скромности. И не одну, – усмехнулся я.

– Что?

– Ничего. Давай мне этих малышей, чем хоть их кормить, знаешь?

Я поднял с пола мохнатый «мандарин». Он был очень мягкий и теплый. Еще мне показалось, что он тихо урчит.

– Листиком им принесу, – сказал Ипс и высыпал остальных зверьков мне в ладони.

Лимп умчался, а я осторожно положил мохнатиков на стол. Нужно придумать им какое-то уютное местечко. Существа вели себя спокойно, не пытались убежать, лишь иногда моргали черными бусинами глаз и тихонько урчали. Я притащил из своей комнаты футболку, свернул из нее подобие птичьего гнезда и положил в него оранжевые мохнатые шары. Немного постоял над ними и полюбовался, поглаживая пальцем шерстку то одного, то другого зверька. Надеюсь, в нашей среде им не будет дискомфортно. Решил, что понаблюдаю за их состоянием, не хотелось бы погубить невинных животных из-за нашей забавы. Ипс вернулся через полчаса и высыпал горсть сине-зеленых листьев на стол возле импровизированного гнезда. Внимательно посмотрел на меня и спросил:

– Почему, Мадим, не смеешься? Ты мсегда смеешься, и нам месело!

– Я не люблю Новый год, Ипс.

– Но это же прамник! – лимп явно заволновался. – Я что-то сделал не так?

– Нет, нет! Ты тут совершенно ни при чем. Это… личное. Я не смогу объяснить.

Глаза защипало, и я отвернулся.

– Можно мне понять? – спросил лимп и протянул к моей голове свои худые руки. Я сначала инстинктивно дернулся, но потом позволил прикоснуться его тонким, слегка влажным пальцам к моим вискам. Что произошло дальше, я даже не могу описать словами. Мир вокруг пошатнулся, и я оказался глубоко под водой. Где-то на краю сознания теплилась мысль, что это все нереально, но потом меня закрутило в водовороте и потащило на глубину. Я не мог вдохнуть, вокруг мелькали лица, человеческие и инопланетные. Легкие жгло и выворачивало. Не в силах сдерживаться, сделал глубокий вдох, почувствовал, как вода заполняет их, раздирая на части, а затем мое сознание провалилось во тьму.

Очнулся я на полу и сразу же прижал руку к груди, делая судорожный глубокий вдох. Одежда моя на ощупь была сухой, да и из комнаты мы никуда не исчезали. Лимп что-то сделал со мной! Меня захлестнул запоздалый ужас, но сразу за ним пришла злость:

– Что ты сотворил? – прорычал я. Вернее, я думал, что зарычал, но из горла раздался лишь хрип.

– Я рамделил… сомнание тмое и мое, рамделил, – сбивчиво объяснял лимп, но я все еще ничего не понимал.

– Ты влез мне в голову? Что ты там сделал?

Я судорожно пытался проанализировать, нет ли у меня каких-либо изменений. Может, я уже и не свободный человек, а раб их расы, моя воля подчинена, и я буду делать все, что скажет этот сумасшедший «осьминог». Пока что я ничего особенного не заметил, за исключением небольшого головокружения, а еще я хотел в туалет.

– Я теперь мнаю, почему Мадим не хочет пмрамник, – грустно сказал лимп. – Тмоя семья… рамделилась, как сомнание…

– Ты… вы, лимпы, читаете мысли?

Вот это номер! Такой информации об этой расе не было ни у кого. Приподнялся и сел поудобнее, голова почти не кружилась. Я пялился на Ипса, ожидая продолжения разговора. Мне все еще было не по себе, но уже более любопытно. Кажется, инопланетянин был сильно смущен, он с трудом подбирал слова:

– Это не мысли, это… домерие… мне было мапрещено, но я нарушил.

Лимп замолчал, но потом, как будто что-то вспомнив, спросил:

– А кто такой Йулнана?

Меня бросило в жар, мое лицо стало пунцовым, я надеялся, что лимп не заметит и не начнет расспрашивать о природе этого странного явления. Но он не обратил внимания на цвет моей физиономии.