– Все будет хорошо!

– Не будет уже ничего хорошо! Меня убили эти цифры! Нет больше прежней Симки! Нет этой тупицы! Умерла она!

Дрожащей рукой она поправила головку первого поникшего тюльпана, будто могла справиться с его неизбежным увяданием. Замерла, глядя на цветок, перевела взгляд на Вэ, а затем и вовсе куда-то в пустоту… И вот это уже не Симка, а одна лишь тень от нее. Вэ попытался обнять любимую, но она увернулась, пролила на рубашку бокал вина.

– Не отстирается… – зло проговорила она.

– Отстирается. Все поправимо.

Тень прежней Симки встрепенулась, словно по венам пустили горячее отчаяние. Теперь она показалась Вэ похожей на море, не то ласковое, которое встретило их в первый день после свадьбы, а гневное и темное, охваченное неистовыми, яростными волнами, не ведающими покоя…

– Не надо утешать неудачницу! А все почему? Потому что я женщина?! Отец всю жизнь мечтал о сыне, а родилась я! И весь наш народ мечтает о Голове мужского пола! И не нужны никому мои инициативы!

– Это как с болезнью, милая. Вот, кажется, стабилизировалось состояние пациента, и наступает рецидив. В такие моменты важно продолжать бороться, не терять веру. Я часто думаю: «Что я не сделал, чтобы пациент пошел на поправку?» И пробую все возможные методы. Всегда находится то, что мы еще не испробовали либо пробовали, но не в нужных пропорциях…

Симка с размаху бросила в мусорное ведро скомканную рубашку.

– Хорошо же! Я буду бороться. У нас еще второй этап, – в ее голосе громом загрохотала решимость и уверенность.

А наутро Симка сделалась спокойной, вывела идеально ровные стрелки, накрасила губы.

– И не забудь выбросить мусор! – сказала она, проходя мимо стоявшего в коридоре пакета.

Гулко хлопнула дверь.

Осень была похожа на О, играла всеми оттенками желтого: дышала лимонами и яблоками, переливалась янтарем и охрой. По пути на работу Вэ размышлял о том, как может помочь Симке, и потерял бдительность: порыв ветра, узел шарфа, завязанный в спешке, чуть слабее, чем обычно, стечение обстоятельств, а следом голос:

– Молодой человек, из вас перья летят.

Женщина. Салатовая косынка, выбившаяся светлая прядь, в руке – красная сумочка. Ботинки на платформе. И рядом три желтых перышка.

– Вы что же, в кармане канарейку носите? – она рассмеялась, ей и в голову не пришло, что перед ней стоит клеточник.

Стоило просто отшутиться и спокойно уйти. Нет же, понесся как преступник.

Красная птица билась в груди отца… Билась красная птица.

Вэ запер дверь кабинета, расстегнул рубашку и подошел к зеркалу. О выглядела виноватой, возможно, она тоже думала о Симке.

– Нам всегда нужно помнить, что мы не они. Мы всегда в опасности.

До обеда приводили хорошо знакомых ему пациентов, а вот после…

Новый пациент оказался немым, и Вэ заподозрил неладное. Так и не мог распознать, играет пациент или нет, потому что не слышал его интонаций. Логика говорила ему, что так реалистично здоровый человек не может изобразить симптомы паркинсонизма, но О прижалась к задним прутьям клетки в страхе, и Вэ поверил ей больше, чем своей логике.

Прежде чем покинуть больницу, Вэ заперся в кабинете и просидел там какое-то время, слушая знакомую какофонию: писк дверей лифта, далекий звон телефона в регистратуре, шум колес каталки по полу.

Раздался телефонный звонок. Симка. Голос у нее расстроенный и уставший, тонул в шелесте статистических помех, она хотела узнать, во сколько Вэ собирается домой.

«Сейчас».

И Симка предложила встретиться, чтобы пойти домой вместе.

Вэ чуть не забыл взять со стола коробку шишек. Найти любимые Симкины цукаты не так-то просто, привозят под заказ.

Симка ждала на их месте, на шее – красный шарфик, в руке – зонтик-трость. Иногда она казалась Вэ похожей на хрустальную ножку фужера, чуть сожми, и сломается, а иногда она была будто из стали, вот как сейчас.

– В чем его преимущество? В том, что он начал путь раньше? А я как бы быстро ни бежала, не догоню его! Понимаешь? – Симка злилась всю дорогу, рассказывая о своем сопернике.

– У тебя все будет хорошо.

В ответ Симка рассмеялась фальшивыми аккордами на расстроенном рояле.

Но Вэ не мог думать о странном звучании Симки: за ними шли двое…

– Сегодня. Из меня посыпались перья… А теперь за нами идут двое… Уже долго.

– Послушай, это все…

Она, должно быть, хотела сказать «глупости», но не успела.

– Эй! Клеточник! Не торопись так! – крикнул один из преследователей и ускорил шаг.

Налево – дом. Направо – недостроенный квартал.

– Беги домой! Быстро! – скомандовал Вэ и бросился в сторону, прочь от их с Симкой дома.

О бросало из стороны в сторону, но бежать аккуратнее Вэ не мог. Ничего, если О поломает крылья, потом они с этим разберутся, главное сейчас – выжить.

Шлепала грязь под его ногами, и шлепала грязь под ногами преследователей. Больше они не кричали. Перепрыгивая через кучи строительного мусора, Вэ свернул в сторону бытовок и скрылся из виду.

– Клеточник! Выходи давай!

– Мы все знаем, чем все закончится, – рассмеялся второй.

Вэ обратил внимание на шахту лифта, проемы под коммуникации. Лихорадочно обвел взглядом лестницы: все как на ладони.

Внутри клетки стало тепло. О грела его, сжигала страх и отчаяние.

И Вэ понесся мимо недостроенной школы, мимо застрявшей в грязи брошенной машины. Не введенный в эксплуатацию панельный дом стал спасением. Вэ завернул за угол, пробежал несколько подъездов и прыгнул в окно первого этажа, под ногами захрустели осколки. Вэ кинулся в коридор. Вверх по лестницам, цепляясь за перила, помогая себе взбираться все выше, не теряя скорость.

На восьмом этаже он замер, вслушиваясь. Осторожно глянул вниз сквозь лестничные пролеты: нет движения.

Должно быть, они в первом подъезде обыскивают этажи… Потом, не обнаружив его там, заберутся во второй подъезд. Им нужно обойти все квартирные блоки.

– Вэ! – лихорадочный шепот взорвал пространство. – Ты здесь?

Внутри клетки стало холодно. О оцепенела, замерла, кажется, все ее перья встали дыбом от этого шепота. Вэ бросился вниз и обнаружил Симку на третьем этаже.

Вся бледная, заплаканная, она по-прежнему сжимала зонт в руках.

– Я следила за вами! Видела, что они зашли в первый подъезд! Боже мой, Вэ! – голос Симки гудел, как провода под напряжением.

– Зачем ты здесь?

Один он бы еще убежал, но вдвоем – почти невозможно.

– Мы успеем спуститься! – Симка потянула Вэ за рукав. – Быстрее!

Но Вэ уже услышал шаги потрошителей. Схватил Симку за руку и нырнул в первую попавшуюся квартиру. Прижал палец к губам. По щекам Симки покатились слезы, и она всхлипнула.

– Все кончено… Они убьют тебя и заберут твою птицу… – Симку трясло, она отстранилась, в глазах болезненный блеск. – Они используют Огонька во имя своих ничтожных дел… Боже, Вэ! – она вытерла слезы. – Если ты подаришь птицу мне, они не смогут ее забрать.

– Почему? – одними губами произнес Вэ.

– Потому что подаренная птица будет иметь способность помочь только тому человеку, которому ее подарили!

Откуда Симка это узнала…

На первом этаже потрошители ходили по стеклам, пинали мусор, нараспев тянули: «Клеточни-и-ик, выходи-и-и», а Вэ не моргая смотрел на жену, и образ ее складывался как оригами, превращаясь в бумажную птичку.

– Вэ! Единственное, что ты сейчас можешь решить, отдать птицу им или мне. Я буду бороться за права женщин, за бесплатное образование и медицину, я покончу с военным конфликтом на Трее. Я сделаю столько важного и нужного! И центр арт-терапии… Неужели ты так и будешь стоять и ждать, пока они возьмут птицу силой?!

– Я, конечно, не буду ждать.

Вэ расстегнул рубашку, коснулся пальцами дверцы. Это раньше Симкины глаза были глубокого темного цвета, сейчас они горели золотом, и ни зрачков, ни радужки – одно лишь отражение светящейся О, как предупреждающий сигнал светофора. И здесь либо жать на газ, либо на тормоз.