— Александр Васильевич, извините, но у меня чисто профессиональное любопытство. Как же в ваш треугольник — вы, Алевтина Кузьминична и Пряников — вписывается еще и Генералова?

Он перевел дыхание.

— Она — самый надежный друг... Секретов у меня от нее нет с тех пор, как я переступил порог ее дома. Она и об Але с Пряниковым все знала. Екатерина Ильинична не любит этого человека. Не раз говорила и мне, и Але: «По Пряникову не только тюрьма, но и веревка плачет». Она о нем знает нечто такое, что он ее побаивается. Ну, а когда Аля отлучила меня от себя на неделю, я с горя едва ума не лишился. Екатерина Ильинична и говорит: «Беру, Александр, тебя в любовники! Мы с тобой еще удивим мир и кое-кому нос утрем». И стали мы с ней напоказ всему миру и в кино, и в театр ходить, а однажды даже на курорт в Сочи ездили. Дикарями. Сняли там комнатушку. Она таскала меня за собой повсюду. Сначала я ужасно стеснялся своего дурацкого положения, а потом как-то привык к роли «любовника». Странно, но это сразу же подняло меня в глазах других людей. И почему так мир устроен? — удивился Тюльпанов.

А Иван Иванович никак не мог решить: что же связывает Тюльпанову и Пряникова? Как говорил сам Петр Прохорович о своей подруге: пришел — моя, ушел — чужая. Да и Тюльпанова, похоже, особой симпатии к Петеньке не испытывала.

Генералова знает о начальнике четырнадцатого участка такое, что заставляет его лебезить перед ней. Что может знать заместитель директора шахты по кадрам? О порядках, заведенных на участке, о сговорчивости бывалых мужичков?

Конечно же, Екатерина Ильинична поступила с Тюльпановым прекрасно, помогла ему сохранить реноме. Но каким способом! Впрочем, он внешне красавец. Иван Иванович снова окинул взглядом Тюльпанова. С таким пройтись по улице — честь для любой женщины. Этакий Алеша-русский богатырь. Глаза голубее неба. Шевелюра в крупных локонах на зависть принцессе-золотовласке. Мускулы — хоть на выставку культуристов. Щедрый, безобидный, послушный как ребенок.

Да только на словах совершать подвиги поди как легко. А когда приходит время взяться за дело, тут кузнецов своего счастья сразу убывает.

Кого в создавшейся ситуации мог осуждать Иван Иванович? Алевтину Кузьминичну? Тюльпанова? Екатерину Ильиничну? Пряникова? Не мог оставаться в стороне и академик. Что-то и он знал, по крайней мере, о личной трагедии своего ученика, которого за его талант выделил среди остальных: ввел в свой дом.

Уж очень неустойчивая основа была у той жизни, в которую в силу служебной необходимости заглянул сотрудник милиции Орач.

— Александр Васильевич, вы всегда после работы встречали свою супругу, я это уяснил. А что происходило вчера?

— Вчера... — Тюльпанов смутился. От смущения он краснел до корней волос и выглядел виноватым, взгляд его добрых глаз становился заискивающим. — Она позвонила еще перед обедом: «С мамой плохо. Еду». Я знал, что она поедет на машине Пряникова, он ей доверяет свой автомобиль. Спрашиваю: «Я тебе нужен?» Отвечает: «Я тут кое-что достала для Екатерины Ильиничны, она просила... Подъезжай к шести часам к Пролетарскому переезду, жди рядом с автобусной остановкой. Только без опозданий, у меня каждая минута на счету: дорога ведь дальняя». В шесть я был на условленном месте. Она подъехала с каким-то мужчиной. Шепчет мне: «Отвези этого мясника куда скажет. Нужный человек». Передала для Екатерины Ильиничны поллитровую баночку черной икры и коробку с двумя палками колбасы. Колбаса особая, каждая палка завернута в фольгу. Мужчина сел на заднее сидение, Аля чмокнула меня в щеку и прошептала: «Я тебя люблю. Знай это, что бы со мной ни случилось». Села в пряниковскую машину и уехала.

Его рассказ ни в чем не расходился с показаниями самой Тюльпановой и Пряникова.

— А кто был в машине с Алевтиной Кузьминичной? — полюбопытствовал Иван Иванович.

— Кто там мог быть? — удивился Тюльпанов. — Я не заметил... По-моему, никого. А что?

— Дорога-то дальняя, в оба конца без малого две тысячи километров. Да там, на месте, придется поколесить. Слыхал краешком уха, будто Генералова ей: «Возьми моего механика...» Ну, Прудкова, который помогал Екатерине Ильиничне ухаживать за машиной, — пояснил Иван Иванович, стараясь не давать Тюльпанову повода для ревности.

— Да нет, будто никого не было. А по совести, я и не приглядывался. Разволновало меня ее признание. Таких слов я от нее за все шесть лет ни разу не слыхал. Только однажды, перед свадьбой. Но с тех пор как она узнала, какой ей достался муж, — ни разу.

В сказке «Аленький цветочек» Настенька тоже не сразу сказала Чудищу: «Люблю». Нужно было время, чтобы родилось это светлое чувство в ответ на доброту.

Но чем вызвано предупреждение: «Что бы со мной ни случилось»? Что могло случиться с Алевтиной Кузьминичной? Неважно, где к ней подсели спутники: в Донецке или на Мариупольской развилке, но о том, что будет обстрелян Тельмановский пост ГАИ, она в любом случае не могла предположить. Если бы она думала о больной матери, то сказала бы «что бы с мамой ни случилось», но Тюльпанова почему-то сказала «со мной».

— А как выглядел тот «мясник»? — интересовался Иван Иванович. — Сколько ему лет? Какая внешность? Особые приметы: борода, усы, шрамы, родимые пятна?..

— Я к нему не присматривался. Не люблю Алиных знакомых, в каждом из них мне чудится Пряников... Не поверите, но я очень ревнивый. По сравнению со мной Отелло — невинный ребенок. Но мне хочется удушить не Алю, а всех, кто... Словом, вы меня понимаете. Соперников! Сел он на заднее сидение, и я старался не глядеть на него. Но ему где-то лет под пятьдесят... Глаза умные...

— А особые приметы? — намекнул Иван Иванович.

— Не знаю... Я же говорю, мне было неприятно смотреть на него... В сером свитере.

— С бородой?

— Бороды не было, это помню хорошо.

Умные глаза — конечно, тоже примета. Но скорее это эмоции. Одному глаза показались умными, а другому — злыми и хитрыми.

У Ивана Ивановича возникла мысль: взять Тюльпанова и нагрянуть с ним в гости к Щеранскому-Шурину (адрес в справочном, наверное, уже подготовили). А вдруг Александр Васильевич опознает: «Этого я возил на Северный автовокзал». Проверить Щеранского-Шурина. Фамилию-то он сменил, да натура осталась та же. Нашел себе теплое местечко: холодильник. Возможно, предлагал Алевтине Кузьминичне «дело»: «У тебя солидная клиентура, у меня — солидный товар». А уж в городском государственном холодильнике солидный склад всяких продуктов, в том числе самых дефицитных.

Познакомиться с Шуриным-Щеранским все равно придется. Но всему свое время. В розыске важно из множества возможностей выбрать ту, которая ведет к цели самым коротким путем. Является ли в данный момент Шурин М. А. именно тем звеном, которое ведет к истине?

— Александр Васильевич, где вы расстались с мясником?

— Он сказал: «На Северный». Подъехали к автовокзалу. Он подтолкнул меня в плечо, мол, здесь. Я остановился у тротуара. Он хлопнул дверцей и пошел куда-то назад, за машину. Я с облегчением вздохнул и поехал сюда, к Генераловым. Вот и все.

«Негусто», — подумал Иван Иванович. Не прибавилось ни одной детали к обвинению против Тюльпановой.

Иван Иванович не видел никакого смысла держать Тюльпанову под арестом. Во имя чего?

Полковник Строкун убежден, что в машине, из которой обстреляли Тельмановский пост ГАИ, было двое. Но подтвердить это сможет только экспертиза и следственный эксперимент, на что требуется время. А уже на исходе тридцатое апреля, потом будут три дня праздников, время повышенной готовности милиции. Кому же заниматься экспертизой? Не исключено, что баллистическая экспертиза породит новые вопросы, не ответив на прежние. Что она может подтвердить? Что стреляли из того автомата, который позже нашли в канаве, — в этом Иван Иванович и так не сомневался. Стреляли на ходу или с места. Это тоже известно.

Хорошо бы обнаружить в машине отпечатки пальцев Кузьмакова и Дорошенко. Их сравнят с теми, которые есть в картотеке. И тогда можно припереть Алевтину Кузьминичну фактами. А пока — лишь подозрения. При выезде из Донецка в 18.08 с ней в машине, по показаниям Тюльпанова, никого не было.