Правда, за это время она могла доехать от магазина «Акация» до места встречи с Тюльпановым. Но магазин грабили бородатые, а с ней сидел безбородый «мясник» в сером свитере. Неужели успел переодеться за несколько минут, пока они ехали от мебельного до Пролетарского переезда, где их ждал Тюльпанов?

Придется провести следственный эксперимент, — решил Иван Иванович. Но только в том случае, если во время беседы с Шуриным возникнет что-то подозрительное. А если у человека чистое алиби: был на продуктовой базе...

Иван Иванович начинал уже нервничать: все факты какие-то неопределенные, их можно толковать и так и сяк. Даже нечего доложить Строкуну, не говоря уже о том, чтобы за что-то зацепиться, как это ему удалось в случае с Кузьмаковым и Дорошенко.

Иван Иванович встал с кресла и поблагодарил Тюльпанова, к которому испытывал особую симпатию. Вошла Екатерина Ильинична:

— Сани все нет и нет, не знаю, что и думать. Мой академик голоден, рычит по-волчьи. А как у вас дела?

— Уже поговорили... Но мне — в управление.

— Иван Иванович! Чтобы я отпустила вас голодного? Убеждена, что вы за весь день ни разу по-людски не поели.

Он вспомнил холодный бифштекс, который пережевал на ходу, пока нес еду Тюльпановой, и у него вмиг засосало в желудке.

— Времени не хватает, — оправдывался он.

— Мы нужны государству здоровыми, — резонно возразила Генералова. — А с язвой вы будете интересны лишь хирургу и терапевту. За стол! Академик так и сказал: «Подай мне хотя бы одного из Орачей».

Екатерина Ильинична подцепила Ивана Ивановича под руку и повела за собой.

Они спустились на веранду. Именинник уже сидел за столом и озорно, как мальчишка, стучал вилкой и ножом по краю пустой тарелки.

— С голоду умираю! — твердил он.

Екатерина Ильинична поцеловала мужа в макушку.

— Привела Орача. Начинаем.

Стол был богатый, сытный и разнообразный. Все сели, зазвенели ложки и ножи. Компания готовилась к первому тосту.

Зазвонил телефон:

— Саня! — сказала Генералова, вставая из-за стола. — Будет оправдываться... Но выволочки ему не миновать!

Она обращалась ко всем, но Иван Иванович понял, что эти слова предназначались для него.

Генералова выплыла из-за стола, сняла трубку. Лицо ее выразило недоумение:

— Здесь, — подтвердила она. — Здравствуйте, Евгений Павлович. Передаю. — И Орачу: — Вас, Иван Иванович... Разыскали пропажу.

Евгений Павлович был явно расстроен. Говорил сдержанно, старался сохранить спокойствие. Но за долгие годы совместной службы Орач изучил его.

— Погутарил с Тюльпановым? Ну что?

— Бои местного значения, — ответил Иван Иванович, давая понять, что ничего существенного он здесь не обнаружил.

— Кончай именинничать, жду. — И повесил трубку.

После такого заявления начальства аппетит пропадает моментально.

— Извините! — сказал Орач хозяйке дома. — Служба.

Екатерина Ильинична начала готовить ему в дорогу «тормозок».

— У вас с Евгением Павловичем все еще продолжается вчерашний день. Перехватите.

Генералова пошла провожать Орача к машине, которая стояла у ворот. Она несла нажористый сверток. Передала его водителю:

— Сергей, скормите ему хотя бы половину.

Когда машина тронулась, Сергей сказал:

— Иван Иванович, и в самом деле поели бы... Потом будет некогда: вас по рации разыскивал полковник. Я ответил, что вы у Генераловых.

«Что же там стряслось? — с тревогой думал Иван Иванович. — И Саня где-то задержался. Не связаны ли эти события?»

Он взял бутерброд с красной икрой и маслом, начал жевать, не чувствуя вкуса.

— А ты-то? — спросил он водителя.

— Матрена Ивановна закормила до полусмерти, — ответил Сергей.

Войдя к Строкуну, Иван Иванович спросил:

— Что тут случилось?

И увидел Марину. Она сидела в уголке возле стены в привычной для нее позе — вполуоборот: повернуться ей мешала подрезанная когда-то жила на шее.

«Санька!» — забилось, заклохтало сердце всполошившейся квочкой, которую согнали с гнезда. — Неужели что-то с ним?..»

Иной причины, которая заставила бы Марину придти сюда, к ее давнему знакомому Строкуну, не было.

— Сдать оружие, гражданин Орач! — приказал Строкун, поднимаясь из-за стола. — Вы арестованы.

Первой мыслью, промелькнувшей в тот момент в голове Ивана Ивановича, была «разыгрывает».

— Что за дурацкие шутки! — возмутился он.

Но Строкун был по-прежнему суров. Кроме того, в кабинете сидела «посторонняя» — Марина. Нахмурилась, сверлит недобрыми глазами Ивана. Словно обвиняет в тяжком преступлении. Только не помнит Иван Орач за собой грехов.

— Вы же знаете: оружия при мне нет... Да объясните же, в конце концов, что это все значит.

— Гражданин Орач, отставить р-разговорчики! — оборвал его Строкун.

Вышел из-за стола. Демонстративно поставил посреди кабинета стул, как арестованному на допросе. И ткнул на стул указательным пальцем.

Иван Иванович сел. Строкун протянул ему пачку протоколов, подписанных короткой, ломаной на конце подписью: «Крохина М.»

— Гражданка Крохина явилась к начальнику областного управления МВД генералу Гладышеву с повинной, — пояснил Строкун. — Она призналась, что двадцать девятого апреля в восемнадцать ноль две вместе с двумя сообщниками, Иваном Орачем и Александром Орачом, совершила вооруженное ограбление мебельного магазина «Акация». Она «брала» кассу, Александр Орач в это время устроил «шмон» в кабинете директора, а Иван Орач стоял с автоматом в дверях и наводил страх на присутствующих. Для маскировки все трое прикрепили фальшивые бороды. Показания Крохиной убедительны, они не противоречат имеющимся в следствии данным. Вам, гражданин Орач, осталось лишь прочитать показания Крохиной и признаться в содеянном. Если вы вернете следствию награбленное, я по старой дружбе впишу в протокол, что вы это сделали добровольно.

Иван Иванович вскочил со стула:

— Пошли вы... оба!!!

— Гражданин Орач, если вы не прекратите безобразие, я вызову конвой и запишу в протокол, что вы оскорбляли полковника милиции, который находился при исполнении служебных обязанностей.

Иван Иванович взмолился:

— Да мы же сидели с тобой вдвоем, когда позвонил участковый... Решили покончить с курением, я еще выбросил в окно твою последнюю пачку сигарет. И свою тоже.

— Неубедительно, гражданин Орач, — Строкун показал на горку окурков в пепельнице: мол, ссылка на то, что выброшена в окно «последняя пачка» — несостоятельна. — И кто с кем где «сидел» — в протоколе не записано, — делая ударение на слове «сидел», сказал Строкун.

— Да бросьте вы меня разыгрывать! — возмутился Иван Иванович.

Строкун разложил на столе портреты бородатой троицы.

— Подойдите ближе, гражданка Крохина. Кого вы здесь узнаете?

Марина подошла и ткнула пальцем в один из портретов.

— Это он, — она кивнула на Ивана Ивановича. — Это — я, глазастая. А третий — Александр Орач, мой племянник.

— Да ты что, белены объелась! — не выдержал Иван Иванович.

— А ты — мухоморов? — вдруг перешла в атаку Марина. — Отдал распоряжение взять у Саньки подписку о невыезде! И язык не отсох при этом. А ну, покажи, есть он у тебя! — Она подступила к Ивану, намереваясь вцепиться ногтями в его физиономию.

— Но, но! Сообщники! — прикрикнул Строкун. — Марш на свои места!

— Какая-то шизофреничка нагородила черт знает что, и он на основании этого возвел на сына обвинение! Грабил магазин вместе со мной! — заорала она. — Попробуй докажи, что нет! Под расстрелом это же подтвержу! — Ее колотила нервная дрожь.

Конечно же, она была права. Защищая Ивана Орача двадцать лет тому назад, она пошла на нож, на унижение. А сейчас с неменьшим неистовством защищала своего любимца Саню.

— Извини, Марина, — покаялся Иван Иванович. — Перегнул... Решил: пусть все будет по закону. Саня не виновен, так что все встанет на свое место. И еще этот Крутояров мозолил глаза. Я же понимал, что он ждет не дождется, когда я где-то в чем-то ошибусь, допущу какую-нибудь оплошность, и он тут же по инстанции напишет докладную.