За окнами — весна. Даже в эту предвечернюю пору термометр, прикрепленный к раме с наружной стороны, показывает плюс 16°С. Широкая, еще предвоенных времен форточка в кабинете зам. начальника областного управления полковника Строкуна настежь. Из нее валит дым, будто в помещении смалят кабана.

Курцов двое: Строкун и Орач. Тема беседы приятная: замначу уголовного розыска Ивану Ивановичу присваивают очередное звание. Приказ уже прибыл, он лежит в сейфе начальника отдела кадров. И хотя содержимое сейфов областного управления милиции — строжайшая служебная тайна, но полковник Строкун «случайно» видел приказ собственными глазами.

Теперь начальство ждет случая. Завтра, 30 апреля, накануне Первомая, состоится торжественное собрание и генерал зачитает приказ.

— Иван Иванович, уж мне-то ты поверь, — поучал Строкун своего друга, — хочешь стать подполковником — гладь майорские погоны вдоль просвета. Верная примета, на себе испытал.

— А каким утюгом? — в тон ему спросил Орач.

— Горячим, Иван Иванович, горячим, но... чтобы не запахло паленым.

На душе у Орача спокойно: месяц заканчивался без особых ЧП. Если что-то и было, то будничное, в пределах среднестатистических данных. Правда, впереди еще два дня... Но думать о неприятностях, из которых в общем-то и состоит жизнь работника милиции, в торжественный для Орача момент не хотелось. Да и причин пока не было. Конечно, в тихом омуте порою водятся не только караси. Но это, как говорят на Донбассе, дело третье, всего заранее не предусмотришь.

— Ну и начадили! — проворчал Строкун, вроде был к этому совершенно не причастен.

Пошарил глазами по кабинету в поисках выхода из создавшейся ситуации. На столе, на самом красном месте, жила пепельница — хохочущий Мефистофель, опиравшийся на копыто и хвост. Работа искусника из исправительно-трудовой колонии. Подарил Евгению Павловичу эту безделицу за помощь в одном «бузотерном» деле начальник Управления исправительно-трудовых учреждений Виталий Афанасьевич Тонконог.

Строкун сгреб пепельницу в кулак и принялся колотить ею по шпингалетам, прикипевшим за зиму к своему месту. Поскрипев на несправедливость судьбы, шпингалеты подались, Строкун рванул раму, и в кабинет, вороша бумаги на широком полированном столе, влетел озорной весенний ветерок.

— Теперь я понимаю, почему Петр Первый прорубил в Европу окно, высадив раму в дымной таверне, — брошу курить, — благодушно бубнил Строкун, возвращаясь к столу. — Как говорят зэки, завяжу. Вот закончу последнюю пачку и...

— Зачем же благое дело откладывать в долгий ящик? — сказал с усмешкой Орач. Подошел к столу, сгреб в ладонь красно-багровую пачку сигарет, смял ее и на глазах у опешившего Строкуна выбросил в окно.

Строкун подхватился с места:

— Да ты что?!

— Считай, что мы с тобой закончили. У мужчин так: или — или. — Вслед за красной пачкой полетела и синеватая: это Орач выбросил свои сигареты.

Замигала белая клавиша настольного коммутатора. «Дежурный по управлению».

Звонок внутреннего телефона всегда таит в себе какую-то угрозу. Пусть не явную, лишь возможную. Это — отделы, это — службы всей области. Донбасс — огромный, своеобразный регион. Вот уже сто лет сюда со всей Руси великой стекается люд, едут самые бойкие, сноровистые, и уж среди них непременно найдутся бузотеристые, шалые. Здесь оседает немало тех, кто отбыл срок наказания и хочет начать жизнь заново — всем работа находится. Словом, пять миллионов городского населения, которое разномастно по своему социальному и национальному составу, по характерам, наклонностям.

Донбасс — это тысячи судеб, а для работника милиция это еще и тысячи магазинов, сберкасс, квартир...

При первых же словах дежурного Строкун переключил телефон на динамик и кивнул Орачу: «Слушай!»

— Товарищ полковник, — докладывал дежурный, — по сообщению участкового инспектора старшего лейтенанта Дробова в восемнадцать ноль две трое или четверо неизвестных забрали выручку в мебельном магазине «Акация», что на углу Октябрьской и академика Овнатаняна.

Строкун посмотрел на овальные часы, стоявшие на столе: 18.13. Иван Иванович перехватил его взгляд. Уходит драгоценное время! Ему, исполняющему обязанности начальника уголовного розыска, следовало бы срочно мчаться на место происшествия, но вначале надо выслушать сообщение дежурного. Тот выдавал первичную информацию:

— Один из них стоял у входных дверей с автоматом, второй, угрожая пистолетом кассиру Гудерман Фриде Львовне, потребовал, чтобы она опустила в подставленную спортивную сумку дневную выручку — шестьдесят семь тысяч рублей, приготовленные для инкассатора. Кассир выполнила требование. Третий в это время обрезал в кабинете директорши Нонны Вениаминовны Матронян телефон и заткнул ей рот перчатками. Сказал: «Если выплюнешь сосочку раньше, чем через десять минут, приглашу на «Кровавую Мери».

«Юмористы, — привычно оценивал Иван Иванович первичную информацию. — Это от опыта и уверенности в себе, Тот, который у директорши в кабинете кляп из перчаток назвал «сосочкой» и запретил ее «выплевывать» (а проще и обычнее было бы сказать: «Не вынимать»), пообещал пригласить на примитивный коктейль: водка с томатным соком. Зато какое впечатляющее название: «Кровавая Мери». Пси-хо-олог!» — заключил Орач. Он был уверен, после такой «обработки» Матронян не выплевывала кляп ровно десять минут. А за десять минут, вернее, уже прошло четырнадцать минут, — Иван Иванович не спускал глаз с секундной стрелки, — по хорошо знакомой дороге можно проскочить полгорода.

— Подожди, — предупредил полковник дежурного и, прикрыв трубку ладонью, спросил Орача: — Иван, что у нас было по автомату? Какая-то ориентировка...

— Полгода тому на Кубани сняли с поста тетю из вневедомственной охраны. Она дежурила с ППШ...

— Надо будет запросить Краснодар. Что у них прописалось по автомату за это время.

Орач нетерпеливо топтался на месте.

— Что-нибудь по машине есть? — требовал от дежурного Строкун.

— Напротив магазина видели «жигуленок» бежевого цвета с открытым багажником. «Жигуленок» тут же умчался.

— Номера! — приказывал полковник, понимавший, что машина — важная ниточка к поиску, и чем скорее ее нащупаешь, тем ближе и безболезненнее путь к конечному результату поиска.

— У «жигуленка» бежевого цвета задний номерной знак был заляпан грязью. Серию не видно. По номеру — путаница: 15—18 или 13—18, то ли наоборот: 18—13. Не исключено, что 18—15.

— Оперативная группа? — торопил события Строкун.

— Выезжает, товарищ полковник.

— Хорошо. Держите меня в курсе.

Последние слова были данью привычке, конечно же, дежурный будет докладывать заместителю начальника областного управления обо всем, что ему сообщат.

Бросив трубку в гнездо настольного коммутатора, Строкун не без удовольствия заметил:

— А разворотлив этот участковый, старлей Дробов. — И снова посмотрел на часы: — Давай, Иван! — кивнул Строкун замначу уголовного розыска. — Вот и будет проверочка твоим новым погонам. А я пока тут поработаю по «жигуленку» бежевого цвета. Если что-то пропишется — сообщу. — И выругался: — Где-то же, сволочи, достали автомат. — И отдал распоряжение ввести в действие систему перекрытия всех дорог из города.

Направляясь к двери, Иван Иванович обратил внимание на то, что Строкун шарит глазами по столу — ищет сигареты. Заядлый курильщик, в напряженное время он не выпускал изо рта сигарету, заканчивалась одна, прикуривал от нее следующую. «На спичках экономлю», — шутил он, когда его укоряли: мол, слишком много курите, товарищ полковник.