— Ее сакраментальное выражение: «Деньги ничего не стоят, если они у человека есть». И еще из ее же фольклора: «Ничто не дается нам так дорого и не ценится нами так дешево, как наша зарплата». Словом, о деньгах поговорить любит, но сказать, что она из породы падких на деньги, не могу. Совместная зарплата супругов Генераловых в эту пору — 810 рублей. Нынешних доходов не знаю, но у академика нередки заграничные командировки, в том числе в капстраны, где печатались его труды. Детей нет. Дом — полная чаша. Екатерина Ильинична патологически боится воров и грабителей. По этой причине на каждой двери по два-три замка, ключи к которым, как свидетельствует реклама, не подбираются. На наружных дверях — амбарные задвижки. По моему совету Екатерина Ильинична передала под контроль отделу охраны и квартиру, и гараж.

— Интересная характеристика! — согласился Иван Иванович. — А главное, убедительная.

— Екатерина Ильинична — личность, — с веселинкой пояснил начальник ОБХСС. — Случись вы на моем месте пять лет тому назад, и у вас был бы полный кузовок всяких сведений о Генераловой. Но с какой стороны она вас сейчас заинтересовала?

— Она является владельцем «Жигулей» бежевого цвета. Похожая машина, по всей вероятности, увезла тех, кто забрал выручку мебельного магазина «Акация».

— Хорошо, поручу своим ребятам поворошить старое дело: вдруг потребуется какая-то фамилия или адрес, — заверил начальник управления ОБХСС. — Но предположить, что Генералова имеет какое-то отношение к вашему мебельному...

— Пока что магазин нам не сдали по акту, — отшутился Иван Иванович. — Он числится за фирмой «Мебель».

Этот в общем деловой разговор чем-то его не устраивал. Недопустимо игривый тон. Он не думал, что женщина, в которую влюблен (или же был влюблен) его сын, должна быть вне подозрений, но какое-то чувство уважения к Генераловой в нем жило. А тут вольно или невольно ее имя снова выплыло в связи с ограблением магазина.

«Ерунда на касторовом масле».

В устах Ивана Ивановича это выражение означало «верх нелепости». Его любимое ругательство. Оно перешло к нему от матери. В голодном 1933-м мать готовила семилетнему сыну такое лакомство: деруны на касторовом масле. Если касторку хорошо прожарить, не будет пагубных последствий. А поспешишь — пеняй на себя... Словом, голод — не тетка и нужда — не теща: научат щи лаптем хлебать.

Подъехал Строкун, распахнул дверцу и обругал Орача:

— Чертов Иван! Выбросил курево, а там было полпачки. Во рту — горчица с полынью и голова — базарным арбузом. На-ка, попробуй на спелость, — он зажал свою голову руками, будто это и в самом деле был арбуз. — Убежден: не реквизируй ты сигареты, «мебельный» не ограбили бы. Я же без курева ни черта не соображаю.

Строкун вышел из машины.

— Что у нас тут прописывается?

Иван Иванович доложил о ловких бородачах, которые действовали нахально и самоуверенно.

Строкун, выслушав сообщение, спросил:

— Что бы сделал ты, Иван Иванович, «одолжив» у ротозеев шестьдесят семь тысяч рублей?

— Я бы постарался как можно быстрее смыться. Забиться не знаю куда, надежно упрятав то, что досталось.

— Считай, что уже сороковую минуту они следуют твоему совету. Правил уличного движения не нарушают, не дай бог привлечь к себе внимание работников ГАИ. Какая у нас средняя скорость движения транспорта по центральным улицам города в часы пик? Во-сем-над-цать! — ответил Строкун на свой же вопрос. — Значит, бежевый «жигуленок» с квадратненькой сумой-корзинкой из «тяжелого» брезента уже покинул пределы Донецка.

Строкун вдруг рассердился и шикнул на своего водителя:

— Да разживись ты где-нибудь приличными сигаретами!

Водитель открыл маленький багажничек, который называют «бардачком», и извлек из его глубины бордовую пачку сигарет «Мальборо».

— И молчал! — обрадовался Строкун.

— А вы же не спрашивали. Ругали Ивана Ивановича — было, а у меня не спрашивали.

Закурив, Строкун сразу подобрел:

— Другое дело... Теперь-то уже непременно...

— А по машине СЛГ 18—17 ничего не прописалось? — осторожно спросил Иван Иванович, не называя фамилии Екатерины Ильиничны.

— Послал Смородин какого-то олуха! — чертыхнулся Строкун. — Предупреждал же: симпатичного, умного... А этот явился к Генераловой: «Откройте багажник вашей машины, надо проверить его содержимое». Ну она его и послала... куда подальше. Предъявите, говорит, ордер на обыск. На дороге вы имеете право проверить, что у меня в багажнике, а в гараже — нужен ордер.

Они помолчали. Выкурив одну сигарету, Строкун тут же прикурил от нее вторую: он истосковался по куреву.

— Вот что, Иван Иванович, поезжай-ка ты к Генераловой сам, — решил замнач областного управления. — Машина! Сейчас все дело в машине. А здесь, — кивнул он на здание магазина, — пока обойдутся без тебя. Я присмотрю. — И с досадой воскликнул: — За пятьдесят семь секунд управились! А магазин-то на бойком месте. Наверняка примерялись несколько дней: подъезд, место стоянки машины — основное, запасное; график работы магазина, время инкассации... Всё учли. Словом, крутились вокруг да около, не невидимки же! Кто-то их видел. Допустим, бороды у них липовые. А каковы они в натуре? Очень уж хочется увидеть их бритыми. Я займусь магазином, а на твоей совести, Иван, машина Генераловой. Не мне тебя предупреждать о деликатности.

По рации басил голос начальника ГАИ Смородина:

— Вертолеты проверили короткую дорогу на Таганрог до самого Старобешево. Ничего подозрительного. По Мариупольскому шоссе есть пара машин на примете: ближняя к нам — километрах в восемнадцати-двадцати, самая дальняя километрах в шестидесяти: проехала волновахский пост ГАИ. Дежурного на посту предупредить не успели, и он не обратил внимания на машину, тем более, в районе поста она прошла в пределах дозволенного: сорок километров. «Жигули» светло-серого цвета, за рулем — женщина.

«Женщина...» — подумал Иван Иванович, оценивая новые факты. Ни в материалах, накопленных розыском, ни в докладах участкового Дробова сведений о женщинах, причастных к ограблению «Акации», не значилось.

Видимо, то же самое подумал и Строкун, отозвавшийся на призыв начальника управления ГАИ.

— Женщина... Миновала волновахский пост... За сорок пять минут — шестьдесят километров по трассе... Да если учесть, что от магазина до шоссе не менее пятнадцати. В часы пик... А твой гаишник случайно бородатых в машине не приметил?

— Ничего не говорил об этом. Женщина за рулем. И — всё. Ехала нормально. Возможно, за постом увеличила скорость. Других сообщений пока нет.

— И все-таки пусть под Мариуполем ее встретят: серия, номер и по части бородатых спутников в спортивных костюмах. Впрочем, не исключено, что в дороге они побрились. Действовать со всеми предосторожностями!

— Встретим на городской развилке, — пообещал полковник Смородин, — я уже распорядился.

— А не поздновато на развилке? — усомнился Строкун. — Не вильнула бы куда в сторону.

— Хорошо, сработаем с опережением, встретим на въезде в город. Только вы, Евгений Павлович, сами же усомнились: вряд ли это наша желанная.

— Судя по всему, на нашу не похожа... Или же она чемпион авторалли. Но на всякий случай, чтобы потом не корить себя за ротозейство.

— Выставим пост на въезде в город, — заверил полковник Смородин. — Других «скоростников» перехватим на волновахском посту.

— Только со всеми мерами предосторожности, — напомнил Строкун. — Не забывайте об автомате и пистолете.

— Примем меры. Усилим пост, срочно подошлем автоматчика в жилете. На въезде в Мариуполь тоже не помешает выставить вооруженный пост.

— Действуйте, — дал добро Строкун.

— А вот по машине Генераловой, — виновато заговорил полковник Смородин, — компот с пирогами из старых ботинок прописывается. Сняла Екатерина Ильинична машину с колодок и, как мне стало только что известно, двадцать шестого апреля начала обкатку... в компании с давним другом. На вопрос моего гаишника, который остановил ее за превышение скорости, что побудило Генералову так рано открыть сезон, ответила: «Хорошая погода».