— Значит, те пять лет, что ты работал, а я была в своём мире, ты работал на Буржуа с мыслью, что потом будешь моим охранником?

— Значит, так.

— Ты такой милый.

Он улыбнулся и взял Тен-Тен за руку.

Париж был объят брусчаткой, асфальтом и культивируемым газоном. Малое количество деревьев компенсировалось их аккуратностью: муниципальные службы следили за кронами, состоянием коры и общим внешним видом. Домики вокруг были низкими и серыми, но почему-то казались сказочными.

Тен-Тен думала, больше не рассматривая пейзаж. Лука, меняющий время по своему усмотрению, не давал ей покоя.

— Ты, значит, можешь вернуться в любую точку своего прошлого, и изменить будущее, как тебе захочется?

Он кивнул, но как-то рассеянно.

— Не совсем так. Я возвращаюсь максимум до момента, когда получаю Талисман Сасса. Мне тогда было пятнадцать. Раньше, сама понимаешь, не выходит, иначе возникает временная неопределённость: силы есть, Камня Чудес нет.

— Существуют хоть какие-то ограничения для твоей силы. Это неожиданно успокаивает.

Лука рассмеялся, поднёс её руку к губам и осторожно поцеловал кончики пальцев.

— Ограничений много, Тен-Тен, — у неё спина покрылась мурашками от того, как он произнёс её настоящее имя, — и они постоянно добавляются, когда события идут как нужно.

— В смысле?

— Раньше я пролистывал так много вероятностей развития будущего, но ни одного раза я не сталкивался с тобой. Может, ты не попадала в этот мир, потому что квами тебя не призывали. Или же тебя убивал Ван Фу, ведь он был к этому очень близок. Не знаю. Но теперь, когда я наконец с тобой встретился, время приняло твоё появление как нечто постоянное. Сколько бы я ни отматывал назад, ты появляешься, вне зависимости от внешних событий. Мир сам наводит реальность, чтобы квами призвали именно тебя.

— Сложновато.

— Время никогда не было простым.

Ехать до парка оказалось намного дольше, чем идти по дворам. Лука знал город лучше собственной ладони, так что он без проблем привёл Тен-Тен лишь немногим позже начала церемонии. По крайней мере, статуя Ледибаг и Кота Нуара была ещё накрыта плотной тканью.

— Вон Одри, — кивком указал Лука.

Тен-Тен и сама бы догадалась, что эта ослепляющая блондинка — Одри Буржуа. Она была из тех людей, которых невозможно проигнорировать или не заметить: слишком яркая, как конфетти на снегу. Куноичи отметила, что мадам Буржуа совершенно не шло фотографироваться: вживую она выглядела намного натуральнее.

Её не портили ни увеличенные хирургией губы, ни явно искусственная грудь. При взгляде на Одри Буржуа Тен-Тен ощутила ностальгию: примерно так же себя показывали и вели придворные дамы во дворце правителя страны Огня. Не приближённые к его жене, а именно придворные — жёны чиновников, генералов, казначеев и торговцев. Излишняя роскошь и громкость.

— А вот и моя дочь! — изящная рука в чёрной перчатке указала в сторону Тен-Тен. — Прошу любить и жаловать: Клони Буржуа!

Тен-Тен едва удержала лицо. Клони? Серьёзно? Если бы Такахаши подверглась такой остракизме, как Одри, она бы выучила не только имя собственного ребёнка, но и всю его биографию с младых ногтей. Хотя нет. Тен-Тен просто не оказалась бы в такой ситуации, она для этого была слишком умна.

Папарацци обратили внимание на Хлою. Да уж, интерес СМИ не успел погаснуть за одну ночь; наоборот, он разгорелся, как лесной пожар сухим летом. Тен-Тен обступили со всех сторон, оттеснив от неё Луку каким-то совершенно немыслимым способом. Ну или Куффен сам не хотел лишний раз попадать под дуло объектива. Такахаши не знала, что у Луки с семьёй, а телевизор в Париже смотрел каждый второй.

Вопросы текли один за другим, микрофоны утыкались Тен-Тен в плечи, как пики. Такахаши мотала головой, пытаясь разобрать в выкриках хоть что-то членораздельное — и вдруг увидела рядом с Одри девочку, до этого остававшуюся в тени женщины.

Её фигура словно всплыла поверх гвалта и шума вокруг. Тен-Тен смотрела на девочку, ровесницу Хлои, чья ненависть внезапно оказалась разлита в глазах, отравила губы, пропитала каждую клеточку. Девчонка была красивой, от Одри, — о, это точно была сестра Хлои, фамильное сходство налицо и на лице, — она взяла только самое лучшее: светлые волосы, разрез глаз, пухлые губы и милый вздёрнутый нос. Одна прядка у лица была выкрашена в ярко-розовый — словно знак несогласия с собственной нежной внешностью.

И ненависть совершенно не портила точёное личико. Этот яд словно придавал картинке завершённость, напитывал её цветом, делал резкий контур. Без огня в глазах и злобы в улыбке вторая дочь Одри Буржуа казалась бы слишком блёклой, не спасла бы и розовая краска на волосах.

У Хлои и этой девочки были разные отцы, это было понятно с первого взгляда. От своего папаши тело Тен-Тен переняло светлую кожу, аристократизм, ледяные глаза и тонкие губы. Девочка, стоящая рядом с Одри, взяла от отца более восточные черты: тонкую переносицу, миндалевидные глаза, узкий подбородок.

Лука растолкал папарацци и провёл Тен-Тен к матери Хлои. Такахаши едва не задохнулась: Одри использовала слишком много удушающе-сладких духов. Она пахла, как сосредоточие всего яда на планете.

Одри расцеловала Тен-Тен в обе щёки, не оставляя при этом на коже помады — видимо, губы у женщины были татуированы. Девочка не-Буржуа смотрела на это с тихой злостью, не делая даже попытки поприветствовать сводную сестру. На кивок от Тен-Тен она не отреагировала.

Папарацци жадно следили, снимая каждую секунду единения. Одри болтала про то, как она была удивлена, когда Хлою показали в новостях. Про акуманизацию и бред насчёт связи женщины с Габриэлем — «они бы никогда, они только друзья, и не более!». Говорила она убедительно, и, если бы Тен-Тен было до этого дело, она бы даже могла поверить.

Но ей было плевать. Весь фокус её внимания сместился на сводную сестру Хлои, так и оставшуюся неназванной. Девочка горела в своей ненависти, закалялась ею, питалась. Это было знакомое и очень опасное состояние: так же горел Саске Учиха в своём стремлении уничтожить всё на пути к цели. И цель эта, между прочим, была убийством собственного брата. Ничего не напоминает?

Камеры были нацелены на Одри, и Тен-Тен смогла отойти в сторону, к накрытой покрывалом статуе. Она встала рядом с хмурым мужчиной, смотрящим на открытку с Ледибаг — очевидно, фанат. Учитывая, что джинсы мужчины снизу были испачканы в каменной пыли, а руки украшали специфические шрамы, он был скульптором.

— Долго делали эту статую? — спросила Тен-Тен, больше действуя наугад.

Мужчина поднял на неё взгляд и слабо улыбнулся.

— Пять месяцев. Внутри камень, снаружи бронза.

— Символично.

Вторая улыбка была намного искренней. Мужчина убрал открытку во внутренний карман пиджака и перекатил во рту палочку от леденца. Тен-Тен поначалу даже не обратила на конфету внимание: так обычно в её деревне носили сенбоны, длинные иглы. Привыкнув к такой носке оружия, ты добавляешь себе шансов в бою: мало кто успевает среагировать, если ты плюёшься железом прямо в противника.

Она ощутила короткий укол ностальгии, когда снова посмотрела на полосатую палочку. Конфета. Всего лишь конфета. Очень вредно для зубов.

— Я думал, что Хлоя Буржуа ничего не понимает в искусстве.

Тен-Тен пренебрежительно фыркнула.

— В искусстве? Я полный ноль. Но вот символизм мне близок. Камень — это сила, стойкость, нерушимость.

— Бронза — вера в силу, доверие, — подхватил мужчина. — К тому же её использовали как оккультный материал… Я, кстати, Тео. Тео Барбо, скульптор.

Он протянул руку, которую Тен-Тен с некоторой неуверенностью пожала. Это был первый раз, когда она взаимодействовала с кем-то… так.

Пожалуй, поклоны ей нравились больше.

— И большой фанат Ледибаг, — заметила девушка.

Тео даже не смутился.

— Да. Она такая… невероятная, правда? Вся эта магия… её сила, ловкость, сообразительность — всё это недоступно обычным людям вроде нас…