До того, как всё это произошло, у неё была хорошая жизнь.

Правда, хорошая, Такахаши Тен-Тен было не на что жаловаться. Дети, нелюбимый, но уважаемый муж, достаток, семейный бизнес и обожаемое оружие. Коноха развивалась, из военного поселения превратившись в крупный город, и Тен-Тен любила даже такое лицо собственной деревни. Технологии скаканули вперёд, но кунаи всё равно были при Такахаши — и всё ещё оставались чертовски острыми.

Потом произошло это.

Тен-Тен умерла.

Что же, печальный, но вполне ожидаемый исход. Она была достаточно стара, так что не удивилась, когда её грудь просто не смогла наполниться воздухом. Мозг, с рождения приученный думать быстрее движения противника и стремительнее ветра, спокойно констатировал: всё.

Ей было девяносто семь лет. Удивительный срок жизни для шиноби, так и не научившейся лечебным техникам.

Хотя мозг констатировал собственную неизбежную кончину, более древняя его часть, — инстинкты, — пытались вытянуть тело до последнего. Тен-Тен опёрлась рукой о стену, глаза у женщины сощурились, брови сошлись к переносице. В свои почтенные годы Такахаши совсем не походила на старуху, хотя косу до кончика посеребрила седина.

Инстинкт, этот древний зверь внутри, рвал грудь в попытках вдохнуть. Тен-Тен осела на пол, чувствуя, как горят внутри органы — словно её снова отравили чёртовы песчаники, с которыми в её сороковые развернулась нешуточная заварушка. Но нет, виной была всего лишь нехватка кислорода.

Какая жалость.

Чакра вспенилась внутри. Встала на дыбы, как норовистый жеребец, и Тен-Тен никак не могла утихомирить собственную силу; у неё всегда были с этим проблемы, не зря же она больше доверяла металлу, чем волшебным техникам и ручным печатям. Энергия не поддавалась, руша тело хозяйки изнутри.

Тен-Тен чувствовала, как чакра начинает пожирать её тело. Первыми лопнули каналы, затем болью взорвались кейракурей. Последними вспыхнули энергетические центры, которые Рок Ли называл Вратами.

После этого — непродолжительная тьма, всесилие, невесомость и ватная тишина; яркий свет, звуки, слабость и отвратительно сладкий запах духов.

— Хлоя? Хлоя, ты в порядке?

Тен-Тен отмахнулась от голоса рядом, — женщина, как автоматически подметило подсознание; скорее даже девушка, до пятнадцати, немного полноватая и мягкая, совсем не боец, опасна только при наличии яда и оружия, — и помотала головой. По ушам хлестнули волосы. Её волосы?

У Тен-Тен волосы всегда были убраны в пучки. Удобно и функционально: сколько в этих гульках пронести можно — не счесть. Хвоста, как Ино, она в жизни не носила.

— Хлоя!

Голову стрельнуло, в затылке глухо застонала боль. Тен-Тен поморщилась и посмотрела на источник голоса.

Девушка до пятнадцати. Рыжая, немного полноватая, в мягкой не боевой одежде, с косметикой на лице. Гражданская.

— Хлоя, ты в порядке?

И голос у неё… ну, как у подростка, который никогда не кричал. Высокий, звонкий, он крошечным сверлом ввинчивался Тен-Тен прямо в мозг.

— Хлоя!

— Да замолчи ты!

Рыжая влажно заблестела глазами, но послушно заткнулась. Тен-Тен коснулась кончиками пальцев виска, прижимая пульсирующую венку, и сосредоточилась.

Не её тело. Другой центр тяжести. Другие руки: мягкие и белые, без шрамов, без мозолей, зато с длинными яркими ногтями. Волосы тоже не её, светлые и прямые, с чёлкой. Чёлка? Тен-Тен ещё до своих двадцати признала этот отросток моды неудобным придатком к жизни шиноби.

Она сидела за партой, как в далёкой юности. Одежда была странной, очень тугой и тесной. Облипка? Кто носит?..

Где Тен-Тен вообще носит и почему она не в своём теле?

От её мрачного взгляда женщина, стоящая напротив, — тоже рыжая, у них тут что, собрание? — передёрнулась и продолжила что-то говорить. Тен-Тен прислушалась. Ямбы и строчки, символика цвета, рифма и её красота. Это урок изящной словесности?

Тен-Тен встала. Женщина напротив замолчала. За спиной Такахаши услышала шуршание одежды, вдохи, перешёптывания — голов десять точно. Класс, точно класс. Урок. А женщина, значит, сенсей.

— Хлоя, что-то не так? — спросила сенсей.

Тен-Тен медленно опустила ресницы. Хлоя. Это к ней обращаются. Рыжая женщина и рыжая девочка так обращаются. К ней.

Ладно. Стоит только представить, что это миссия по проникновению. И выдать себя подобно смерти.

«Хлоя», судя по всему, обладала сложным характером. Взрослая женщина от её взгляда ёжится, девочка рядом молчит по приказу, смешки и шепотки сзади затыкаются, стоит только немного повернуть голову. В ответ на недовольно поджатые губы рыжая сенсей принялась выводить на диалог: что не так, что не понравилось, может быть, «Хлоя» думает как-то по-другому? Только скажи, «Хлоя», это же урок ли-те-ра-ту-ры, мы тут разговариваем…

Друзей рядом нет, обстановка условно-враждебная. «Хлоя» принадлежит или к типажу ледяной принцессы, или ко взрывной стерве с влиятельными родителями. Но у ледяной химе обычно есть поклонники, тогда как стерв никто не любит. И что-то Такахаши не видит обожающих взглядов.

Тен-Тен поджала губы и, вспоминая движения Ино, закинула хвост за спину. Идиотская причёска, не длинная и не короткая, а ками пойми какая.

— Всё это бред, — сказала Тен-Тен максимально противным голосом. — И оставаться здесь я не намерена. Пока-пока, неудачники.

«Неудачники», как она заметила, синхронно скривились. Выделилось только три человека: рыжая «собачка» рядом, девчушка с двумя тёмными хвостами и симпатичный мальчик, чем-то похожий по внешности на прилизанную версию Четвёртого Хокаге. Рыжая восторженно, — и наиграно, опасно, опасно, опасно, не смотри на её одежду и мягкое тело, не смотри на аккуратные ногти, слушай себя и свои инстинкты, — вздохнула; мальчишка грустно покачал головой, но без огонька; девчушка закатила глаза и так скривила губы, будто словила приступ тошноты.

Плюнув на раскиданные вещи на парте, Тен-Тен от бедра прошла к выходу из класса. Уже на пороге она обернулась, осмотрела оставшихся внутри и неожиданно для самой себя подмигнула грустному блондинчику. Тот устало потёр глаза рукой и снова покачал головой. Такахаши показательно-беззаботно пожала плечами.

Заметив, что рыжая подалась вперёд, чтобы встать, Тен-Тен прищурилась.

— Сидеть, — приказала она, ткнув пальцем с ярким ногтем в сторону «собачки». — Ни с места, насекомое, пока урок не закончится.

Рыжая опустилась и спрятала взгляд за очками. Гнилое дело: сколько очкариков Тен-Тен повидала на своём пути, не счесть. Один Шино чего стоил.

— Потом отнесёшь мои вещи домой. Ясно тебе?

Взгляд опасной сучки был далеко не восхищённым.

Тен-Тен было плевать.

Она не понимала, куда она попала, и что ей нужно делать с этим новым телом, новой одеждой, другим центром тяжести, мягкими руками и врагами вокруг. Инстинкты внутри требовали выживать в любом состоянии, выпутываться из любого дерьма и тянуть своё существование до последнего.

Выйдя из класса, Тен-Тен направилась вперёд, автоматически запоминая дорогу. Ноги, закованные в туфли на высоких каблуках, двигались легко и уверенно, хотя Такахаши за свои девяносто семь ходила разве что в гэта.

Вдалеке слышалось гудение моторов, клаксоны, пищание и ругань. Внутри учебного заведения царила тишина и едва заметное бормотание узников-учеников за тяжёлыми дверьми.

Убедившись, что она одна, Тен-Тен привалилась к подоконнику и уставилась в окно. Стекло отражало бледную по-королевски красивую блондинку, чем-то напоминающую Ино. Вздёрнутый нос, влажные губы, голубые глаза. Вот только взгляд совсем не молодой, и такому лицу не подходит.

Вытерев липкий блеск с губ рукавом, Тен-Тен нервно рассмеялась.

Чакры в её теле не было ни капли.

Первое, чему обучают любого шиноби или куноичи — это сохранение собственной идентичности.