Они сидели вдвоём, — остальные подруги-куноичи разбежались по семьям и домашнему уюту; муж Ино был на миссии, Неджи давно был мёртв, — в забегаловке, работавшей допоздна, и пили. Саке горькими комками падало в желудки, и Тен-Тен чувствовала, как рисовая водка туманит голову и ослабляет коленки.

Вопрос был почти риторическим. Самым страшным противником Тен-Тен за её жизнь становились бессердечные, безэмоциональные сволочи. Она всё ещё просыпалась с колотящимся сердцем, вспоминая пустые, равнодушные глаза богини Кагуи, желавшей уничтожить их мир.

Ино смотрела на неё бирюзовыми радужками, ровными и цельными, словно кусочки стекла. Ни зрачка, ни капли узора — только чёрный контур, отделяющий склеру.

Тен-Тен залила в себя ещё одну порцию саке и занюхала рукавом. Её хаори(2) пахло смазкой для стали и свиным жиром.

Ино кивнула и принялась палочкой от данго(3) вырисовывать иероглифы на подливке, оставшейся в тарелке. Казалось, что она всецело поглощена этим занятием, но Тен-Тен знала: это напускное. Куноичи никогда не отдаёт всю себя одному делу.

Ино была настоящим ядовитым цветком.

— Равнодушие, моя дорогая подруга — вот прямая дорога в ад. И люди будут бояться тебя, если вместо лица обнаружат ровную фарфоровую маску.

Сабрина не была исключением: равнодушие на обычно живом и подвижном лице Хлои напугало её намного больше, чем вопрос. Её сердце билось, как у загнанной в ловушку птички, губы тряслись, зрачки дёргались, не в силах словить концентрацию. Лицо было трогательно-бледным, с лёгким зеленоватым оттенком.

Она была уверена, что её рассекретили.

Тен-Тен дала рыжей насладиться этим чувством, прежде чем слегка приблизилась к ней.

Рыжая отодвинулась от Хлои и, не рассчитав манёвра, упала со школьной скамьи. Как раз в этот момент телефон Сабрины завибрировал, оповещая о серии сообщений.

Время вышло.

— Я прислала тебе статьи о вреде кофе, Сабринчик, — сказала Тен-Тен, лишая своё лицо маски равнодушия. — Если не прочитаешь — уволю. Всё ясно? И больше не смей носить мне эту дрянь!

Это уже не говоря о том, что кофе был просто вреден для здоровья шиноби. Мало того, что он выводил минералы и большое количество воды, необходимой для нормальной реакции в бою, так ещё и являлся стимулятором для чакросистемы. Не было ничего хорошего в том, чтобы захлёбываться в собственной силе, которую тело начинало чрезмерно вырабатывать после подобного допинга.

— Так что, ты кофе не будешь? — услышала Тен-Тен голос сзади. — Может, тогда меня угостишь?

Она повернулась и увидела парня-спортсмена. Высокий, с широкими плечами, в красной тренировочной куртке, белой футболке и тёмных штанах. Если Тен-Тен не ошибалась, то его звали Ким, и он был абсолютно и бесповоротно влюблён в Хлою, несмотря на её непростой характер и злобную натуру, перенятую от матери.

Тен-Тен сладко улыбнулась, встала из-за парты и взяла стакан с кофе. Дойдя до ближайшего фикуса, — в классе их было шесть, — она сняла крышку и, не прекращая улыбаться, вылила напиток на землю. При этом она, не отрываясь, смотрела на Кима, мысленно проговаривая: уходи, уходи, уходи. Я тебе не нравлюсь. Уходи.

Это должно было стать очень грубым, очень обидным поступком. Вместо нормальной обиды Ким внезапно захохотал.

— А, точня-як, Хлоя! — сказал он между смешками. — Кофе же вредный! Спасибо, что заботишься о моём здоровье!

К счастью, ей не нужно было ничего отвечать: в класс вошла рыжая учительница и призвала школяров к порядку. Слегка растерянная, Тен-Тен выкинула стаканчик и села на своё место.

Сабрина на уроках располагалась максимально далеко от неё. Пожалуй, если бы она могла, то и вовсе бы пересела от Хлои. Но это привлекло бы слишком много внимания и вызвало ненужные вопросы, так что она оставалась рядом и боялась. И, несмотря на собственную тревогу, почему-то рыжая повторила попытку отравления на второй большой перемене: принесла Тен-Тен стакан с опять погнутой крышкой.

— Это цикорий, — сказала рыжая, неуверенно улыбаясь. — Попробуй, тебе понравится. И я прочитала те статьи, что ты прислала. Больше никакого кофе, честное слово!

Только вот по бегающим глазкам было ясно, что специи к другому напитку будут прежними.

Тен-Тен прищурилась, внимательно смотря на рыжую. Если, даже несмотря на ранний инцидент, она всё равно принесла Хлое отраву, то что из этого следует? Что можно понять по капле нервного пота на виске, по неровной улыбке, блеску глаз?

Что Сабрину не просто курирует кто-то сверху, кто поставляет ей яд; рыжую крепко держат на довольно коротком поводке, дёргая в нужную сторону по необходимости. И сейчас этому «кому-то» надо, чтобы Хлоя продолжила пить яд.

Мог ли это быть Андрэ? Конечно, мог, тем более что Сабрина приехала в отель незнамо когда: к тому моменту, как Тен-Тен спустилась в вестибюль, чтобы поехать в коллеж, рыжая уже была там. Сидела на одном из диванчиков и говорила с кем-то по телефону.

Жаль только, что Тен-Тен не удалось услышать содержание разговора: едва увидев Хлою, Сабрина оборвала разговор и виновато улыбнулась.

В этом мире все вообще слишком часто улыбались. Будто за растяжением губ и обнажением зубов можно было спрятать любую неподходящую эмоцию: страдание, стыд, неловкость, вину и многое другое. Тен-Тен в последнее время улыбалась, чтобы скрыть капающий с клыков яд, которым она травила свои слова.

— Ты добавила сахар?

— Естественно!

Тен-Тен мысленно хмыкнула: попалась. Она встала со своего места, подняла бровь, — вроде как «продолжай, я довольна», — и посмотрела на Сабрину. Та, вдохновлённая такой реакцией, принялась говорить, что в цикории целых три ложки сахара, потому что Хлоя ничего не ела с утра, и надо восполнить глюкозу, и…

И Тен-Тен ударила Сабрину по руке, выбивая стакан из её ладони. Рыжая моментально заткнулась; как и весь остальной класс, впрочем.

— Сахар, — медленно, с расстановкой сказала Хлоя, — мой враг номер два, Сабринчик. Я, раз уж ты не знаешь, теперь бегаю по утрам, чтобы быть в форме. Никакого сахара!

Стакан с цикорием отлетел назад, и жидкость разлилась по парню, что так не вовремя решил вернуться из коридора. Красноволосый Натаниэль Куртцберг, красивый, как фарфоровая куколка, сначала даже не понял, что его намочило. Он несколько раз перевёл взгляд со своей мокрой одежды на тетрадь, что держал в руках, — той досталось больше всего, — прежде чем сконцентрироваться на Тен-Тен.

— П-почему номер два?.. — заикаясь, спросила Сабрина.

— Потому что номер один — это ты! Кто ещё мог бы принести мне сначала кофе, а потом цикорий с сахаром?!

Тен-Тен только надеялась, что доза яда не повредит парню. Вряд ли Сабрина могла найти что-то настолько убойное, что начинало бы действовать при попадании на кожу. В этом случае не было бы всей этой пляски с попыткой влить отраву непосредственно внутрь.

Сабрина извинилась, но как-то без огонька. Вероятно, попыток отравления у неё на сегодня больше не было, так что возможное задание от недоброжелателя было провалено. Интересно, какие за этим последуют санкции.

— Хлоя! Ты не имеешь права себя так вести!

Тен-Тен повернула голову на источник звука и закатила глаза. Конечно же, Маринетт — защитник всех и вся.

Хвостатая подбежала к замершему Куртцбергу и принялась промакивать его одежду салфетками, причитая что-то. Может, её слова должны были успокоить взбешённого, — этот взгляд Тен-Тен ни с чем бы не перепутала, — парня? Такахаши не знала. Реакция была прямо противоположной: Натаниэль сначала покраснел от близости девочки, которая ему очевидно нравилась, а затем побледнел от осознания ситуации. И, словно этого было мало, из его рук выпала облитая цикорием тетрадь.

Выпала и раскрылась, словно в каком-то фильме. Ровно на месте, где нарисованная Маринетт обнимала такого же нарисованного Натаниэля то ли в виде акумы, то ли в виде героя. Хвостатая подняла тетрадь и замерла, увидев сцену.

«Ну, всё, — подумала в этот момент Тен-Тен. На неё снизошла волна спокойствия, которая появлялась только в самых экстренных и потенциально-опасных ситуациях. — Опять мне бегать…»