— Больше в мои комнаты обутым не входить, — сказала она, повелительно растягивая слова.

— Это правило распространяется только на меня?

— На всех.

— Я передам.

Что же, были в подобном повиновении и вполне ощутимые плюсы. К примеру, ей не требовалось объясняться за свои приказы и хотелки. Сказала — сделали. До неловкого приятно.

Из лифта они вышли в такой же бело-бежевый коридор, какой был в комнатах Хлои. Тен-Тен осматривалась по сторонам уголками глаз, ничем больше своей заинтересованности не проявляя. Было бы странно, если бы Хлоя начала вертеть головой в знакомой обстановке.

На стенах висели обезличенные пейзажи, цветы в вазонах стояли свежие, но абсолютно без запаха. На потолке не было люстр: лампы оказались изящно встроены в бетон или как там это делали. Всё вместе выглядело восхитительно, этого не отнять. Вот только жить в таком окружении было наверняка очень сложно.

Из безликого коридора они вышли в помещение, которое Тен-Тен в равной степени могла бы назвать и переговорной, и столовой. Стены были выкрашены в тёмно-бордовый цвет, примерно метр от пола их закрывали деревянные панели. Пол также оказался очень тёмным, но не из дерева. Больше было похоже на пластик. Посреди комнаты — длинный стол, примерно на двадцать персон. Орды стульев, зажимающие его с двух сторон, возглавлялись королями, стоящими в оглавлении. На столе не было скатерти, однако два места, — те самые, максимально удалённые друг от друга, — были накрыты тёмно-красными салфетками.

Одно место уже было занято. Тен-Тен прищурилась, разглядывая отца Хлои.

Что же, выглядел человек, предположительно травящий собственную дочь, соответствующе коридору: не высокий и не низкий, не полный и не худой, не старый и не молодой. Весь какой-то усреднённый, он не производил абсолютно никакого впечатления. Мысленно Такахаши отметила, что на экране телевизора он казался значительнее.

Ощущение безликости не изменилось, даже когда мужчина посмотрел на Тен-Тен. На его лице аккуратно располагалось среднее количество морщин, черты лица тоже были средними. Немного из этой серости выделялся подбородок, слегка вытянутый… и всё. Седые волосы, седые глаза, тонкие губы и нос, который за всю жизнь ни разу не ломали. Взгляд у мужчины был спокойно-мрачным. Он словно ожидал что-то…

И что же Тен-Тен должна ему сделать?

Какие могли быть отношения у Хлои и её отца? Тен-Тен была в растерянности. С одной стороны, стервочка типа Буржуа пользовалась авторитетом, властью и деньгами своих родителей. С другой, Тен-Тен не видела ни одной совместной фотографии у Хлои в комнатах.

Как ей себя вести? Перевесит ли власть денег нелюбовь от родителей? Ей стоит быть позитивной? Громкой? Недовольной?

Наверное, всё-таки недовольной. Судя по реакции усача, — тот с опаской посматривал то на Хлою, то на её отца, — и по прошлым его словам, имел место некий конфликт. Достаточно сильный и значимый, если Хлоя отказывалась завтракать с родителем, от которого она не видела внимания. А ведь девушкам типа Буржуа это самое внимание что воздух… чуть недодашь, и девица начнёт задыхаться, как рыба на суше.

В сухом остатке было: предположительная любовь и зависимость, конфликт и хмурый взгляд отца Хлои. Так что Тен-Тен ограничилась поджатием губ и игнорированием мужчины.

Она прошла за свободное место и, показательно не смотря на отца Хлои, уселась. Спину Тен-Тен держала прямо; не по-королевски прямо, а так, словно проглотила шест Котёнка. Этакий символ её неудобства, смущения, конфликта.

Отец Хлои наживку заглотил, как миленький. Да уж, это не мир шиноби, где нельзя верить даже микромимике. Люди здесь были менее избалованы шпионскими играми, так что мужчина, завидев «неудобство» собственной дочери, слегка ухмыльнулся. Было абсолютно ясно, что он считает, будто это он ведёт игру, а Хлоя ей всего лишь подчиняется.

Скорее всего, с прошлой Хлоей так и было. Вот только теперь вместо неё была Тен-Тен. Шиноби, — уже куноичи, — которую пытаются отравить. А она всегда нервно реагировала на угрозы собственному здоровью.

— Хлоечка, ну что ты! Долго ещё будешь дуться?

Различие тона и сухих серых глаз было таким большим, что возмущение Тен-Тен даже не пришлось изображать. Этот мужик напротив смотрел на собственную дочь расчётливыми зрачками; возможно, он был как-то связан с отравлением Хлои. И теперь он спрашивает, долго ли она будет дуться?

— Я вышла на завтрак, — отрывисто бросила Тен-Тен. — Недостаточно?

— Ну, Хлоечка… ты расстраиваешь папочку.

Внутренне Тен-Тен передёрнулась. Слишком слащаво, наиграно, да кто вообще поверит такому тону?

Судя по взгляду мужчины, Хлоя. Хлоя должна была поверить этому сахару в словах и растаять как мороженое летом.

Опять же, пошёл к биджуу. Вместо Хлои теперь была Тен-Тен, которая на патоку чужой речи нахмурилась. Откинувшись на спинку стула, девушка скрестила руки на груди, всей позой выражая недовольство. В чём бы ни состоял конфликт, Тен-Тен точно знала, что Хлоя не отступилась бы от своего мнения… если бы ей не предложили более заманчивую альтернативу.

Мужик напротив, видимо, тоже об этом подумал. В его глазах появилось что-то нехорошее, тёмное, и Тен-Тен сразу же поверила, что этот серый человечек может травить собственную дочь. Она за свою жизнь уже встречалась с такими: вместо сердца у них было чужое мнение, вместо жизни — политика и власть. Если Хлоя как-то мешала ему, то папочка вполне мог бы распланировать её смерть по нотам… чтобы ещё больше увеличить свою популярность, конечно же.

Как бы отреагировали обыватели, если бы у мэра города внезапно скончалась дочка? Юный нежный цветочек, которому расти и расти… Ах, как внезапно оборвалась её жизнь, какая утрата… мы сделаем всё, чтобы такого не было — голосуйте за меня, за неутешного отца, который будет работать не покладая рук, ног и других чресел ради вашей безопасности, комфорта и стабильности!

Шикарный рекламный слоган, нечего сказать. Вот только Тен-Тен не собиралась становиться разменной монетой во всех этих богопротивных игрищах.

Мужчина расправил плечи, сел прямо, — по-королевски прямо, а не как сидела Тен-Тен, — и уставился на девушку серостью глаз.

— Мы с тобой всё-таки взрослые люди, Хлоя. Правда? Так давай поговорим, как взрослые.

Тен-Тен скривилась. Отцом Хлои это было расценено как побуждение к дальнейшему монологу.

Итак, что Тен-Тен узнала из его сладких речей, если опускать всю словесную мишуру. Хлоя была его дорогим активом — достаточным ценным, чтобы попытаться устроить ей политический брак. К сожалению, при воспитании Хлои была допущена некая ошибка, — тут мужчина закатывал глаза и бормотал «одри», что бы это ни было, — и Хлоя вышла не слишком послушной. Идея брака по расчёту была преподнесена неправильно, и девушка встала на дыбы.

К тому же, Хлоя была без ума от Агреста. Кто может быть лучше Агреста? Ни один из отцовских знакомых.

Усиление давления провоцировало злобу от Хлои, — её папаша называл это «недальновидностью», — а последующие попытки задобрить девушку подарками воспринимались, естественно, в штыки. Апогеем всей этой канители стал феерический скандал с битьём ваз, обоюдными криками и упрёками и, конечно же, показательным молчанием каждой из сторон в течение недели минимум.

Посыльным мира между двумя враждующими сторонами стал усатый нянь. Звали его или Жан-Жак, или Жан-Поль, или Жан-Клод — отец Хлои каждый раз при упоминании усача называл его по-разному, и поначалу Тен-Тен думала, что он говорит о разных людях.

— Я не буду ни с кем никак сочетаться, — подвела итог Тен-Тен, всё ещё держа скрещенные руки на груди. — Ни. За. Что.

— Ты не понимаешь…

— Мне всё равно.

Завтрака как такового и не было: еда что перед ней, что перед Андрэ стояла стылая и нетронутая. Тен-Тен даже чай не пила, потому что её всё ещё подташнивало из-за утреннего инцидента. С которым, кстати, надо будет потом разобраться. Если это на самом деле рыжая, а не папаша, то её стоит по-быстрому и по-тихому придушить. Если всё-таки Андрэ… ну, тут нужно узнать особенности здешнего законодательства, прежде чем что-то предпринимать.