Пришлось соседу выйти и снова войти, на сей раз с поклоном:

— Беда, господин пророк! Пропали у меня два вола! Вы не можете дознаться, чьих это рук дело? Я вам двадцать гульденов отсчитаю да меру гороха притащу, отборного, — чистое золото.

— Так-то лучше, плут! Чтобы тебе сразу поклониться! Тащи двадцать гульденов да меру гороха! Найдутся твои волы.

Обрадовался сосед, словно волы уже дома стоят, тащит горох и деньги.

— Подойди-ка сюда, — говорит ему пророк, — и гляди, коли глаза есть! Вот этот, с кривым коленом — ткнул он пальцем в картинку на календаре, — их ночью увел. Ежели он тебе волов до утра не вернет, то окривеет и на второе колено! Вот тогда мы его и выведем на чистую воду!

Словно молния пронеслась по деревне весть, что так, мол, и так, волы все равно найдутся, а хромому туго придется. А был это не кто иной, как колченогий Куба с нижнего конца деревни.

Струхнул Куба, прихромал к пророку, стучится, как положено, низко кланяется:

— Господин пророк, вы дома?

— Дома. Тебе чего, кривая душа? — отвечает пророк. А тот опять:

— Душа-то душой! Душа, она плачет, да руки чешутся, глаза на чужое зарятся! Я волов отдам, лишь бы со мной какой беды не приключилось!

— А что дашь? — спрашивает пророк. — Чтобы беды не было?

— И я могу дать не хуже соседа! Лишь бы все обошлось! — отвечает Куба.

И верно: все обошлось. Пророк и денег получил и гороха, а волы к утру оказались на своем месте.

Стали помаленьку все украденные вещи и к тому и к этому возвращаться, а кладовка да шуплик у пророка стали наполняться. Жену он и кормил и поил досыта, только юбку не покупал, даже самую, что ни наесть, узкую. «Пусть сидит за печкой, чтоб мне своей болтовней дело не испортила».

А жена из себя выходит, хоть умяла уже и гуся и порося и все, что пророку от соседей перепало.

Вскоре пропал у богатой барыни из замка золотой обручальный перстень, нету и нету, словно в воду канул. Никто ума не приложит, куда он подевался.

Разнесся слух, что госпожа даст сто гульденов тому, кто перстень найдет, а того, кто украл — на дыбе ломать прикажет. Бежит господский слуга к пророку: «Барыня, мол, велит перстень искать! Может, что пророку о пропаже известно».

— Что до пропажи, то мне лучше, чем тебе известно, — ответствует пророк. — А ты мужлан неотесанный, коли не знаешь, как положено с пророком разговаривать!

И выставил слугу за дверь. Пришлось тому постучаться да вежливо поклониться. Принял его пророк и говорит:

— Твоя барыня должна знать, что пророк пешком даже к господам не ходит. Коль пошлют за мной карету, — приеду.

Барыня послала за ним парадную карету, и пророк с открытым календарем гордо прикатил в замок. Потребовал себе отдельную комнату, семь дней времени, да еду-питье самые лучшие, пока не вызнает, где перстень.

Барыня на все согласилась. Барин же в то время был в отъезде. Кормили нашего пророка, как на убой, поили — чуть не лопался. Да только жене его надоело дома за холодной печкой сидеть. Голод не тетка, кого хочешь плясать заставит! И пустилась она, как была, в одной рубахе в господский замок, за мужем. Слуга на пророка зуб имел и привел бабу ровнехонько к нему. Что пророку оставалось делать? Он ее и так и эдак уговаривает, помалкивать велит: тут, мол, хоть наешься досыта, блюда на стол без счета носят.

— Вот, — говорит он ей, — сейчас будет первое!

А это слуга по лестнице идет. Услыхал он, от страха задрожал! Ведь это он перстень украл. А тут и второй входит, другое блюдо тащит. А пророк жене кричит: «Вот, женушка, второе!»

И этот от страха дрожит. Он ведь вместе с первым в воровстве замешан! Третий является, третье блюдо несет, а пророк опять жене хвастает:

— Говорил я тебе, что и третьего дождемся!

Слуга только блюдо на стол поставил, перед пророком на колени бросился:

— К чему, — говорит, — таиться, коли вы все знаете? Это мы втроем перстень стащили. Как тут устоишь, ежели сам в руки просится? Уж вы, придумайте что-нибудь, чтоб барыня не дозналась, а мы вас отблагодарим, сотня гульденов и у нас найдется! Она обрадуется, коли перстень найдется, пока барин домой приедет!

— Я так и знал, что это вы! — пророчествует пророк. — Только жалко мне вас, ребятки! Коли не станете меня во всем слушаться, ожидает вас беда великая. Денежки несите немедля а перстень дайте проглотить самому большому индюку во дворе. Остальное — моя забота!

Слуги деньги притащили, от страха трясутся, а пророк спит себе спокойно.

Утром барыня чуть все дело не испортила, закапризничала, не желает красавца-индюка резать, да и только. Откуда, мол, там перстню взяться!

— Больше перстню негде быть, — отвечает ей пророк, — меня чутье не обманывает!

Сделали как пророк велел — глядь, а перстень-то и верно, у индюка в зобу! Отсчитала барыня пророку сто гульденов и домой поскорей послала, пока барин не вернулся.

— Я не прочь уехать, — говорит барыне пророк, — да как быть с моей бабой, что вечером в одной рубахе да и то рваной явилась?

Велит барыня выдать ей свое лучшее платье. Сел пророк в карету, сам гоголем сидит и баба нос кверху задирает. Да в воротах с барином повстречались. Тот остановился, стал расспрашивать, с какой это, мол, стати, чужая особа в барынином лучшем платье едет? Что ж, шила в мешке не утаишь, пришлось все как есть рассказать.

— Ну, ежели вы такой пророк, я вас самолично испытаю! — заявил барин. Приказал богатый ужин готовить и двенадцать окрестных господ в гости звать. Все равно индюк зажарен!

Стали слуги угощенье на стол носить. Двенадцать кушаний в открытых блюдах тащат, тринадцатое в закрытом. Что там — никому не известно. Велит барин пророку угадать, что в том блюде под крышкой. Барин это лакомство с собой привез и в этом году его еще никто не едал.

— Говори, да побыстрей! — торопит он пророка.

Видит пророк — дело плохо. Деваться некуда. Вздохнул и говорит:

— Ох, Рак, Рак, — видно, конец тебе пришел! — ведь звали-то пророка Рак!

Вскочил барин да как закричит:

— Ну, ты и молодчина!

Открывают блюдо, а там большущий морской рак лежит!

Гости глаза таращат — то ли на вареного красного рака, то ли на мудрого пророка. Говорят, будто каждый из господ отсчитал пророку еще по сто гульденов.

Приказали пророка домой в карете везти, чтобы мудрость пешком не ходила.

Завелись теперь у Рака деньги и стал он хозяйствовать. Только с женой все брань да ругань. И новая юбка не помогает, даром, что не узкая. Ему бы бабе своего ума вложить, и зажили б они тогда не хуже людей. Да как ей ума вложить? Да так! Пророка, мужика толкового, учить не надо — сам знает!

Пошел бедный дровосек в лес. Захватил с собой последнюю горбушку хлеба в холщовой сумке. Вот и вся еда на целый день. Пришел, сумку на сук повесил и взялся за работу. Рубит деревья, пни колет, толстые дубы валит, аж пот со лба в три ручья льет.

Откуда ни возьмись подобрался к сумке чертяка из самой преисподней и последнюю горбушку хлеба-то и стащил!

Вернулся в ад и приятелям похваляется:

— Глядите, этого хлеба должно было дровосеку на весь день хватить, а я стащил!

— Что это там такое? — вмешался Сатана.

А когда разобрался, в ярость пришел: как же можно у бедного человека последний кусок хлеба отбирать! Разозлился и вынес приговор черту: немедля отправляться обратно и служить дровосеку целый год!

На другой день бедолага-дровосек снова в лес собрался и уже совсем было тяжелый топор на плечо взгромоздил, как вдруг открывается дверь и в дом вваливается здоровенный верзила.

— Добрый день, хозяин! — говорит. — Может возьмете меня на службу?