Не только из-за ментальности здешних людей, но больше потому, что за коней хорошо платят Варгесцы. Здесь жители строят более крупные каменные дома, сюда привозят деревья и грунт, чтобы строить дома. Внутри хорошее убранство, ковры, медные чаши, многие позволяют себе иметь часть убранства из серебра.

Сюда также стекается масло, вино, меха, многое другое из ферм, и даже из города. Так что… выращивание коней и лошадей — прибыльное дело. Очень выгодное ремесло. Варгес обеспечивает коневодство, чтобы иметь сильную конницу в поле.

Баор нашел в пяти милях от последних деревьев деревню. Это были десяток домов, в каждом по нескольку комнат, на каменном очаге, как в фермах, стены сложены из камня, крыши двухскатные из досок, также, как и в лесах, покрытые грунтом, сверху ещё растет мелкий кустарник. Радом с фермой пастухи пасли стадо коз. Пастухи были одеты как фермеры.

Охотнику сразу понравилось это место. Домики стояли вдоль одной короткой дороги, просто отрезок, где камни были выложены ровно. Там, где-то мелькали люди. Баор стоял в семи десятках шагов. Он решительно пошел дальше. Окна были больше, чем в лесах на ферме, но также сделаны. Подойдя по ближе, он обошел крайний дом и вышел на дорогу. Стадо было на противоположном конце. Один старик сидел на груде камней, у двери дома, справа от Баора.

Старик был одет в шубу, без шапки, его седые волосы в некоторых местах оставались черными как смола. Его лицо было покрыто глубокими морщинами, а взгляд был такой, что создавалось ощущение, будто эти глаза не способны выражать интерес к чему-либо. На ногах обувь из мягкой кожи.

— Ты кто такой? — спросил мягко, но нагло старик.

— Я Баор, я охотник. Пришел из пустошей, я прошел через лес и вот — я здесь. Мне нужен ночлег и работа. — Баор вопросительно посмотрел на старика, смягчил взгляд и поднял брови, немного скорчившись.

— Тебе нужно идти к моему сыну…

* * *

Колонна благополучно двигалась назад. Фермер и его семья успокоились, солдаты чувствовали себя легче, во многом потому, что знали, что идут домой.

Дормина похоронили ещё в том месте, где его нашли, он был вырублен и валялся в кустах без сознания, а позже испустил дух, так и не придя в себя. Аскольду не было жаль его. Как и Малону. Они шли ровно, отдыхали чаще, без сотника, и потому солдаты не были в постоянном напряжении. То, что осталось от сотни потеряло то свое важное качество, что звалось дисциплиной. И теперь они брели просто, как кучка бродяг, возвращающихся в Варгес.

Но вскоре все кончилось… солдаты шли кучками, телеги лениво брелись за ними. Вилмар тоскливо смотрел себе под ноги. Но тогда кусты зашевелились. Засвистели стрелы. Меж деревьев показались варвары — лучники. Из кустов стали выскакивать дикари, в кольчугах, без шлемов, с топорами и круглыми деревянными щитами, обтянутыми кожей. Они били топорами по щитам своим и кричали, выкрикивая что-то невнятно и рыча.

Солдаты фаланги сбежались в кучки и встали кругами, ощетинившись. Варвары хлынули поток из леса на дороги и стали бить по щитам горожан, обтекая их строй.

Варваров становилось больше. Они лупили топорами по щитам, в ответ получали удар копий, по ногам, в головы, по открытым местам. Бородатые кричащие табунщики падали мертвыми на пыльную лесную дорогу… Но так продолжалось только десяток минут. Строй горожан дрогнул. Варвары захлестнули океаном все место битвы.

Аскольд стоял в одной из групп и отбивался как мог. Он метнул копья в противника и вытащил короткий меч. Он начал бить по щиту противника, забивая его. Его товарищи сделали также, послышался лязг одновременно выходящих мечей из ножен. Варгесцы закричали, подобно варварам и кинулись.

Спустя ещё несколько минут положение стало меняться. где-то в центре битвы, в самом пылком, жарком месте, плечом к плечу со своими друзьями также отчаянно дрался Малон. Он резал и рубил на лево и направо. Он кричал и бил по щитам, бил снизу и сверху, вырезая одного за другим врагов.

Скоро ситуация стала меняться…

* * *

После боя дорога была усеяна трупами. Телеги горели… Вилмар валялся среди двух сотен трупов воинов, со своей семьей. Выжившие восемь воинов сидели полумертвые, на обочине, кто-то опирался спиной на ствол ели. Кто-то ещё точил меч.

Место выглядело ужасно. Трупы валялись друг на друге, с воткнутыми копьями. Между ними были лужи мутной крови, смешавшейся с дорожной пылью и засохшей грязью и мелкими камнями. Мечи также торчали из тел. Это был страшный бой.

Стоны раненых и визги, крики уже умирающих людей звенели в ушах, как лязг мечей. И тогда Аскольд стоял, приклонив одно колено, держа на руках захлебывающегося в крови Малона… Тот пытался говорить, но у него не получалось. В двух местах: в груди и в животе, из него торчали обломки копий, пробивших его насквозь. Он был весь в ранениях от мечей, лицо было в шрамах, он был облит, запачкан кровью. Последние минуты боя стали для него роковыми в жизни.

Аскольд смотрел на него холодным взглядом, не проявляя эмоций, и самому ему становилось от этого не по себе. Ведь он всегда считал, что должен испытывать нечто, когда люди умирают, такие, которых он знал. Но он просто смотрел как его сослуживец умирает ни за что…

* * *

Варгесцы их не приветствовали. Они скромно прошли через горные врата, и прошлись под темными окнами кирпичных молчаливых домов, прямо к дворцу-бастиону. Они прошли через подземный ход. На пути в городе им встретилось меньше жителей, чем можно было бы предположить.

В просторной подземной комнате, где по середине стоял стол, а кирпичные стены были закрыты красными полотнами, стоял у стола, с бокалом вина в руке тысячник. Ему было около тридцати на вид, он был худым и выглядел не внушительно, имел правильные черты лица. Командир сурово смотрел на карту. И о чем-то думал.

Все восемь, из, тускло освещённого редкими факелами, коридора, ввалились в комнату, уставшие, волочащиеся. Окрашенные кровью и грязью, чудом уцелевшие воины стояли перед своим командиром, таким далеким от них. Между ними была пропасть. На них с высока, ленивыми, почти такими же глазами, смотрел тысячник. Высокий, гладко выбритый, его черные волосы лоснились, они были коротко подстрижены, но его одежда была восхитительного качества. Он был не усталым, а утомленным. Он не дрался в пылу битвы. А лишь ждал.

В это мгновенье у Аскольда появилась мысль, что все храбры и доблестные полководцы уже исчезли. А тысячник перед ними слабак и бездарь, напрасно занимающий свое место. Но чуть погодя молодой воин утешил себя другой мыслью, что это могло быть только поверхностное впечатление об этом человеке, ведь он его совсем не знал. И видел второй раз в жизни.

— Где ваш командир? Где ваш сотник? — спросил он, сопроводив свои слова унылым взглядом, будто его заставляют делать тяжелую работу.

— Он мертв, — резко ответил Аскольд.

— И что же? Что произошло? — начал расспрашивать Тысячник. Аскольд подошел к нему ближе, встал у стола и продолжил:

— Мы попали в засаду. На нас несколько раз нападали. Последний раз был по дороге сюда. Телеги с зерном подожгли.

— Что!? — Тысячник был в ярости. — То есть вы потеряли всех людей, и даже не сохранили зерно. наши горожане голодают! — завопил истерично Тысячник. Он был не самого крепкого телосложения, можно даже сказать был костлявый, или худосочный…

— Все так, ваше превосходительство. Мы только уцелели.

— Ладно… — Тысячник очень резко сменил тон и уставился вникуда остекленевшими глазами, — проваливайте. — он сжал губы и лоб его покрылся морщинами, — Для вас на время война закончена. Идите в бар или бордель, в общем… отдыхайте. Вы заслужили.

* * *

Спустя десяток минут. Аскольд стоял, без меча и щита, без кольчуги, в лохмотьях, но с хорошим поясом, к которому крепился кошель серебра. Такого хватило бы на несколько месяцев хорошей жизни. Молодой воин стоял и вдыхал сладкие запахи города. Ароматические масла, приправы… Кругом были жители, они ходили в шубах и дубленках, с меховыми лоснящимися и, переливающимися на солнце, шапками.