– Ah Madame. Quelle horreur, Alex est emporté dans un bateau en haute mer. (Ах Мадам. Какой ужас, Алекс унесён в лодке в открытое море).

Любила эту дачу больше чем имение под Киевом. Но, осенью бывали там каждый год. Лето же проводили у Ладоги. Местная природа напоминала о Швеции, куда ездила однажды в детстве, но, помнила о ней, как о некоем месте на земле, где всегда царит лето. Бескрайние луга, равнины, местами ощетинившиеся скалами, озёра и реки. Сколько раз уговаривала Якова Карловича съездить в эту волшебную страну. Но, всегда у того находились отговорки. Оставалось лишь мечтать.

Вот и сейчас, когда её слегка разморило в тени веранды, куда не проникал даже лёгкий ветерок жаркого дня, мысленно находилась там.

Надо было покупать дачу под Санкт – Петербургом. Но, хотела уединения, спокойствия, свободы. В итоге было выбрано ею прекрасное место. Река Узерва, или по-фински Вуокса, впадающая здесь в Ладожское озеро.

Долго не соглашался, даже угрожая, из-за работы будет редко приезжать к ней летом. Но, знала своего супруга, не сможет долго без неё. Пусть и раз в неделю, но, обязательно окажется рядом. Большего и не нужно. Ведь всегда была спокойна за него.

Сопротивление пало. Дом был куплен.

Только один раз, в июле, не приехал на выходные. Ездила в коляске в город, звонить мужу. Но, успокоил, сказав, что опоздал на поезд, да и много дел накопилось в городе личного порядка. Предстояло нанести пару важных визитов на званые обеды; к своему непосредственному руководителю и так же приглашён был её родителями, Кларой Александровной и Константином Сигурдовичем, собирающимися в Италию на пару месяцев, до осени. И, ведь действительно ничего не мог отменить.

Открытое море. Как это прекрасно. Пару раз ходила на яхте. Но, о Боже, как давно всё это было. Целая вечность.

Но, почему же в лодке? Постепенно приходило к ней понимание происходящего.

Унесён! Эта фраза окончательно разбудила, вернув к жизни.

– Quest-il arrivé à Clara? Ne faites pas peur de me branler. (Что случилось Клара? Не пугайте меня попусту), – сладко потянулась в плетёном кресле.

– Мама, Алекс уплыл в лодке со своим другом, сыном начальника телеграфа, – видя, что Клара Кондратьевна эмоциональней её, решила попробовать опередив гувернантку, разъяснить происходящее самостоятельно.

– Как уплыл!? А как же обед? – не почувствовав в данном сообщении чего-либо страшного, забеспокоилась Торбьорг Константиновна.

– Maintenant est-ce avant le déjeuner !? (Ах мадам! Теперь ли до обеда!?)

Сознание постепенно возвращалось в голову. Какая-то недосказанность в услышанном начинала тревожить её душу, нарастая невидимой волной отчаяния, по мере понимания. Сын, которого так любила, мог быть теперь потерян для неё навсегда, как Иоган, умерший в детстве. Холодная судорога пробежала по телу. Так уже было один раз, когда потеряла своего ребёнка, которому всё же довелось увидеть свет, ощутить тепло родителей. Это был первенец. Может именно поэтому так боялась рожая Александра, к которому в итоге сдерживала свои чувства, в страхе также потерять. Не показываемые внешне, в глубине сердца жили своей отдельной жизнью. К тому же тяжёлые были роды. Потом большой перерыв произошёл прежде чем решилась родить Елизавету. Но, всю жизнь не оставляла тревога за сына. С самого первого дня ощущала её, видя, дан Богом в утешение великой скорби, что, как ни странно ещё больше сблизила с мужем, который многое сделал для того, чтоб поддержать.

За Лизу переживала куда меньше. Родившись легко, росла послушной, не проблемной девочкой. То ли дело сын, постоянно ввязывался в некие приключения, доказывая кулаками свою правоту среди друзей. Не обладающий большой силой, был вспыльчив и решителен.

Что же теперь делать? Чем может помочь своему Алексу? Куда надо бежать, и с какой целью, если она не видит его сейчас, не знает, что именно с ним происходит в данную минуту.

Страшно билось сердце, но, нахлынув с молниеносной скоростью, паника оставляла её, постепенно откатывая, как волна, омывшая песчаный берег. Не верилось в то, что так потеряет своего сына.

– Распорядитесь приготовить коляску. Я поеду к причалу, – с леденящим душу спокойствием, попросила гувернантку.

Через десять минут коляска была готова.

Села. Встретилась взглядом с дочерью. Её глаза горели вопросом.

– Садись, – ответила на него.

– Не успели выехать за ворота, как впереди показались две шагающих в обнимку фигурки подростков с удочками.

– Алекс! – обрадовалась Лиза. Торбьорг Константиновна была спокойна, догадывалась; ещё не наступило то время, когда следует волноваться за своего сына.

Счастливые, но, боящиеся гнева родителей, шли они к себе домой. Дом Начальника телеграфа располагался чуть дальше. И Владимир, поздоровавшись, тут же простился, будучи рад тому, что их не ругали. Но, что ждало его дома?

Радостью для него была новая удочка, что нёс в правой руке. Пустое ведёрко для рыбы не огорчало.

– Мама, Лиза, как же я рад, что снова с вами, – признался, взобравшись на облучок Алекс. Мерно, вместе с коляской раскачивался во время движения обратно, к воротам дома.

Именно сейчас понял; не так страшна разлука с родными, если заканчивается радостной встречей. Решил для себя; станет морским офицером.

Лиза была рада видеть брата. Слишком переволновалась за него, и, теперь не желала ни на миг расставаться, держа за руку, словно плюшевую игрушку, с которой вышла погулять.

Гуляли по городу не первый час. Были и в развалинах крепости, некоторые помещения которой всё же оставались недоступны, закрыты на замок, висевший на, как показалось им ещё дореволюционных, сколоченных из грубых досок дверях.

– Эта крепость построена Шведами, в середине тринадцатого века. Войска Петра I в 1710 году осаждали город, обстреливая ядрами. Тогда сильно была повреждена башня. Шведский город пал, впервые став русским.

Слушала его, понимая; очень увлекающийся человек. Было рядом интересно. Вдруг задумалась – сможет ли прожить жизнь с ним, или всё же важнее для неё другое, являться востребованной, создавая что-то новое. Но, тогда не сможет уделять много внимания человеку, что мог бы быть мужем. Вот интересно, каким должен быть он?

– Отсюда видна часовая башня и развалины старого кафедрального собора, колокольней которого была прежде. Предлагаю пройти туда. Затем в библиотеку.

– Библиотеку? – удивилась девушка, старавшаяся держаться рядом с молодым человеком с гитарой. Его звали Эдиком, а её он называл Эллой.

Какие смешные, всегда оказывались вместе. Сам Эдик был не в её вкусе, бородатый, слишком уж близок своим внешним видом к хиппи. Но пел хорошо, так же неплохо подыгрывая себе на гитаре. Отойдя в сторонку, сели на краешек гранитной стены, чтоб отдохнуть минут пять, прежде чем двигаться дальше. Присел рядом с ними вместе с Ингой и Павел.

– Да. Библиотеку. Но непростую.

– Интересно, как же это может библиотека оказаться непростой, если в ней всего лишь хранятся книги, или сами по себе они очень ценны? – положила голову на плечо Эдику Элла.

Ничего не ответил, так, как Эдик начал что-то наигрывать на гитаре.

Потянулись к ним и остальные. Шура, с густыми по самые плечи каштановыми волосами, редкими, но аккуратно подстригаемыми в виде формы «а ля песняры» усами, явно находящийся в нерешительности, кто же из этих двух девушек, что оставались свободны, всё же милее ему. И не в силах определиться старался поступать так, чтоб не обидеть обеих, уделяя внимание поровну. Тем самым совершенно заморочив им головы. Еще перед выездом, на вокзале, не исключал возможности, попробует оказаться рядом с Ингой. Но, чувствовало его сердце, не интересен ей, впрочем, и не для того выбрались все они в эти выходные из Питера, чтоб обременять себя какими-то обязательствами. Впереди была ещё целая жизнь, а пока они только в самом начале первого курса академии.