– Господин полковник, осмелюсь доложить, к нам пробилась Шведская эскадра! – громко, но сдержано доложил он.

– Надеюсь майор обеспечил достойное прикрытие адмиралу Ватрангу?

– Все распоряжения уже отданы. Будут ли ещё дополнительные?

– Нет. Ступайте обратно. Но, держите меня в курсе всех новостей.

– Слушаюсь господин комендант, – всё ещё считал его таковым, а может и хотел сделать приятное старику, упомянув оставленную им по состоянию здоровья должность.

– Это победа! – забыв бессильную обиду на жену, протянул ей свои прежде такие сильные руки.

Подошла к нему, присела рядом. Гладила по голове. Прежде редко разрешал ей такое.

– Мы спасены!

– И ты выздоровеешь. Обязательно. Я знаю это наверняка, – в глубине души была рада своей победе.

– Отворить городские ворота, обеспечить достойную встречу спасителям! – отдал команду майор Шернстролле, которую с радостью принялись выполнять защитники крепости.

Но, корабли повернули к русскому лагерю.

– Господин комендант – это русские!! – протянул ему подзорную трубу офицер.

– Не может быть!? – приняв из его рук, вгляделся сам. Догадка пронзила сердце коменданта. Неужели русские обманули, и никогда теперь больше не увидит шведской помощи. Ведь тот факт, что русский флот пробрался к Выборгу первым, говорит только об одном; шведской эскадре теперь уже не пройти сквозь Тронгзунд.

– Открыть огонь по врагу! – отдал команду на батарею. Но, было поздно. Ядра не долетали до кораблей, вспенивая на излёте воду у их бортов. Стало нестерпимо стыдно перед Захариасом Аминофф, что хоть и лёжа в постели, но хорошо был осведомлён о всех событиях. И, будучи русским, признал бы таковых сразу, как бы ни маскировались.

– Что за стрельба!? – грозно спросил у дежурного посыльного, который испугавшись вопроса вскочил со стула и бросился к окнам, выходящим во двор. Но, оттуда не было видно морской бухты, несмотря на то, что дом и находился на плотно застроенной гранитной скале, поднявшейся выше уровня моря, как минимум метров на пятнадцать. Слишком плотная застройка не давала возможности на наличие больших дворов. Дома стояли близко друг к другу не только на улицах, но и между ними.

– Не могу знать!

– Отправляйтесь к Шернстролле, и узнайте обстановку.

– Слушаюсь, господин полковник.

– Они спутали русскую эскадру со шведской, – озвучил жене пронзившую его сердце догадку.

– Не может быть! Это полное поражение, – испугалась Брите. Теперь почему-то, не хотелось верить, при взятии города им оставят жизнь. Её муж лежал приподнявшись на локтях, смотря в сторону моря. Но, ничего не мог видеть, только лишь прислушиваться оставалось ему. Был рядом с ней. Живой, теперь не вырывался, не хотел бежать на крепостные стены. Эта страшная догадка полностью изменила его. Будто моментально потерял лет десять своей жизни. И зачем только она пришла в его голову. Нет, не может этого быть. Его стратегический ум впервые дал промах. Не мог он так ошибаться, и всё же это именно ошибка! Ошибка! Иначе… Иначе… Иначе нет смысла во всём сопротивление. Эх, стоило ему только заболеть. Этот страшный, застарелый ревматизм. Как не вовремя! Вот если бы ещё хотя бы один день! Один день! И, тогда…

Но, что тогда? Что? Если пушки стреляют по… Нет. Всё же это простой обстрел русских позиций. Иначе… Иначе, это конец!

Лёг, закрыл глаза. Ждал посыльного.

Прошло минут десять. Послышались шаги по дубовой лестнице.

В комнату ворвался запыхавшийся посыльный. На нём не было лица.

– Ну, же!?

– Госпо…

– Ну, же!? Мать твою раз эдак, – по-русски выругался Захария.

– Это русские, – зажмурившись, будто рядом на полу стремительно раскручиваясь дымилось и шипело упавшее ядро, шёпотом выдохнул посыльный.

Начиная с этого дня Шернстроле заметил; дух защитников крепости сильно пал. Теперь они потеряли надежду на спасение.

14 мая, как только закончилась высадка войск и разгрузка провианта, Пётр I двинулся в обратный путь, оставив в Выборге галерный флот.

Когда вышли из-за косы, клубы дыма появились на крепостных стенах; противник открыл огонь. Чуть позже, но, раньше того, как, не долетая, заставляя закипать море далеко от бортов их фрегата, в воду начали падать раскалённые ядра, донёсся грохот залпа.

Яков держал курс правее. Знал; бомбы не долетят до боевого фрегата. А, коли удастся какой-то шальной – не наделает много зла его сверкающему олифой, сорока-восьми орудийному, молодому кораблю, капитаном коего был поставлен с явным намёком на дальнейший рост.

Вспомнил пришедшее от Агнезэ пять лет назад письмо. Почему именно сейчас предстала пред его глазами? Неужели всё же есть ещё в нём какие-то чувства к этой женщине, что, хоть и мысленно, но посещает в самые важные моменты. Злость к брату давно прошла и осталась лишь некая тупая боль, будто от зажившей снаружи раны, внутри ещё сохранявшей болезнь.

Открытая со всех русских батарей стрельба заставила шведов прекратить бесполезный огонь. Суда благополучно прошли мимо крепостных верков.

Может, это она, его Агнезэ своей молитвой помогает ему в жизни, пронзила догадка. Да нет же, давно забыла его. Не достоин её помощи! Просто Господь благосклонен к нему.

– Тесный пролив, – оправдался перед царём, предпочтившем его фрегат Крюйсовскому для обратного пути в Кроншлот.

– Яшка, ты должен у меня пролезть там, где нитка в иголку не пролезет. Да так, к тому же, чтоб ни одна бомба Шведская в нас не попала! – полон стратегического азарта, нежно взял за ухо Якова царь.

– Нам ли тебья не радоват, гер Питер, – с немецким акцентом, не менее азартно сверкнув глазами, признался Яков. Сам не понимая почему, старался говорить с царём по-русски. Как ни странно, не вызывая у него при этом неприязни, наоборот, радуя своей тягой к новому.

Не верил слухам о том, что Пётр начал войну со Швецией из-за того, что его неподобающе чину приняли в Риге, хоть и был там инкогнито. Существующий на то время мирный договор не остановил ищущего войны царя. Но, уже тогда в мае 1697-го года стремился Пётр к европейскому признанию. Не в мире и благополучии страны видел её будущее, а в планах захвата, утерянных Россией прежде территорий. Готов поступиться жизнями многих тысяч подданных ради достижения своих целей, понимал теперь Яков.

Уже в 1699 году, вернувшись вместе с царским посольством в Россию знал; в неотвратимой, неизбежной войне, сможет показать себя, с нужной стороны, чего бы ему не стоило. Мог лишиться головы, но вера в успешную карьеру придавала сил.

Не довелось участвовать в штурме Риги, так, как не понадобился там, как капитан. Здесь же, в Выборге был незаменим.

Только на литографиях видел прежде город. Но даже на них обладал величием, пугающим своей неприступностью стен и башен. Одна только башня Лангермана, высотой пятьдесят метров стоила все, вместе взятые Московского кремля, который не любил, считая средневековым. Но, вторая по величине, тем не менее, кажущаяся первой, из-за того, что стояла на гранитной скале, нравилась ему больше. Наверно по той причине, что была построена в непосредственной близости от кафедрального Лютеранского собора, прежде являлась его колокольней. Теперь, выглядывая из-за его высокой, двухскатной, крутой крыши, отражала солнечный свет позолоченными цифрами своих часов.

Не пострадает ли при штурме города часовая башня, подумал Яков.

– Надеюсь гер Питер не будет отдавать команд стрелять по Лютеранской кирха? – спросил царя.

– Пригодится ещё. Но, коле засядет в ней враг, не пожалею и её.

Стояли на палубе, подле рулевого, так было проще командовать судном. Фарватер хоть и был отражён в лоции, но не подробно, с не прорисованными участками, ориентировались по морскому течению и собственному чутью. Командуя кораблём, Яков не имел права на ошибку, выбирал путь, являясь флагманом для остальных.