Глава 6. Соборность
Религия и соединённость
Вернёмся снова к понятию "религия". Мы коснулись уже многих его сторон, но всё-таки заглянем в "Многотолковый словарь", чтобы ощутить разные грани этого слова.
РЕЛИГИЯ – это…
− бальзамированная идея. (Лайош Мештерхази)
− вера человека в то, что света больше, чем тьмы. (Алексей Бельмасов)
− дочь Надежды и Страха, разъясняющая Невежеству природу Непостижимого. (Амброз Бирс)
− не отдельный уголок индивидуальных переживаний, которыми каждый по-своему утешается, а реальное дело спасения человечества и мира, победы над смертью и небытием, утверждение личности в бытии абсолютном. (Бердяев)
− не что иное, как особый вид надежды. (Алексис Токвиль)
− попытка объяснить мир необъяснимыми средствами. (Андрей Соколов)
− практикующая вера. (Геннадий Малкин)
− прекрасная возвышенная поэзия. Поэзия Непостижимого, поэзия Надежды. (Ион Бэешу)
− связь человека с вечностью и связь людей, объединённых общим чувством вечности. (Григорий Померанц)
− странный сплав живого и рутинного, космического и стадного. (Александр Круглов)
− стяжание духа. (Юлий Шрейдер)
− та форма сознания, в которой истина доступна всем людям, какова бы ни была степень их образования. (Георг Гегель)
− только формула нравственности. (Фёдор Достоевский)
− цемент, укрепляющий веру. (Илья Шевелёв)
− воспитание свободы в поисках истины. (Джидду Кришнамурти)
− душевное состояние, в котором смешаны стыд и гордость человека за самого себя. (Генрих Гейне)
− звено между душой и телом, место полюбовной сходки неба с землёй. (Исраэл Дойч)
− институциализированное безумие. (Игорь Юганов)
− не правда, а первый шаг на долгом пути к правде настоящей. (Джон Киль)
− парадокс, возводящий в догму самоотречение и смирение вопреки всем чувствам человеческим. (Фенимор Купер)
− полное превращение души в то, во что она верит. (Свами Вивекананда)
− совершенная система подавления развращённых наклонностей человека. (Оноре де Бальзак)
− средство передачи. (Идрис Шах)
− тот образ, каким человек чувствует себя духовно связанным с миром или с не-миром. (Томас Карлейль)
− уважение наших обязанностей как заповедей Господних. (Иммануил Кант)
− упрощённая и обращённая к сердцу мудрость. (Лев Толстой)
− философия для народа. (Иосиф Левин)
− философия повседневной жизни. (Алексис Романов)
Вот ещё несколько определений, теперь во множественном числе:
РЕЛИГИИ – это…
− абсолютные истины, которым не позволяют стать относительными. (Владимир Голобородько)
− выражение постоянных усилий человечества открыть себе дорогу к Богу. (Мишель Малерб)
− застывшие ступени развития. (Вильгельм Швёбель)
− разные пути, встречающиеся в одной точке. (Мохандас Ганди)
− священные сосуды, в которых хранится истина, недоступная человечеству в чистом виде. (Артур Шопенгауэр)
− этические рабочие гипотезы человечества. (Ханс Лобергер)
В определениях, данных верующими и атеистами, поэтами и рационалистами, то и дело вспыхивает напряжение разных полюсов. Соединённость людей в религии – и разъединённость в религиях. Динамичное стремление к Высшему – и консерватизм традиций. Личная религиозность – и социально организованная вера.
Это не прилавок для выбора формулировки по вкусу. Важно обратить внимание на искреннее стремление каждого из авторов выразить своё представление о религии.
По большому счёту, религия – это сумма наших знаний и незнаний о Высшем. Это связь людей в Главном. Но как достичь этого большого счёта? Как соединить преданность своей церкви (и тем ориентирам, подлинность которых она сохраняет для ищущих) – с жаждой духовного единства, поднимающего нас над любыми межчеловеческими перегородками?…
Для того, чтобы подумать об этом, обратимся к представлению о соборности, то есть о возможности соединения множества личных постижений в единое представление о главных вещах. Как и при обращении к понятию "экуменизм", мы будем пользоваться словом "соборность" расширительно, применяя его не столько к церковным традициям, сколько к духовным устремлениям личности. Мистический экуменизм устанавливает внеконфессиональную духовную связь личности с личностью, их признание друг другом. Мистическая соборность тоже внеконфессиональна. Она действует поверх границ вероисповеданий, не спрашивая разрешения у церковной иерархии.
Такой подход позволяет вернуть общий, нераздельный смысл понятию о религии. В этом смысле религия не сводится к большому набору многочисленных отдельных религий (каждая из которых заведомо кому-то нужна, раз она существует). Мы вспомним о единстве церквей в том отношении, что все они служат религиозной ориентации человека. Тогда мы сможем увидеть религию в её цельном виде.
В противном смысле мы уступим право целостного взгляда на религию, как ни смешно, – атеизму. Ведь он хотя бы своей тотальной критикой утверждает эту цельность.
Только соборность, поднявшаяся над межрелигиозными перегородками, способна воспринимать религию как общечеловеческое явление, а не только как СВОЁ пристанище веры. Только соборное мышление поможет нам обнаружить у религии общие задачи и общие области приложения духовных сил.
Сказка про освободившихся клубочников
Когда-то, в самые что ни на есть стародавние времена, стоял посреди моря-океана остров. Большой остров, просторный. Часто туда заплывали мореходы: запастись водой да едой, а заодно подивиться на местных жителей.
Жили на этом острове клубочники. Так их называли. Люди как люди, очень симпатичные, только с хвостами. Хвосты у них были длинные-длинные, тонкие-тонкие, гибкие-гибкие, из затылка росли. Впрочем, у обычного человека такое тоже случается: у женщин почаще, у мужчин пореже. Хотя у клубочников другие хвосты были, не волосяные, а совсем особенные.
Клубочники совсем не стеснялись своих хвостов. Наоборот, даже гордились ими. А вот на иноземных мореходов удивлялись: как это они без хвостов живут, поодиночке. Ведь клубочников потому так и называли, что жили они общим клубком. И всё благодаря хвостам.
Хвосты у них были и в самом деле особенные. Очень чувствительные. Стоило двум клубочником сцепиться кончиками хвостов, как от одного к другому шли разные нервные сигналы. Безо всяких слов один клубочник понимал, что другой чувствует. И мыслями обменивались.
Так нравилось клубочникам вместе всё переживать и вместе обо всём думать, что они старались держаться рядом. Переплетутся хвостами, прижмутся боками – сразу видно, что клубочники. У них даже свои мастера были по хвостоплетению, которые общий клубок поддерживали в наилучшем порядке.
Жили клубочники не тужили, ни в ком, кроме своих, особенно не нуждались. Ну, приедут мореходы, запасутся водой да едой, свои товары продадут, местные товары купят, очень хорошо. Стоит ли с ними лишние разговоры вести? Всё равно ведь клубочных хвостов у них нет, сцепиться нечем. А мало ли что они могут словами наговорить!
Вот только появился в клубке один странный клубочник по имени Панго. Ему в голову приходили необычные мысли.
"Зря мы, клубочники, изо всех сил друг к другу жмёмся, – думал Панго. – Неужели хвосты у нас такие длинные только для того, чтобы выплетать из них замысловатые узлы? Вокруг столько интересного, такой остров у нас просторный. Да и с мореходами интересно пообщаться, узнать, как заморские люди живут. Может быть, и увидеть чужие страны когда-нибудь удастся".