В каждой кибитке солдаты находили большие расшитые мешки с мукой или зерном, женские прялки, лопаты, чугунные котлы и таганы, овчины, кожи, превосходные ковры, шелковые халаты, женские уборы из серебра и бирюзы, сердоликов, кораллов или крупных монет. Мешки с деньгами текинцы припрятали в землю незадолго до штурма. Кроме фуража и хлеба, солдаты получили разрешение брать, что хотят.
С колонной Гайдарова, которая поднялась по лестницам против Мельничной калы, уже более 20 рот вошло в крепость, и чем ближе подвигались войска к кургану, тем теснее и теснее стояли кибитки. По временам оттуда раздавались одиночные выстрелы последних защитников. Солдаты разбивались на кучки, разыскивали виновных: они были озлоблены против текинцев, что всегда бывает после долгой или упорной обороны. Бледные, заплаканные текинки, с кучами детей, метались в разные стороны, не зная, где приютиться. Они бросались на колени, жалобно взывая к офицерам: «Аман-ага! Аман-ага!» (пощади, господин). Конечно, их не трогали. Вот, наконец, и высокий курган Денгиль-тепе. С одной стороны майор Сивинис, с другой шт. кап. Мельницкий, обстреляв ближайшие кибитки, быстро поднялись на холм, и в час пополудни на вершине его развивалось знамя Апшеронского полка; моряки втащили картечницы, которые очистили последнее убежище текинцев. Отсюда Куропаткин послал генералу записку: «Поздравляю с полной победой. Вся крепость наша, оба орудия и знамя отбил назад. Перехожу в наступление, желательна помощь кавалерии». Тогда сам Скобелев, во главе двух эскадронов драгун и Полтавской сотни, провел их через крепость и пустился в погоню; рубили и гнали верст 15, насколько позволяли силы отощавших от бескормицы лошадей.
Когда стали делать подсчет, то оказалось, что у нас убыло из строя до 400 человек, в том числе убитых 59; текинцы же заплатили за оборону дорого, более чем 6 тыс. потеряли; во многих кибитках находили по 15 тел. После оказалось, что все богачи, под предлогом отвезти семейства, ушли раньше штурма и уже не возвращались в крепость. Тыкма-сардар, остальные ханы, ишаны — все бежали, кто куда глядел. Кроме своих пушек и знамени Апшеронского полка победителям досталось медное орудие, 2 маленькие чугунные пушечки (зембуреки), 5 значков да разного имущества приблизительно на 6 млн. Но зато на руках русских осталось 5 тыс. покинутых, обезумевших от страха текинок с их детишками. Это человеколюбивое дело было поручено особому чиновнику. Их поместили в отдельном лагере, выдавали провизию, под больных и раненых отвели особый лазарет. Текинки сначала не хотели идти получать провизию: «На что нам все это, коли скоро снимут наши головы». Однако на другой, на третий день нельзя было узнать робкое запуганное стадо: женщины занялись хозяйством, разыскивали свое добро, а шустрые ребятишки скакали и бегали взапуски.
Когда стало известно, что бежавшие текинцы, скрываясь в песках, не знают, что им делать, Скобелев разослал с надежными джигитами воззвание, в котором приглашал весь ахалтекинский народ повергнуть свою судьбу на милосердие государя императора; он обещал им неприкосновенность жизни и уцелевшего имущества; кто же окажет сопротивление, тому грозил полным истреблением. Вслед за воззванием был направлен полковник Куропаткин с довольно сильным отрядом для занятия Асхабада да и всех укрепленных пунктов, а вместе с тем и для водворения текинцев на указанных местах, но уже под надзором русской власти. Во время отсутствия Куропаткина было отдано в приказе по отряду царское спасибо. В Бозе почивший государь, получив известие о взятии крепости, прислал великому князю главнокомандующему кавказской армией следующую депешу: «Благодарю Бога за дарованную нам полную победу. Ты поймешь мою радость. Спасибо за все твои распоряжения. Передай мое сердечное спасибо всем нашим молодцам: они вполне оправдали мои надежды. Генерал-адъютанта Скобелева произвожу в полные генералы и даю Георгия 3-й степени. Прикажи поспешить представлением к наградам».
К кибитке Скобелева собрались все офицеры отряда; выстроился 3-й батальон ставропольцев, которым командовал Скобелев перед Хивинским походом, еще в бытность подполковником. Подали водку. Козелков, командир Ставропольского полка, поднял чарку два раза: в первый раз за здоровье подполковника Скобелева, а второй раз за здоровье генерала от инфантерии. «Вашей грудью, вашей кровью я заработал эти награды», — сказал растроганным голосом молодой генерал. Его слова подхватили солдаты, офицеры, и долго не смолкало задушевное «ура!». Скобелев всех обошел, каждого благодарил, а бывшему своему батальону пожертвовал тысячу рублей на семьи убитых и раненых товарищей. Сестры милосердия Стрякова и графиня Милютина, дочь военного министра, получили серебряные медали с надписью «За храбрость». Обе сестры выдержали всю осаду, а Стрякова была даже контужена в грудь.
В недавней борьбе текинцы потеряли своих храбрейших батырей, истощили запасы пороха, лишились оружия, а между прочим, приближалось время посевов. Ждать помощи они не могли, потому что друзей не имели, наживая до сих пор лишь врагов. Даже муллы, ишаны — главные подстрекатели — пустили в народе молву, что русским присуждено теперь Аллахом завоевать на время весь край. Они говорили, что после овладения «неприступной, Богом хранимой крепости» ничто не может остановить солдат Белого Царя. Но настанет время, когда во имя пророка сплотятся все туркмены и выгонят гяуров из святой земли… Так говорили муллы, а сбудется ли их предсказание, известно лишь одному Богу.
По окончании мирного похода Куропаткин повел своих туркестанцев обратно, через ту же пустыню, в Петро- Александровское укрепление. За 8 верст от Хивы отряд был встречен самим ханом со всей его свитой; ночлег был приготовлен в его летнем дворце. За четыре месяца похода и стоянки под Геок-тепе туркестанцы сделали 2 тыс. верст. Скобелев прощался с ними так же, как и встретил, по-отечески: «Расставаясь ныне с дорогими сердцу туркестанскими войсками, благословляю их в далекий и не безопасный путь. Уверен, что и грозная пустыня им опять будет по плечу. Благодарю всех офицеров и нижних чинов за исполнение долга и присяги службы. Благодарю в особенности полковника Куропаткина. С ним судьба породнила меня боевым братством со второго штурма Андижана, в траншеях Плевны, на вершинах Балканских и ныне во дни тяжелых боев под Геок-Тепе».
Умиротворение края продолжал князь Эристов. Только Тыкма-сардар держал в страхе около 2 тыс. беглецов, осевших на реке Теджене. Он говорил, что русские зарежут тех, которые возвратятся в оазис. Даже мервцы прислали узнать, не сердится ли на них Белый Царь. Скобелев отвечал: «Белый Царь когда гневается, то гнев его слышен как рыкание льва. Пушки не грохочут, значит, Белый Царь не сердится; не желаю этого ни вам, ни женам, ни детям вашим, ибо в тот день кровь потечет рекой и не спасут вас ни англичане, ни кто другой, как не спаслись ахалтекинцы». Тыкма-сардар бросился к мервцам с предложением помощи. Мервцы осмеяли его: «Ты убежал от русских и хочешь защищать Мерв? Если ты еще смеешь называться храбрецом, то после этого нет на свете трусов. Ты трус, потому что убежал, а храбрые все погибли под Геок-Тепе». Тогда Тыкма-сардар увидел, что его песенка спета и в конце марта явился в Асхабад, вручил Скобелеву свою саблю, которую и получил обратно, после того как поклялся верно служить государю.
Прошло три года, вновь завоеванный край получил название Закаспийской области, с главным городом Асхабадом, где имел местопребывание и командующий войсками генерал Комаров. Сюда уже была проведена железная дорога, продолженная ныне до Самарканда в одну сторону и до Ташкента в другую. Когда стало в Асхабаде известно, что и мервцы не прочь поступить в русское подданство, Комаров двинулся с отрядом нареку Теджен, откуда послал в Мерв Алиханова и Махмут-Кули-хана для переговоров. Старшины собрались на совет и после недолгого совещания согласились признать власть Белого Царя. Тогда Комаров приказал им объявить, что они не иначе могут войти в нашу державу, как отпустивши рабов и возвратив персиянам все ограбленное у них имущество. Мервцы не прекословили: сняли с пленников оковы, отогнали табуны лошадей и стада скота в соседние страны. Несчастные пленники плакали от радости, причем славили во всеуслышание русского царя. По-видимому, и мервцы были довольны переходом к новой жизни. В конце января 1884 года прибыли в Асхабад 4 хана и 60 почетных жителей Мерва. Все это были седобородые старики, за исключением Юсуфа, молодого туркмена, мать которого пользовалась большим уважением среди соплеменников; тут же находились два знаменитых аламанщика, побывавших со своими шайками под стенами Тегерана. Депутаты подали Комарову прошение на высочайшее имя, написанное по-татарски, в котором мервцы обещали служить верно, честно, оставить грабежи и разбои. После торжественной присяги на Коране генерал поздравил мервцев подданными великой державы, под покровительством которой они всегда найдут себе защиту, после чего объявил от имени государя полное прощение за все старые провинности. Так состоялось присоединение Мервской области, из которой выкроено два округа — Мервский и Теджентский.
