С таким-то новым неприятелем пришлось иметь дело нашим войскам, и мощный русский дух взял верх над его многочисленными и нестройными толпами. В стране рабства и шпионства, там, где каждый дрожал за свою голову, не могут иметь места сплоченность и доверие, — в чем главная сила русского войска. Сам эмир не доверял своей особы этим войскам. Его гвардия, «кул-батчи», что значит «дети невольников», набиралась куплей детей на невольничьих рынках или от хозяев бухарцев. Все они природные персияне. Равно все высшие должности по управлению и командованию войсками заняты персиянами: своим нет веры.

Июня 15-го 1865 года генерал Черняев взял город Ташкент, а после того эмир бухарский написал Черняеву письмо, в котором требовал, чтобы русские покинули этот город, так как он вместе с Коканом составляет часть его владений. Получивши отказ, эмир напал на владения коканцев и посадил здесь ханом своего тестя Худояра; затем, следуя правилам азиатской политики, он не прямо объявил нам войну, а в ожидании, пока соберется с силами, разрешил своим подданным разбойничать и грабить за чертой своих владений. Он даже притворился, что желает войти с нами в мирное соглашение, и вырядил посольства: одно в Петербург, другое в Ташкент; вскоре приехал сюда и третий посол с просьбой, чтобы и наши офицеры были отправлены для переговоров в Бухару.

Черняев не отказал в этой чести: он отправил чиновника Струве и нескольких офицеров. Встретили их там с почетом, но уже в конце ноября стало известно, что не только все русские подданные с их товарами, но даже и самое посольство задержаны. Три раза уверял владетель Бухары, что послы отпущены, что они уже выехали, — и все три раза лгал. А с наступлением весны в наших владениях открыто появились шайки бухарцев: они грабили киргизов, перехватывали почту, уничтожали на Сырдарье запасы топлива и стреляли с берега в наши пароходы. Это продолжалось до мая, когда были получены сведения, что эмир собрал значительные силы, как конные, так и пешие, с пушками, и что часть их уже переправилась через Сырдарью, следовательно, в тыл нашему отряду, стоявшему тогда в Чиназе. Против 40-тысячной армии бухарцев мы могли выставить не более 4 тыс., остальные 11 тыс. были разбросаны по линии, занимая гарнизонами большие города и крепости; к тому же доблестный вождь туркестанских войск, Черняев, в ту пору был уже отозван: его сменил генерал Романовский. Тем не менее наступление являлось необходимостью. Чиназский отряд, в составе 14 рот пехоты, 5 сотен казаков, 20 орудий и 8 ракетных станков, выступил в степь к урочищу Ирджару, на пароходе везли на 10 дней продовольствие. Другим берегом двигался параллельно главному отряду небольшой отряд Краевского.

Был май 1866 года. Жара стояла страшная, туркестанское солнце прожигало насквозь; но отрядец шел бодро и сделал первый переход в 30 верст, до колодцев Мурза-рабат. До Ирджара оставалось не более 20 верст, когда на рассвете начали показываться конные партии. Казаки их сбили, отряд поднялся с ночлега; в 12 часов уже была выдвинута артиллерия, не прекращавшая огня до конца боя. После небольшого привала впереди всех двинулся капитан Абрамов с 6 ротами и 8 пушками; правее его подполковник Пистелькорс с казаками, ракетными станками и 6 орудиями; сзади, в резерве, 3 стрелковые роты с 4 орудиями под начальством майора Пищемуки; наконец обоз, под особым прикрытием. Тотчас же небольшой русский отряд был окружен толпами конных бухарцев и киргизов. Особенно сильно они наседали на наш обоз, где подполковник Фовицкий должен был в одно время и отбиваться, и продолжать движение, чтобы не отставать от прочих. За 1,5 версты от неприятельской позиции войска были встречены сильным пушечным огнем из окопов. Под свист ядер и дикие победные крики наши колонны, точно ладьи, пробили себе путь через клокочущие волны бухарской конницы, пестревшей значками и разноцветными халатами. Это были не сотни или тысячи, а десятки тысяч всадников, бешено повторявших атаку за атакой. Прошло около часа, пока исход боя ясно обозначился: неприятельская конница перестала давить, и наши колонны перешли в наступление. Колонна Абрамова стройно, точно на учении, двинулась на завалы, а через полчаса они уже были в наших руках. Пистелькорс смело проскакал между завалами, занял впереди позицию. Быстро переходил с позиции на позицию этот храбрый офицер, пока наконец не увидел, как вся грузная неприятельская армия обратилась в бегство. Огромный лагерь был покинут со всем имуществом. Тут в котлах варилась еще пища, дымились кальяны, пыхтели самовары. На другой день — это был праздник Николая Чудотворца — наши добрались и до другого лагеря, где помещалась ставка эмира. Здесь нашли множество ковров, диванов, ханскую кухню и между прочим донесение самаркандского бека с передовой позиции, что русские уже окружены и скоро будут все в плену… Особенно много досталось тогда бухарских палаток. Солдаты рвали их на части и шили себе новые рубахи или же чинили ими старые. После Ирджарского дела часто случалось встречать половину синей рубахи, половину красной или же зеленой с какими-нибудь драконами, не то птицами или причудливыми цветами. Так и щеголяли в них весь поход.

Кроме 10 пушек, т. е. половины всей артиллерии, подобранных по пути бегства, бухарцы покинули большие запасы пороха, патронов и снарядов.

Романовский не пошел вслед за эмиром, к Самарканду, а двинулся вверх по Сырдарье. 17 мая наш отряд приблизился к Ходженту.

Ходжент очень древний город; по преданию, он построен дочерью Адама, славился своей неприступностью, гордился тем, что не признавал власти ни Кокана, ни Бухары и никогда не был в руках неприятеля. Жители Ходжента сохранили воспоминание об одном из своих военачальников, по имени Тимур-Мелик. История его любопытна. Это было давно, тогда еще, когда нахлынули сюда полчища монголов под предводительством могущественного Чингисхана. Берега Сейхуна, нынешней Сырдарьи, также усеянные в ту пору цветущими городами, огласились воплями несчастных жертв, поголовно избиваемых свирепыми кочевниками. Бухара пылала в огне; несчастный царь хоразмийский, о котором было уже упомянуто, бросался то в ту, то в другую сторону своих обширных владений. В это- то время отряд из 5 тыс. конницы Чингиса приблизился к Ходженту. Тимур-Мелик, желая, вероятно, спасти свой город от погрома, удалился с тысячью отборных воинов на соседний остров, где был построен крепкий замок. Туда не могли долетать с берега ни камни, ни стрелы. Монголы не останавливались ни перед какими препятствиями: они решились устроить плотину, чтобы соединить остров с берегом, для чего согнали до 50 тыс. пленников, и работа закипела. Пленные, разделенные на десятки и сотни, под надзором монгольских офицеров, таскали день и ночь камни из ближайших гор, запружая ими реку. Но мужественный Тимур-Мелик устроил 12 судов, покрытых сверху войлоками и обмазанных толстым слоем глины; он подъезжал на этих плотах к берегу, разгонял неприятеля и разрушал его работы. Враги боролись за каждый камень, за каждую пядь земли. Когда монголы усилили свой отряд до 20 тыс. и нагнали новые толпы пленных, Тимур-Мелик ясно увидел, что дальнейшая защита становится бесполезной. Он задумал спуститься рекой в Аральское море и через устье Джейхуна, нынешняя Амударья, выйти к городу Ургенчу. На 70 гребных судах отплыли уцелевшие защитники Ходжента, но вскоре они узнали, что дальнейший путь им прегражден: Джучи, старший сын Чингиса, громивший берег Сейхуна, приказал построить мост у города Дженда и укрепить его машинами, метавшими камни. Тогда отважный Тимур- Мелик пристал к берегу и пробился к городу Ургенчу сухим путем; там он присоединился к сыну своего государя — Джелал-уд-дину, защищавшему со славой империю отца: вместе с ним Тимур-Мелик прославил свое имя в геройской неравной борьбе с монголами.

В Ходженте, как и везде в Средней Азии, туземцы при основании города селились вдали от главной реки. Им нужно иметь под рукой оросительные каналы для орошения полей и садов, и потому гораздо легче справляться с такой маленькой речонкой, как Ходжа-Бакарчан, чем с грозным потоком Сырдарьи. Летом в этом городе нестерпимая удушливая жара: степные ветры нагоняют облака пыли; белые скалы горы Могол-тау, возвышающейся на противоположном берегу, отражают лучи южного солнца прямо на город, похожий тогда на жаровню. Часто речка Ходжа пересыхает, и тогда женщины принуждены ходить за водой на Сырдарью, где надо спускаться с крутого берега и с тяжелой ношей снова взбираться. Тем не менее в торговом отношении город расположен весьма удобно, в самом узле среднеазиатских путей: дороги расходятся во все стороны в виде радиусов. Они обсажены шелковичными деревьями; между ними — плантации хлопчатника и виноградники, среди которых высятся там и сям сторожевые башни. Здесь произрастают в изобилии рис, хлопок, тутовые и персиковые деревья, нежный виноград, урюк (абрикосы).