Черняев, один, без конвоя, в сопровождении старшин, отправился через самые населенные части города в бани. Жители были поражены смелостью русского генерала: с изумлением они глядели, как тихо и спокойно едет победитель, еще вчера державший в страхе окрестности Ташкента; теперь он раскланивается направо и налево, мирно вступает в жилище старейшего муллы Хакима-ходжи, принимает от него угощение, ласково с ним беседует. Ничего подобного с тех пор, как стоит Ташкент, они не слыхали и не видали. Возвратившись таким же порядком в лагерь, он отправил в столицу свое донесение, которое заканчивалось следующим образом: «С покорением Ташкента мы приобрели положение в Средней Азии, сообразное с достоинством империи и мощью русского народа».

Прошло 25 лет, тревоги войны давно забыты, край успокоился, русская власть утвердилась прочно на всем обширном пространстве туркестанских владений. За это короткое время точно из-под земли вырос в Ташкенте новый, русский город — обширный, богатый, нарядный. В нем более тысячи домов европейской постройки, утопающих в зелени густых садов, большие магазины, гостиницы, казармы, для прогулок — общественные сады. С раннего утра туземцы-разносчики выкрикивают свои товары уже по- русски; в праздничные и царские дни раздается торжественный звук колоколов, призывающий православных людей в храмы Божии. Когда же спадет полуденный зной, щегольские коляски снуют по широким мощеным улицам, обсаженным рядами рослых тополей… В эти времена мира и тишины возвращался как-то в Ташкент из дальней поездки один из его почтенных обывателей, переживший осаду города, помнивший старые порядки. Ночь была тихая, звездная, но безлюдная — крутом бесконечная степь. У арыка Искандер-хан ташкентец догнал женщину-единоверку, с маленькими детьми. Она несла на голове корзину с хлопком. Очевидно, это была бедная вдова. Ташкентец придержал лошадь и спросил: «Куда ты, одинокая, идешь и как ты не боишься пускаться в путь ночью по такой пустынной местности?» Бедная женщина отвечала: «Я собрала днем немного хлопка; теперь спешу на базар, чтобы купить на эти деньги муки. Я знаю, меня никто не обидит, иначе не пошла бы в эту темень». Такой ответ успокоил ташкентца. «Хвала Аллаху! — подумал он про себя. — Дождались мы времен, когда даже бедная вдова идет одинешенька по безлюдной степи! И сам я еду в ночной тишине, не боясь разбойников. Прежде не только что женщине, но и вооруженному мусульманину, на добром коне, нельзя было отважиться ехать одному, да еще ночью». Подумав это, ташкентец слез с лошади и вознес ко Всевышнему усердную молитву за государя императора, под покровом которого мусульмане наслаждаются полной безопасностью.

Так рассказывал об этом событии сам ташкентец.

Если четырехугольный стол обставить кругом двумя рядами стульев с высокими спинками, то получится нечто похожее на «крышу мира», Памир, что возвышается на границе наших владений с Китаем и Афганистаном. Это приподнятый кусок материка, который со всех четырех сторон окружен снежными кряжами высочайших гор — страна ледников, водопадов, каменистых гор, изрытых трещинами. В ее глубоких долинах шумят и брызжут реки Мургаб, Гунт и Ияндж, питающие Амударью. Тут, на Мургабе, как грозный страж нашей границы, расположен памирский пост, примерно на высоте версты. Укрепление возникло недавно, когда с одной стороны стали надвигаться на бывшие коканские владения китайцы, а с другой стороны афганцы. Стены его сложены из дерна и мешков, наполненных песком: они окружают просторный двор, где стоят офицерские флигеля, землянки с бревенчатыми крышами, лазарет, баня, мастерские. Запасы продовольствия хранятся в войлочных кибитках. Южная стена укрепления идет по краю высокой террасы, с вершины которой открывается равнина Мургаба. В угловой башне гордо развевается русский флаг. Лес и вообще необходимый для постройки материал доставляли на лошадиных вьюках из Ферганы. В ожидании его 2-я рота Туркестанского батальона ютилась в киргизских кибитках; их часто опрокидывали свирепые бураны, обдававшие будущих строителей песком и снежной пылью. Это еще было ранней осенью; большую же часть года памирцы проводят так же, как бы проводили в полярных странах. Кругом тишь, безлюдье; население русского Памира редкое, потому что в стране таких холодов и ветров подножных кормов мало и очень они скудны. Привольно живется лишь горным орлам да еще обитателям скал, архарам (горные бараны), хотя и они зачастую подвергаются опасности: степные голодные волки ждут где-нибудь под скалой, пока у архара онемеют ноги и свалится он им прямо в раскрытые пасти. Охота за архаром — опасная в этих трущобах, но вместе с тем и завлекательная — доставляет отрезанным от мира памирцам некоторое развлечение; раз в неделю они получают вести из России: одинокий всадник доставляет почту из соседней Ферганы, за 300 верст от поста. Ежегодно являются сюда кашгарские купцы с товаром, выменивают их у соседних киргизов на овец, которых гонят потом в Фергану, где и сбывают их с барышом.

Русское укрепление расположено почти что на середине памирской выси; на западной же ее стороне раскинулось ледяное поле, примерно верст на 60 или 70 сверху вниз. Покрытое камнями, ледяными шпилями, оно из года в год сползает понемногу в долину, как и все горные ледники. Из-под него также струятся ручейки, скопляются вместе и дают начало реке Зарявшану — «златоносной» реке, одной из важнейших в Туркестанском крае. Зарявшан протекает долиной между двумя горными хребтами — то узкой, как трещина, то местами широкой, покрытой арыками для орошения полей. Есть арыки по 70 верст длиной: это целые речки.

Не доходя 8 верст до Самарканда, Зарявшан делится на два рукава, которые сливаются недалеко от города Бухары. Вся долина Зарявшана, благодаря обильному орошению и наносной почве, славится своим плодородием. Если глядеть на нее с некоторой высоты, то перед глазами вьется красивая зеленая лента, испещренная, как кружево, сетью арыков и усеянная кунами деревьев, кишлаками, цветущими городами.

Остров между двумя рукавами Зарявшана составляет самую богатую и населенную часть долины. Здесь нет клочка земли, который пропадал бы даром. Поля покрыты хлопчатником, рисом, пшеницей, ячменем, просом, люцерной, дынями, арбузами; по межам они обсажены деревьями. Там на вольном воздухе произрастают миндаль, персики и абрикосы; между деревьями вьется сочный, сладкий виноград. В садах, обнесенных глиняными стенами, обыкновенно растет посередине густой и темный карагач, скрывающий своими раскидистыми ветвями бассейн с водой — самое прохладное и тенистое место.

Вначале многоводный и быстрый, Зарявшан, дальше постепенно становится мельче и мельче, вследствие отвода вод в арыки. За городом Бухарой он теряется в песках, не доходя сотни верст до Амударьи. Лет 30 тому назад здесь стояли еще цветущие поселения, но губительный песок пожрал их понемногу, и теперь в этой пустыне торчат лишь засохшие стволы высоких деревьев да лежат развалины построек. 16 тыс. семейств покинули тогда свои зарытые в сугробах песка дома, чтобы искать счастья на чужбине. Жгучий ветер «теббад» устрашает даже верблюдов, этих прирожденных животных пустыни: с жалобным ревом они опускаются на землю и прячут головы в песок; за ними приседают, скорчившись, люди. Эта мертвая пустыня служит с востока защитой для владений бухарского эмира и его столицы Бухары.

Там, в этих далеких окраинах, рядом оазис и пустыня, жизнь и смерть. Но трудом человека и пустыня может быть обращена в оазис. Лет 30 тому назад некий таджик Мулла- Керим задумал восстановить орошение безводной степи Соврак-Софиан, возле города Пенджекента. На поверхности ее видны были следы колодцев, засыпанных землей, и для того, чтобы их снова открыть, а потом соединить между собой галереями, требовалось много труда и еще больше денег. Мулла-Керим не унывал. Он то советовался со своими односельчанами, то ездил в степь, вымеривал, высчитывал, опять советовался. Бывший тогда начальником Зарявшанского округа генерал-майор Абрамов, тот самый, который водил на штурм Ташкента головные колонны, не только разрешил провести воду из реки Маргиан, но пожертвовал на это дело тысячу рублей. Ранней весной жители Пенджекента и всех окрестных кишлаков принялись за работу. Разделившись по 10 человек на каждый колодец, рабочие сначала углублялись в землю по расчету, сколько было нужно, потом отрывали между колодцами старые галереи и от времени до времени пропускали по этим галереям воду. Целый год — лето и зиму — продолжалась работа без всякого надзора со стороны властей, и к весне 1872 года было отрыто 80 колодцев, до 20 саженей глубиной, и готова подземная галерея — арык в 3 версты длиной да без малого в сажень высотой. Пустыня, заброшенная в течение трехсот лет, снова расцвела прежней жизнью, покрылась богатой пашней, дающей ежегодного дохода 15 тыс. рублей. В долине Зарявшана есть арыки, проходящие в туннелях скалистых гор, откуда вода стекает вниз по деревянным желобам и проводится дальше, в поля, скрытыми галереями. И все это дело трудолюбивых рук.