После неудачного штурма текинцы стали появляться на базарах Хивы и Бухары, где хвастались своей победой, а так как им могли не поверить, то они показывали русские ружья. Они являлись и к хивинскому хану, подарили ему несколько винтовок, револьверов: «Нам не надо их, у нас русских ружей много, а будет еще больше!» Бухарский эмир говорил тогда, что русским не справиться с текинцами, нужно 100 тыс. войска; хивинский хан повторял то же самое со слов текинцев. На всех азиатских базарах толковали, что если русские нападут вторично, то текинцы их разобьют. Базарные толки дошли и в кочевья: хивинские иомуды начали грабить киргизов, кочевавших на Эмбе, угоняли скот, верблюдов, баранов; текинцы снова стали терзать Персию. Грабежи подвластных нам кочевников и дерзость текинцев, прославленных теперь как народ непобедимый, могли пошатнуть недавно водворенную русскую власть. Умы азиатских народов легко поддаются внушениям недоброжелателей тем больше, что они не понимали, в чем сила и могущество русской державы. Текинцы, например, думали, что в царстве «Ак-падишаха» вечная зима и, для того чтобы видеть лето, русские надвигаются на юг, отнимают у мусульман земли и всех их истребляют. Становилось необходимостью повторить экспедицию, одним ударом разгромить текинцев, покончить с ними навсегда. Начальником этой экспедиции был назначен Скобелев, молодой генерал, всего 37 лет, тот самый, который закончил Коканский поход, а потом прославил свое имя за Дунаем. Уже самое назначение Скобелева показывало, что на текинцев стали смотреть иначе, чем прежде: в них увидели врагов, с которыми не стыдно помериться силами.
В начале мая 1880 года Михаил Дмитриевич прибыл в Чикишляр, где встретили его уже передовые кавказские войска; остальные ожидались частью оттуда же, частью из Оренбурга и Ташкента, а всего предполагалось двинуть 64 роты, 9 казачьих сотен, 2 эскадрона тверских драгун, 97 орудий — 11 тыс. человек и 3 тыс. коней. Еще до приезда Скобелева началась кипучая работа по заготовлению всего необходимого для степного похода, начиная с продовольствия и кончая кошмами для подстилки. Пустынное побережье Каспийского моря оживилось — берегом сгонялись верблюды, передвигались команды; на пристанях шла выгрузка, от Михайловского укрепления укладывались рельсы железной дороги; но самым главным делом Скобелев считал занятие опорных пунктов, гарнизоны которых должны беречь путь, а в случае неудачи войска могли бы найти в них приют. Несколько укреплений по линии Атрека, Чат, Дуз-Олум уже были заняты раньше; Скобелев наметил Бами, как главный опорный пункт, который разрезал оазис на две части и в то же время связывал два пути: один из Чикишляра, по Атреку, 300 верст, другой — из Михайловского укрепления, 270 верст. До 10 тыс. верблюдов ходили по этим линиям несколько месяцев, снабжая укрепления запасами, так что, например, в Бами было доставлено без малого миллион пудов. Бами досталось легко, но зато текинцы сейчас же набросились на мирных киргизов, угнали 6 тыс. баранов у бухарских туркмен и стали нападать на наши транспорты; даже ближайшие к ним иомуды потеряли веру в нашу силу, отказывались нанимать верблюдов и говорили, будто текинцы истребят их всех, если они станут помогать русским. Набеги и грабежи текинцев продолжались до самого Рождества; для охраны мирных кочевников и отражения неприятеля высылались небольшие охотничьи команды, легкие, подвижные, способные к быстрым передвижениям. Служба в отряде была очень трудная: солдаты строили укрепления, сопровождали транспорты с верблюдами, перетаскивали кули и ящики в магазины и все это в жару, при знойном ветре, вздымающем облака пыли, за которыми могла скрываться конная толпа хищников. В середине лета прискакали в Бендесен два джигита с почтой и донесли, что на самом перевале по ним стреляли, причем убит казак Коломийцев. Таманцы его похоронили, но Скобелев заподозрил тут измену и выслал из Бами доктора Студитского, чтобы осмотреть труп. Не доезжая укрепления, Студитский оставил конвой у ручейка, а сам с двумя таманцами стал подыматься в гору, но в это время конвойцы, заметившие трех текинцев, окликнули его. Студитский сбежал вниз, и все 13 человек поскакали в погоню. Когда наши уж поднялись в гору, перед ними, точно из земли, выросла целая толпа, около 300 текинцев. Казаки спешились и сели в осаду, недалеко от могилы Коломийцева, в двух кучках — одна в 7 человек, другая в 5. На расстоянии 200 шагов началась жестокая пальба: одного казака убили, другого ранили. Затем текинцы бросились в атаку. Казаки дали залп почти что в упор: толпа отхлынула, но смельчаки бросились врукопашную. Неравная беспримерная борьба продолжалась 8 часов. Студитский распоряжался, пока не свалился мертвый; Иван Кучир, раненный в щеку навылет, не покидал ружья; после второй тяжелой раны, когда ружье вывалилось само собой, он еще ободрял товарищей держаться до последнего, а третья пуля заставила его смолкнуть навеки. Раненый казак Дудка скатился вниз, вскарабкался опять наверх и подполз к товарищам. В 4 часа текинцы внезапно покинули свои позиции и двинулись к Вами, откуда вскоре раздались выстрелы: там они наткнулись на 10-ю роту Самурского полка и после неудачного нападения скрылись. Доблестный подвиг таманцев подействовал на войска ободряюще; все убедились, что текинцы вовсе не так страшны, что сила вовсе не в числе, а в отваге и стойкости. Все оставшиеся в живых были награждены крестами, семействам убитых и умерших от ран выслано пособие по 100 рублей каждому.
С самого приезда в Чикишляр Скобелев внимательно изучал новый для него край; особенно же интересовали его текинцы: их образ жизни, характер, военные привычки; многое он узнал от участников Лазаревской экспедиции; но этого ему было мало: он задумал познакомиться с ними поближе и в то же время показать текинцам, что в открытом поле они бессильны; кстати, заодно истребить их жатву. В ночь на 6 июля небольшой отряд в составе около 4 рот пехоты, 4 сотен, 10 орудий и 8 ракетных станков выступил из Вами. Никто из участников, кроме Скобелева и начальника штаба Гродекова, не знал, куда их направят: указан только Арчман. Когда на другое утро узнали, что предстоит познакомиться с текинцами на месте их пребывания, то все впали в уныние и думали, что Скобелев ведет отряд на верную смерть. Попутные селения были брошены; поля пшеницы и джугары не убраны. К тому времени постройка крепости Денгиль-тепе была окончена; около 25 тыс. текинцев со своими семействами готовились умереть за валами своей твердыни; распоряжался делом защиты Тыкма-сардар. С 13 лет он начал ходить на аламаны и на 15-м году попал в плен к курдам. Его засадили в тюрьму. Тогда жители Беурмы сделали складчину в 6 тыс. туманов и выкупили его. Через два месяца он уже возвратил беурмцам эту сумму. Начиная с 17 лет он имел свою шайку, с которой однажды отбил у персиян 40 тыс. баранов, за 800 верст от Беурмы. С этих пор Тыкма-сардар прославился как лихой наездник и самый искусный военачальник. На его призыв собирались тысячи всадников, уверенных в успехе задуманного дела, и действительно, богатая добыча, в разделе которой Тыкма-сардар был всегда очень справедлив, вознаграждала с лихвой участников набега. Между городами Тегераном и Мешедом 500 текинцев захватили однажды 300 богомольцев и караван навьюченных верблюдов. На обратном пути Тыкма-сардар встретился с персидским войском. Несколько дней продолжалась жестокая битва, в которой текинцы остались победителями. После смерти Нур-Верды-хана Тыкма-сардар, без особого избрания, стал во главе свободолюбивого племени. Это случилось как-то само собой.
Между тем наш отряд благополучно занял Егян-Батыр-калу, в 12 верстах от укрепления, и сейчас же приспособил этот поселок к обороне. Тут сварили солдатам обед; Скобелев и штаб его ели то же, что и солдаты; потом он ходил по биваку, шутил с солдатами, пробовал пищу. Перед закатом солнца играла музыка, а перед зарей выпустили снаряд по направлению к укреплению. Ночь была темная и жаркая; кругом все спокойно. Спали крепко, не раздеваясь, под прикрытием секретов; не спал только Скобелев, обдумывая лихое дело: он понимал, что текинцы могли раздавить ничтожную горсть пришлецов. К утру он был совершенно мокрый от пережитых дум, а выехал к отряду на своей серой красивой кобыле, как ни в чем не бывало — в чистом кителе, украшенном Георгиевским крестом, свежий, расчесанный и раздушенный. Его сопровождал конный осетин с красным значком. Впереди отряда рыскали джигиты, потом казаки, имея на средине конно-ракетную батарею. Шли полями, местами засеянными хлебом; неприятель не показывался, только отдельные всадники кружили около крепости. Вдруг джигиты бросаются назад: оказалось, что в ложбине засели текинцы; широкой лавой, с гиком, они неслись галопом на своих высоких длинноногих рысаках. Казаки остановились. Ракетная сотня быстро спешилась и поставила станки. Первая ракета упала тут же; прислуга отскочила в сторону. Завидя это, Скобелев подскакал ко второму станку — то же самое: ракета разорвалась, граната осталась возле станка. Офицер крикнул было «Ложись!», но Скобелев рассердился, наехал на гранату и сказал: «Тут не ложиться, а умирать надо!» Граната лопнула, несколько осколков задели лошадь генерала. В эту опасную минуту урядник подскочил к третьему станку и спустил ракету, она пошла удачно, гранату разорвало среди текинцев. Затем выскакала в сторонку батарея и пустила несколько картечных гранат, после чего текинцы рассыпались. Скобелев вызвал урядника ракетной батареи, потребовал Георгиевский крест и тут же прицепил его со словами: «Ты не растерялся в опасную минуту, оказал подвиг, за что награждаю тебя крестом». Заиграла музыка, весь отряд взял на караул.
