В своем персональном кабинете суперинтендант мадам Кюран сосредоточенно обдумывала рапорт. Голоса детей снаружи доносились до нее как бессловесный немелодичный шум, она слышала его краем уха и воспринимала, в ответ чуть расслабляя морщинки усталости вокруг глаз.

Суперинтендант отодвинула стопку бумаг в сторону и нажала на кнопку. Дверь кабинета почти тут же открылась, и она с удивлением обнаружила не стенографистку, которую вызывала, а своего заместителя. Женщина явно была взволнована.

— Мадам! Воздушный налет!

Палец Мадам Кюран тут же ударил по другой кнопке. Зарыдала сирена, и крики детей стихли.

— Вы уверены? — спросила она свою помощницу на бегу. — Я не понимаю! Они никогда не бомбили школьные здания.

Внизу дети выстроились в четыре шеренги и спешили спуститься по четырем крытым пандусам, уходящим под землю. Их подгоняли воспитатели с детской площадки, молодые вдовы, многие из которых приобрели слишком горький опыт на этой войне…

Мадам Кюран подняла глаза. С неба опускался огромный вертолет, похожий на бомбардировщик. Его сопровождал злобно танцующий рой небольших истребителей. Внезапно в гуще самолетов возникли три небольших белых облачка; несколько секунд спустя ветерок донес три коротких сухих кашля. Это заявили о себе зенитные батареи.

Помощница ухватила мадам за руку:

— Где же наши самолеты?

— Сейчас появятся.

Три крошечных пятнышка вынырнули со стороны солнца, с юго-запада. Они налетели клином, затем перегруппировались в разомкнутую колонну, на полном газу вошли в пике и, игнорируя самолеты сопровождения, нацелились атаковать большой бомбардировщик. Бомбардировщик резко сместился к востоку, словно колибри, перепорхнувший от цветка к цветку, но звено истребителей последовало за ним. Было очевидно, что пилот головной машины намеревался в самоубийственном пике протаранить борт бомбардировщика.

Один из быстрых маленьких истребителей сопровождения опередил его. Два самолета столкнулись в воздухе уже рядом с вертолетом. Казалось, они бесшумно рассыпались облачком мусора. Следующие два самолета звена увернулись один под другой над летящими обломками и прошли на безопасном расстоянии от бомбардировщика. Несколько секунд спустя донесся звук столкновения — как будто великан разорвал в клочья тысячу ярдов материи.

Вертолет приземлился на игровой площадке.

По левому борту перед кабиной управления открылась маленькая дверца, вниз упала, разворачиваясь, легкая металлическая лестница. По ней спустились двое мужчин. Они приблизились к женщинам. Один из них, более молодой, обратился к суперинтенданту:

— Мадам Кюран? Я лейтенант Банес. Позвольте мне представить вам коммандера ВВС Дансика. Я буду переводить.

— В этом нет необходимости. Я знаю ваш язык. Какова цель этого трусливого нападения?

Коммандер резко отсалютовал ей и слегка согнулся в талии:

— Очень рад, мадам. Я очень рад, что вы говорите на нашем языке. Это все значительно упрощает. С сожалением сообщаю вам, что вы являетесь моей пленницей.

— Это очевидно.

Он улыбнулся, как будто она была исключительно остроумна:

— Ах да, разумеется, вы и ваши помощницы. Я вынужден потребовать от вас некоторого сотрудничества.

— Я не буду помогать вам!

— О, пожалуйста, мадам. Это не то, что вы не захотите делать. Вы просто продолжите выполнять свои текущие обязанности по уходу за детьми, но уже в моей стране. Вы нужны, чтобы заботиться о них…

— Я отказываюсь! Я прикажу им сопротивляться. Вам не управиться с тремя тысячами детей.

Он пожал плечами:

— Как вам будет угодно, мадам. Как я и обещал, вы не обязаны делать то, чего не хотите.

Пока шел разговор, в лоснящемся теле вертолета открылся большой люк, крышка его откинулась вниз, словно подъемный мост, и по ней ускоренным маршем ссыпалась дюжина мужчин. Они разделились на две шеренги и быстро распределились вокруг зданий с интервалом в пятьдесят ярдов, полностью окружив школу. Каждый нес в руках большую треногу и какое-то оборудование, укрепленное на спине.

Расставив свои треноги, они сняли со спины оборудование и спешно установили его на них. Затем сорвали с оборудования чехлы. Каждый подхватил катушку провода, который был подсоединен к треноге, и побежал против часовой стрелки к ближайшей установке, на бегу разматывая провод. Закрепив конец провода на соседней треноге, они быстро вернулись каждый на свое место.

Сержант, стоящий в открытом люке вертолета, проревел:

— Доклад!

— Один!

— Два!

— Три!

— Четыре!

— Пять!

— Шесть!

— Семь!

— Восемь!

— Девять!

— Десять!

— Одиннадцать!

— Двенадцать!

Сержант энергично дал отмашку правой рукой.

Ничего не произошло. Лишь деревья и здания за линией треног слегка мерцали, как будто сквозь пленку мыльного пузыря. Однако отделение мотоциклистов гражданской обороны, примчавшееся по бульвару, ведущему в город, минуту спустя врезалось в этот переливающийся фантом. Они осели на землю, образовав жуткого вида переплетенную груду тел.

Внутри вертолета молодой техник сидел перед сложным пультом управления. Его костлявые нервные руки были заняты гофрированными рычагами, тремя рядами пронумерованных клавиш и многочисленными переключателями. Глаза техника следили за сигналами приборной панели, размещенной за пультом управления, отмечали показания дрожащих стрелок, наблюдали блуждание маленьких светящихся «жучков» в счетчиках, отмечая вспышки сигналов готовности.

Зеленый свет вспыхнул в верхней части панели. Техник опустил экран, поместив его прямо перед глазами, и щелкнул переключателем. На экране быстро сформировалось изображение такого же нервного мужчины с бледным лицом. Изображение заговорило:

— Привет, Ян. У вас все готово?

— Да. Даю сигнал о полной готовности.

— Мне это не нравится, Ян.

— Мне тоже. Конечно, я готов управлять любой машинкой, которую мне подсунут, но я предпочитаю сначала разобрать ее и посмотреть, что там у нее тикает внутри.

— Точно. Как, черт возьми, я узнаю, что творится под этим пультом? Я только стучу по клавишам как болван. Кроме того, откуда мы знаем, что эти дети не будут травмированы? Никто еще не видел этого устройства в работе.

На пульт упала тень. Техник поднял глаза и увидел, что сержант подает ему знак. Он снова сосредоточился на панели управления.

— Приготовиться! Даю музыку. — Техник нажал три кнопки, одну за другой.

Музыка достигла четверки, стоящей на детской площадке: мадам Кюран, взволнованной и непокоренной, ее помощницы, испуганной и ждущей приказов, коммандера и его помощника, вежливых, но державших ухо востро. Она звенела в их головах, как детская песенка. Она пела им о детском мироздании, о детском рае, полном чудес и свободном от забот.

Дансик улыбнулся мадам Кюран:

— Ну не глупо ли воевать, когда в мире есть музыка, подобная этой?

Она невольно улыбнулась в ответ.

Музыка нарастала, ширилась и пульсировала на самом краю слышимого диапазона. Затем прорезался тонкий пронзительный звук флейты. Он то вплетался в мелодию, то выбивался из нее, охватывал ее кружевами и подчинял себе. Пойдем, говорила музыка. Пойдем со мной. Она пробирала насквозь, но не болезненно — казалось, она вибрировала непосредственно в самом мозгу.

Дети высыпали из подземных убежищ, как стая щенков. Они смеялись, кричали и бегали кругами. Они вырывались из-под земли и, приплясывая, двигались к вертолету. Хихикая и толкаясь, они теснились на пандусе.

Техник бросил быстрый взгляд через плечо и сказал:

— Они прибыли!

Он щелкнул выключателем, и пустая рама шести футов высотой, расположенная около пульта управления, внезапно заполнилась непрозрачной бархатной чернотой.

Первый из детей подскочил к раме, прыгнул в нее и исчез.

Коммандер Дансик подвел мадам Кюран к вертолету, когда последние из детей входили внутрь. Она подавила вскрик, когда увидела, что происходит с ее подопечными, и в ярости повернулась к коммандеру. Но он заставил ее замолчать взмахом руки: