Происходящие в этот период перемены историки не в последнюю очередь связывают с тем, что в годы сталинских репрессий отмечается резкое ослабление партии и партийных органов (так называемый разгром «ленинской гвардии»), в том числе погибают некоторые партийные функционеры, в прошлом видные члены Политбюро. Но только этим усиление государственных органов в противовес партийным объяснить невозможно, поскольку их кадры, в том числе кадры правительства, также пострадали в годы «большой чистки». Очевидно, что в основе перераспределения властных полномочий между государственными и партийными структурами лежали все те же процессы, которые вызвали потребность в принятии новой советской Конституции, то есть процессы стабилизации того политического режима, который возник на базе революции 1917 г. Своеобразным внешним проявлением укрепления роли Советского правительства при одновременном снижении властных полномочий партийных органов становится отказ Сталина на XVII съезде ВКП(б) в 1934 г. занять пост Генсека и назначение его на пост Председателя Совнаркома, что произошло в самый канун войны с фашистской Германией – 4 мая 1941 г.

Как же все-таки с позиций сегодняшней эпохи оценивать то общество, которое возникает в нашей стране в результате непростого развития реформ политической системы в 20-е и 30-е годы XX в.? Оно явно не было капиталистическим, так как рыночный механизм был в нем скован, введен в рамки государственного регулирования. Не был этот общественный строй и классическим социализмом, так как необходимого для гармоничного развития личности достатка еще не было, а свобода часто соседствовала с принуждением и подавлением. Еще в начале лета 1921 г. М. Ольминский с горькой иронией писал, что уж «очень ненадежными были бы те коммунисты, которых загнали в коммунизм угрозой расстрела». Как видим, рецидивы гражданской войны не были преодолены и в 1930-е годы.

В наши дни стало модно для объяснения отмеченных нами социально-политических процессов 1920–1930-х годов прибегать к помощи так называемой тоталитарной модели. К историкам-тоталитаристам принадлежит и упоминавшийся выше Баберовски. Возникновение тоталитарной школы, в рамках которой шло развитие этой концепции на Западе, можно отнести к 1930-м годам. На ее возникновение серьезно повлияли работы одного из бывших лидеров советского режима Л. Д. Троцкого, оказавшего к тому времени в вынужденной эмиграции. Ему принадлежит яркая критика той политической и теоретической линии, которой придерживался Сталин. Рассвет же тоталитарной школы приходится на 50–60-е годы прошлого века, то есть на особенно напряженный период холодной войны. Как пишет крупный американский историк Л. Холмс, «ослабление международной напряженности и облегченный доступ к архивным материалам способствовали отказу от нее многих ученых». Уже этот факт наводит на размышления о научной состоятельности тоталитарной модели.

По словам современного российского историка А. Соколова, в тоталитарной модели имеются очевидные слабости, ставящие под сомнение ее применимость для анализа той конкретно-исторической ситуации, которая сложилась в СССР в интересующие нас годы. Не могут быть, в частности, приняты такие ключевые ее звенья, как «тоталитарная личность» или «атомизированность советского общества». Неправомерно также сводить главные инструменты власти в 1930-е годы только к насилию и пропаганде, односторонне трактовать роль массовых организаций. Несмотря на внешнее правдоподобие, считает историк, тоталитарная модель не объясняет всех господствовавших тогда процессов. К их числу могут быть отнесены возрастающая многополярность, неодномерность советского общества. В нем идут постоянные процессы складывания новых социальных слоев со своими ценностями, идеалами и интересами, что уже является достаточным опровержением концепций, считающих СССР тоталитарным государством. Тем не менее, несмотря на все свои недостатки, в последние десятилетия теория тоталитаризма воскресла на российской почве и вернулась на Запад. Впрочем, классическая тоталитарная школа теряет свою популярность повсеместно. Теперь уже можно говорить о неототалитаристской школе в историографии.

Анализ того непростого пути, который был проделан Советским государством в предвоенную эпоху, заставляет искать ответы на вопрос о характере сложившего в нашей стране общества на совершенно иных основах, нежели предлагаемые тоталитарной школой. Представляется, что многие вопросы могут быть решены, если внимательно присмотреться, например, к идеям К. Маркса об особой роли государства на Востоке и к высказываниям В. И. Ленина о неизбежно азиатском лице русского социализма. Специфика производственных отношений, сложившихся в 30-е годы XX в. в СССР, вполне укладывается в концепцию государственного социализма азиатского типа. Этот вывод уже не шокирует исследователей на Западе; возможно, он будет внимательно рассмотрен и в самой России.

Что же касается причин построения именно такого типа общества, то, как считает американский исследователь Д. Лоулер, «социализм ХХ века стал по большому счету ответом <…> крупнейших государств докапиталистической эпохи на те сдвиги, которые повлек за собой процесс торжества мирового империализма». По мнению исследователя, сталинская Россия мобилизовала ресурсы традиционного общества «для создания технологической инфраструктуры современного государства», способного противостоять увеличивающейся экспансии западной цивилизации на восток. Сама же попытка России сохранить свое лицо перед Западом прослеживается им еще со времен Петра Великого. «Утверждение сталинского “государственного социализма”, – пишет Д. Лоулер, – заключалось в использовании проверенных временем методов деспотического государства: отвечать на “вызов” торжествующего во всем мире капитализма, избегая в то же время травматических последствий капиталистического развития в эпоху империализма».

В отличие от стран, где действительно сложились тоталитарные режимы, в СССР всегда сохранялась потенциальная возможность внутренней демократизации. Более того, как мы видели выше, сам режим предпринимал попытки демократических реформ. Можно утверждать, что с прихода большевиков к власти в 1917 г. и вплоть до начала фашистской агрессии 1941 г. советская политическая система эволюционировала от классовой диктатуры в сторону традиционной гражданской демократии. Процесс этот был труден, часто сопровождался всплесками насилия, но даже утверждение авторитарной системы личной власти Сталина «совсем не напоминало шествия победителей, походило скорее на тяжелые, изнурительные бои с более слабым, но отчаянно сопротивляющимся противником». Именно это внутреннее сопротивление говорило еще об одной особенности общества, сложившегося в нашей стране. О наличии в обществе жизнеспособных сил свидетельствует и подвиг советского народа в Великой Отечественной войне. Сквозь существовавшие в системе многочисленные бреши пробивали себе дорогу трудовой героизм, высокие взлеты советского искусства и науки, позволившие Советскому Союзу, несмотря тяжесть выпавших на его долю испытаний, еще долго служить светлым и притягательным образом для очень и очень многих людей во всех уголках планеты.

На рубеже 20–30-х годов XX в. мировая система вступила в полосу одного из самых глубоких экономических кризисов. Промышленность многих стран, недавно обескровленная Первой мировой войной, вновь оказалась под угрозой разрушения. Результатом кризиса стало установление во многих государствах тоталитарных режимов, обострение противоречий между ведущими государствами мира. Ситуация в мире серьезно влияла на внутреннее положение в СССР, сдерживало его развитие, отвлекало значительные ресурсы на обеспечение собственной безопасности. В силу этого на международной арене Советский Союз все свои усилия сосредоточил на установление дружеских отношений с другими странами и обеспечение международной стабильности.

В качестве основного партнера в конце 1920-х годов в СССР по-прежнему рассматривали Германию и стремились к продолжению курса Рапалло. Главным сторонником германской ориентации являлся нарком иностранных дел Г. Чичерин. В 1931 г. СССР и Германия продлили договор о ненападении и нейтралитете 1926 г., продолжалось военно-техническое сотрудничество Красной Армии и рейхсвера. Однако еще во второй половине 1920-х годов в Германии усилились тенденции на сближение со странами Запада. Серьезные изменения произошли и в руководстве советской дипломатией. С 1928 г. Чичерин по болезни фактически отходит от дел, а в 1930 г. на посту руководителя советского внешнеполитического ведомства его сменяет М. Литвинов, придерживавшийся англо-французской ориентации.