Я стоял босиком на полу. Он был неровным и сделанным из чего-то похожего на пластик, который вызывал странные ощущения. Пол казался твердым и мягким одновременно. Переступив с ноги на ногу, я понял, почему и как достигается такой эффект. Поверхность пластика деформировалась под давлением тела и принимала форму стопы, при этом глубина погружения ноги не превышала полутора сантиметров, но и этого хватало для создания приятного ощущения мягкости. В полу рядами уходили вдаль вмонтированные то ли видеокамеры, то ли мониторы компьютеров, то ли экраны телевизоров. Одни из них слабо светились, мерцая смазанными разноцветными изображениями, другие рябили черно-белыми полосами, а некоторые вообще не работали. Сделав непроизвольный шаг, я заметил, что ситуация с мониторами как-то неуловимо изменилась. Те, что не работали, замерцали, картинки на других стали четче. Присмотревшись, я увидел, что это не мониторы с картинками вовсе, а как будто стационарно установленные окна в миры, ничего не подозревающие об их существовании. Чем ближе я наклонялся к окну, тем более погружался в мир под ним. Я как бы спускался все ниже и ниже, зависая уже совсем близко к поверхности, но при этом оставаясь, каким-то образом, в здании над окном. Я хорошо видел горы и деревья, каких-то необычных животных, слышал звуки и запахи. И все совершенно и абсолютно не знакомое мне, как на чужой планете, но при этом реально осязаемое. Это удивляло своей странностью и необычностью. Себя, как материальное тело, присутствующее в этом незнакомом мне мире, я не наблюдал. Как будто мое сознание и органы чувств, независимо от моего тела, оказались висящими на тонкой невидимой нити, спущенной из окна на землю. Я находился в двух местах одновременно. Оставаясь у окна, я мог наблюдать за тем, что происходило в окружающем мире, никак не нарушая его бытия. Я почему-то знал, что могу висеть так сколько угодно долго, и меня никто не будет торопить. И нить моя не порвется, и окно не закроется, и я не устану чувствовать и размышлять. Но я так же знал, что в этом состоянии не смогу ничего сделать, ни во что вмешаться, что-либо изменить. Для того чтобы жить деятельно, я должен осознанно принять решение прийти сюда в этот конкретный данный мир весь целиком в полном материальном обличии и пройти полный цикл существования, от начала и до конца, от нового рождения и очередного ухода.

Да, я должен принять решение. Я шел и заглядывал в миры, совсем не ощущая желания быть там. Они были разные: похожие и не похожие на нашу планету, со своими солнцами и лунами, холодные и горячие, прекрасные и не очень. Где-то были существа с обликом весьма далеким от человеческого, но я по каким-то признакам понимал, что они разумные. Иногда в моей душе появлялся слабый отклик, иногда настойчиво тянуло, и я надолго спускался и зависал над окном, но все же осознавал – опять не то! И самое интересное, там, где я чувствовал притяжение, пол становился немного теплее. Что за детская игра: горячо – холодно? Каким образом пол, это бесконечное поле выбора, знает, где я захочу воплотиться? Я резонирую с полом? Тогда что такое мое вступает с ним в резонанс? Что за причуды? Или это вообще что-то другое? Много вопросов и нет ответов. Зато есть готовое знание, прямо на уровне рефлекса – надо выбрать. Надо искать окно в тот мир, куда поманит и потянет меня все мое естество (может оно сканируется и резонирует?). Надо искать мир, куда душа и разум в едином порыве бросят меня безоглядно и без всяких сомнений. Но. Нельзя торопиться. Вдруг окажусь не в своем мире? Впрочем, тянуть тоже не желательно. И, главное, – я знаю, что забуду во время полета все, что было со мной раньше. И поле выбора, и сам полет.

А молодая женщина в тесте для определения беременности увидит две полоски и, возможно, засмеется от радости.

– Слабо. Слабо и как-то плоско, – сказал я жене, – Вот почему его именно в это окно потянуло? Может он дела какие-то не доделал, опыт еще нужный не приобрел, не созрел? И вообще объем впечатлений от поля выбора какой-то неполный.

– Это, – да, вполне согласна, – ответила она и пожала плечами, – Ну, попытаться все же стоило хоть раз? И потом, естественно, я не смогла передать твой сон точно так, как ты его проживал. Это все равно, что сделать голограмму с голограммы. Даже не в этом суть, что при передаче информации часть ее неизбежно теряется и так же неизбежно искажается. Дело в том, что ты и не смог бы рассказать мне весь свой сон. И никто бы не смог рассказать. Говорят, что слово изреченное есть ложь. Мы мысли передаем словами, – с этим еще можно худо-бедно как-то справиться. Но чувства! Как их передать словами во всей гамме и полноте?!

Это было лет двадцать пять тому назад. Мы ехали по дороге, лентой скользящей по склонам и взгорьям северного Кавказа. Зеленые шеренги, до линии нависшего горизонта, – виноград! Такое впечатление, что он растет на самом краю земли, – поднимешься до последнего ряда, а там только небо. Было страшно и весело! Вдруг там край Мира!?

Теперь нет виноградников. Вырубили почти все. Сейчас фермеры пытаются что-то восстановить, но без особого успеха.

А Дон течет, мощно тянет баржи, грязноватый, слегка обмелевший, но работу свою делает и рыбой кормит.

Для тех, кто путешествует автобусным туром (экстремальный туризм – иначе это не назовешь), Европа начинается с дороги по яркому лоскутному одеялу Польши. Маленькие игрушечные земельные наделы, тщательно обработанные и ухоженные, мелькают мимо неискушенного взгляда. Усадьбы как будто соревнуются между собой в затейливости убранства: голубые бассейны, гномики, коровки, клумбы с цветами, местами туя, елочки и кипарисы. То ли декорации для жизни, то ли декоративная жизнь (вечный русский сарказм, скрывающий то ли зависть, то ли боль)? Практически нет заборов.

Ночь. Кемпинг. Сижу на скамейке спиной к автобану, лицом к маленькому, обустроенному со всеми удобствами, светящемуся разноцветными яркими огнями, островку отдыха. Слушаю, как проносятся автомобили и счастлива, – сбылась мечта – пустили Дуньку в Европу!

Передо мной лежат два альбома. Впечатления от поездок слились в одно. Злато-Прага! Для меня она Рыжая красавица на семи холмах, как волшебная сказка. Раскинулась вольготно по сверкающим берегам Влтавы.

Любима! Оберегаема!

Лазурное побережье для меня началось с Канн, а французские духи с Грасса.

О море.

Нас привезли в Канны, быстро провели немудреную экскурсию, дали сфотографироваться на красной дорожке возле «Бункера» – так называют Дворец Фестивалей и Конгрессов и показали городской пляж. Мы пошли знакомиться с морем. Цвет у него оказался действительно лазурным! Мало того! Вода искрилась на солнце от маленьких золотистых блесточек, плавающих в воде. Как они туда попали? Говорят, это от пляжного песка. Такого удивительно красивого сочетания мы не видели больше нигде.

О духах.

Грасс – столица духов. Около 40 парфюмерных фабрик. Старинный город. Воздух пропитан ароматом цветов. Капелька духов – память о ярких красках и дурманящих запахах лета юга Франции.

Испания. В ней нет снобизма Швейцарии, иронии Франции, замкнутости Германии, элегантности Чехии, отстраненности Австрии. С первых шагов по земле Каталонии она ощущается как что-то близкое, свое. Испания – несдержанно красивая, яркая, чувственная, как прекрасная женщина, искренне доброжелательная к гостям, несколько по-русски небрежная. Буйство красок. Основные цвета – красный, желтый, сине-голубой и зеленый.

Моя Испания – калейдоскоп из Барселоны, моря, Гауди и Дали.

Для Барселоны три-четыре дня – мгновение, песчинка в песочных часах. Все быстро, все бегом. Постоянно сопутствующее желание остановиться и насладиться, впитать в себя красоту улиц, площадей и парков! Для непрофессионалов от архитектуры нет претензий к смешению стилей, оно кажется органичным. Грусть оттого, что многое не удалось посмотреть. Город оставляет радостное послевкусие, желание обязательно вернуться, окунуться вновь в праздничное чудо.