Вместо ответа Василий схватил со стола зеркало, встал вплотную к сыну и вытянул руку так, чтобы в отражении были видны оба лица. И для кого он это больше делал — для себя или для Ерофея — было непонятно. Генетическая экспертиза, если она в этом мире существует в каком-либо виде, была не нужна. «Волос к волосу», как в сказках говорится о похожих людях. Об этих двоих можно было сказать так же.

— Я долго тебя искал… сын. Уже и после того, как на Анне женился, — царь тяжело опустился на край кресла, вертя в руках ненужное уже зеркало. — И вот нашёл.

Последние слова были сказаны с непонятной интонацией. Словно человек, мечтавший о чём-то, наконец получил долгожданное, а что с этим делать, не знает.

— У вас есть сын. Наследник, — как-то кривовато усмехаясь, ответил Ерофей. — Я вам не нужен, Ваше Величество.

Ох, сколько же обидной горечи в словах его было! За всё. За фамилию Найдёнов, за сиротство, за страхи пережитые. И за то, что не видит радости отца от встречи со взрослым сыном. Порывисто, желая скрыть слёзы подступающие, парень обеими руками принялся нахлобучивать на голову маловатую для него шапку, которая не могла скрыть сверкающие влагой и злостью глаз. Ещё минута, и, наплевав на этикет и сословное различие, уйдёт Ерофей, хлопнув дверью.

— Постой! — рявкнул Василий, понимая намерение парня. Осмотрелся, увидел у стены тяжёлую резную лавку, ткнул в неё пальцем: — Сядь! Дождался, когда сын выполнит приказ, и сам к нему подсел. Толкнул плечом и мягко сказал: — Поговорить надо.

Я стояла, боясь вздохнуть поглубже, чтобы не заметили и не прогнали. Хоть и понимала, что не стоит в секреты такого уровня нос любопытный совать, и то, что жених мне потом всё равно расскажет без утайки. Но так хотелось узнать не в пересказе, а из первоисточника.

Василий, прежде чем начать разговор, обвел глазами комнату, остановив взгляд на Анне, а после и на мне. Подумал немного и сказал:

— Идите, девочки, — и когда я, пропустив царицу вперёд, закрывала за собой двери, добавил, — всё равно же всё у нас потом выпытаете.

В салоне Мезислав из своего кресла с видимым удовольствием наблюдал, как двое стражников выводили из кухни Цветаву. Хвала Светлым богам, руки ей не заламывали и тычками не гнали. Женщина хоть и понуро, но шла сама. Увидела меня, остановилась и поклонилась, коснувшись рукой пола.

— Прости, барышня.

И всё. Больше ни слёз, ни слов о помиловании или смягчении участи. Опустошение и тоска. Сквозь прозрачную витрину было видно, как подсадили женщину в возок, как по обе стороны от неё охранники сели, как лошадка споро увозила бывшую кухарку от нормальной жизни в застенки тюремные.

— Жалеешь её? — спросила Анна, внимательно наблюдавшая за эмоциями, отражающимися на моём лице.

Кивнула. Да, жалею. Понятно, что глупость и жадность не лечатся, но то, что невыгодно менять свободу на деньги, и дураку же понятно. А вот эта баба не поняла.

— Не жалей, не стоит того. Вот из-за такой же продажной служанки остался твой Ерофей сиротой. — Царица грустно улыбнулась моим вскинутым в удивлении бровям. — Если хочешь, могу поведать то, что сейчас супруг твоему жениху рассказывает. — Я усиленно закивала и мысленно попросила домовёнка чаю нам заварить. Похоже, разговор предстоял долгий.

В руках Анны чашка с остывающим чаем, а взгляд через прозрачное стекло витрины устремлён не то в даль времени, не то в бескрайность ярко-голубого неба. Да и рассказ безадресный, словно захотелось женщине перебрать воспоминания своей жизни как бусины в шкатулке.

— Невестой царевича Василия я стала чуть ли не в первые мгновения жизни. Он тогда юнцом четырнадцатилетним гостил у моего отца — ярла приграничного — вместе с посольством царским. Во время пира по случаю рождения дочери отец хлопнул слегка захмелевшего отрока по плечу и предложил: «Люб ты мне, парень, и хотел бы я назвать тебя сыном, но есть у тебя отец. Зато теперь у меня дочь родилась, а у тебя пока нет жены. Стань моим зятем, царевич!». И пока пьяненький посол, сидевший рядом, раздумывал, выгоден ли такой брак Южно-русскому царству, Василий, возомнивший себя взрослым и готовым принимать решения, сказал своё решительное «да». Тогда и имя мне дали не норманское, как того хотела матушка, а по совету жреца нового бога, жившего у нас в замке, Анной нарекли. Отец повелел и кормилиц, и нянек, и служанок, ходивших за мной, из царских земель брать. Потом и учителей из Светлобожска выписал и приказал, чтобы все они говорили со мной на языке жениха.

Я понимающе кивнула. Так вот почему Анна по-русски говорит так чисто. Мудрое решение принял её отец когда-то, избавив впоследствии от трудности вживания в чужой язык. А так можно сказать, что будущая царица впитала его с молоком кормилицы.

— Когда мне исполнилось пятнадцать лет, мне объявили, что через год я покину родину. Свадебный караван повезёт меня к жениху, которого я не видела никогда. Долог путь и опасен, но была я покорна воле отца, понимая, что дочь ярла не о себе думать должна, а о предначертании своём. Но тут случилось непонятное. Одним днём, без объяснений, выслал отец из замка всех моих учителей и служанок, оставив только нянюшку старую. Шептались, что пришло какое-то донесение от соглядатаев из Светлобожска, но что в послании том было, точно никто не знал. Ярл же приказал мне усиленно учить язык саксов — соседей западных. «Должно быть, женился царевич, — предположила нянюшка, расплетая мне косы на ночь. — Вот и лютует батюшка». Странно мне было, что из-за такой малости наследник мог отказаться от выгодного союза с приграничным ярлом. Подумаешь, буду не первой, а второй женой — эка невидаль. У отца три жены, и без счёта признанных бастардов от наложниц в замке на разных должностях служат. «Глупость какая! — ответила я тогда няньке. — Главное, чтобы Василий не обделял никого из жён подарками и вниманием». А та только дробным таким старушечьим смешком зашлась и сказала, что я глупенькая. Да удивилась тому, что непонятному и ненужному учителя меня наставляли, а главное упустили. Тогда и рассказала, что в царстве у мужа может быть только одна жена. Гаремы с наложницами тоже жрецами всех богов осуждаются.

Анна отпила остывшего отвара, беззвучно поставила чашку на блюдце и невидящим взглядом обвела салон. Мезислав Жданович притаился в своём кресле, умело притворяясь спящим, Грег проводил стражников и остался на улице, воинов, охраняющих другие входы, не видно. Никто не мешал её откровениям.

— Удивительно мне слышать такое было. Единственная жена. Не могла понять, хорошо это или плохо, и всё у нянюшки расспрашивала, что да как. «Не тревожь сердечко, голубка, — отнекивалась старушка. — Просватают к англам или бриттам, а у их князей по три жены как закон. Не хочу, чтобы думала, что могла единственной стать». Но я всё равно думала. И радовалась, что не сватает меня никто. Не до свадеб стало в наших краях — война началась. В любую минуту могла я стать не невестой, а наложницей или вовсе рабыней. Наверное, отец так же думал, когда велел снарядить два самых больших своих драккара* и загрузить их моим приданым и дружиной для охраны. «Не знаю, что там Василий делает, — сказал мне на прощание отец, — но официального отказа от помолвки не было. Поезжай к жениху, дочь! Верю, что царь русский родичу в помощи не откажет». Как тайно шли, прячась в тени скал и во фьордах, боясь попасть в плен, рассказ отдельный. Труден переход был: дважды по суше на брёвнах катили суда наши от одной реки в другую, отбивались от людей лихих, по берегам добычу стороживших, но за три месяца, к концу лета, добрались до Светлобожска. За пять дней на самом резвом скакуне был отправлен гонец с грамотой, что невеста сговоренная прибудет скоро. Пока по морю плыли, пока трудности по рекам преодолевали, почти не думала, как встретят, а тут страшно стало. Так страшно, что хоть поворачивай назад к отцу под крыло. Но я помнила о чести и не могла так поступить. Только плакала по ночам, думая, помнит ли жених о слове своём, не отправят ли меня прямиком в монастырь как постылую и ненужную. Вот и причал виден. Берег людьми усыпан, наверху спуска царь на жеребце белом в плаще алом, а внизу фигура тёмная. Встречают. Как только сходни спустили, споро подошёл тот тёмный, мазнул взглядом по мне, руку подал с поклоном лёгким. Тогда-то я и увидела Василия впервые. Встретили, приветили, в терем проводили, царь грамоты отцом писаные принял, на обед за стол царский пригласили. Всё по вежеству и достоинству, но только чувствовала я, что не рад мне супруг будущий. А потом нечаянно прознала, почему так.