«Матрица!» — мелькнуло в сознании явно что-то из памяти Алевтины.

— Зеркало! — воскликнул Ерофей и, видя моё непонимание, объяснил: — Заклинание такое заморочное. Чтобы скрыть что-то, берут отражение ближайшего пространства и накладывают на то, что спрятать хотят. В поле кусок поля, в лесу часть леса. Ещё и рассеянным вниманием дополнено. Если точно не знать, что искать и внимательно не всматриваться, то и не найдёшь. А ты, умница моя, заметила.

Царевич соскочил с повозки и, вытянув руку, дотронулся до одной из ёлочек. Дрогнули веточки, осыпался какой-то мусор.

— Эта настоящая, — сделал вывод мой естествоиспытатель и протянул руку к соседней ёлочке.

Рука беспрепятственно прошла сквозь иллюзию. К возку Ерофей возвращался с самым довольным видом. Взял смирную лошадку под уздцы и смело шагнул к дереву, стоящему рядом с ёлкой. Коняшка упёрлась. Не было у неё желания в сплошной лес лезть.

Ни угрозы сдачи на живодёрню, ни обещания морковки или яблочка на кобылку не действовали. Демонстрируя своё отношение к словам незадачливого возницы, животинка приподняла хвост и выдала горку пахучих «яблок». В весеннем лесу завоняло нечищеной конюшней.

— Может ей глаза завязать? — предложила я, стаскивая с головы платок. — Она не будет видеть препятствие и пойдёт за тобой.

Хоть и потряхивала каурка головой, пытаясь стряхнуть с морды непонятную тряпку, и шагала осторожными мелкими шагами, но послушно пошла, управляемая твёрдой рукой Ерофея.

Приоткрыв от удивления рот, смотрела я, как сначала в чуть затуманившимся изображении исчез муж, потом лошадь, потом передняя часть возка, а затем дерево вплотную приблизилось к моему носу. Лёгкое покалывание открытых участков тела, и я вижу другую картину.

В проёме дороги виднелась недалёкая опушка и дорога укатанная вдоль неё. А ещё дальше, за высокими стенами, сияет на солнце шпиль храма всех светлых богов, виднеются белые черепичные крыши царского дворца и красные боярских домов. Городские ворота открыты настежь, готовые принять и гостей столицы, и возвращающихся из странствий путников.

— Если вдруг ещё кому-то придёт в дурную головушку помешать нашему возвращению, я такое проклятие для него придумаю, что Гориславу Борисовичу позавидует! — грозно пообещала я и погладила спину Ерофея, на миг придержавшего лошадку. — Поехали, милый. Домой хочу, сил никаких нет.

Наша повозка неспешно катила по направлению к столице. Несмотря на то, что солнце уже клонилось к закату, гнать уставшую кобылку Ерофей не стал. Успеем. Адреналин, кипевший в крови во время встречи со злодеем и во время побега, притих. Хотелось сейчас только тишины и покоя.

А ещё хотелось побыть вдвоём. Я перебралась на перёд возка поближе к любимому, прижалась к сильному плечу, с удовольствием вдохнула его запах. Несмотря на то, что мы некоторое время провели в грязной камере на затхлой соломе, к царевичу эти «ароматы» не пристали.

— О чём задумался, лапушка?

— Да вот думаю, как бездарно можно жизнь прожить, потратить талант силы немалой на злодейство, — почесав бровь, со вздохом ответил муж. — Ладно бы только свой, но столько поколений семьи жили одной целью — извести царей русских.

— Знаешь, мне кажется, они все были немного сумасшедшими. Не теми юродивыми, что на паперти веригами потрясают, а умными, даже гениальными, но безумцами. Одержимыми идеей. Если бы у них были другие цели — гуманные, то могли бы много хорошего сделать.

— Похоже, что так, — согласился со мной Ерофей. Приобнял одной рукой, прижал к себе и сказал, сменив тему разговора: — Всё никак не привыкну, то ты моя жена.

— Как-то ещё Василий с Анной к этому отнесутся, — вздохнула я, но уворачиваться от поцелуя не стала.

— Мы их ищем по всей округе, а они тут… — прогремел над головой чей-то голос. И слышалось в этом возгласе и облегчение, и удивление, и злость.

Я открыла глаза и увидела нависшую над нами лошадиную морду, а поверх неё свесился сердитый мужик с обветренным лицом.

«А как сладко было!» — подумала с досадой, выпуская из объятий любимого. Увлеклись мы немного. Ерофей, бросив поводья, опрокинул меня на спину в возок, где мы невесть сколько времени уже целовались, ничего не замечая вокруг. И вот прервали…

— Вы где были? — продолжил орать командир нашего отряда сопровождения. Но видя, что мы живы-здоровы, только несколько смущены тем, что застали нас в неподобающем виде, слегка успокоился, отодвинулся от повозки и рассказывал уже менее эмоционально. — Налетел этот вихрь тёмный, закружил лошадей, людям глаза запорошил. Пока коней успокоили да в себя пришли, глядь — а вас и нет нигде. Главное, лошади ваши здесь, а вас нет. Вот только же были, а уже нет. Я тогда разбил отряд на тройки и отправил следы искать. И следов тоже нет. Ох и помотались мы в поиске! Хотел уже ехать царю-батюшке в ноги падать, что не уберёг сына и готов головой на плаху лечь, а тут вижу — возок к городу неспешно так едет и никто им не правит. И вроде как люди в нём лежат, но непонятно, живы ли. Меня ажно холодный пот прошиб, а вдруг это… — воин не закончил фразы и уже спокойно спросил ещё раз: — Где были-то?

— У чародея в гостях, — надевая протянутую мною шапку, с усмешкой ответил Ерофей. — Учитель мой из Академии в гости таким образом позвал. Соскучился сильно. А я Дарью в этой кутерьме за руку схватил и с собой утянул.

— И как? — спросил командир отряда уже без особого интереса, больше из вежливости. Он то и дело оборачивался, привставая на стременах и призывно маша рукой. Отлегло у него от души — нашлась пропажа, сейчас другая задача — отряд собрать и важно в город въехать.

— Обошлось, — односложно ответил царевич, тоже оборачиваясь на всадников. Двое вели в поводу наших лошадок, чему муж очень обрадовался. Не дело послу царскому в возке ехать, как старику слабосильному. Что о нём люди подумают и говорить потом станут?

— Даша, а ты не хочешь на Танели пересесть? — ставя ногу в стремя, спросил он меня.

— Не-е-е-е… Мне и тут хорошо. Устала я от езды верховой.

Да и какая разница, что обо мне потом судачить будут. Тётушка Помила говорила, что на всякий роток не накинешь платок.

В столице нас не ждали.

— О каком письме ты говоришь? — удивлённо вскинул брови Василий, а прочитав свиток, который в срочном порядке сорвал нас из степи раньше времени, удивился ещё больше. — Печать моя и подпись моя, но не было такой нужды острой, что в грамоте прописана.

— Значит, надо искать средь дьяков доверенных, кто исхитрился бумагу на подпись подсунуть и с каким умыслом сделал такое, — устало посоветовал Ерофей.

На дворцовое подворье въехали мы часа три назад, сходили в мыльню, переоделись, поужинали, но отдыхать нас царь-батюшка не отпустил. Призвал в кабинет и приказал поведать подробно о нашем приключении. Сначала меня, потом царевича. Под рассказ мужа я и задремала. Вроде и слышу всё, но как сквозь вату.

— Отец, знаешь мудрость народную, утро вечера мудренее? Отпусти ты нас отдыхать, ради светлых богов. Видишь, Дарья уже носом клюёт.

— Кликни девок, пусть отведут на женскую половину, там и выспится, — отмахнулся Василий, озабоченный неожиданно выявленным заговором.

— Какая женская половина? — не понял Ерофей. — Дарья жена мне, значит, спать мы будем в одной комнате и в одной постели.

— После того, как в храме наставление от жреца получите — спите, где на ум взбредёт. А до того… — тут вошла служанка, и Василий приказал ей: — Отведи барышню на женскую половину, устрой со всем почтением и удобством.

Падая головой в хорошо взбитую опытной горничной подушку, успела ещё подумать: «Так может, ещё и свадьба будет?»

Но снилась не вожделенная свадьба, а злые и немало удивлённые глаза Горислава Борисовича. Вот больше не о ком мне по ночам думать, как о покойном мэтре, чтоб его…

Светлые боги! А ведь это я его убила проклятием своим. Сказала же, чтоб изошел, следовательно, необратимое обезвоживание он стопроцентно получил. Ну и того…