— Растение такое. У него осенью шапочка белая пушистая вырастает. Мягкая и нежная. Из неё потом ткань ткут.

— Хлопок это, — мысленно перевела я для Дуни. Вот только показалось мне, что она и сама знала, просто хотелось так незамысловато втянуть Кудрета в беседу.

Да ладно? А ведь и вправду поглядывает на десятника Дуняша с интересом. Незаметно старается, но шита её маскировка белыми нитками. Что ж, вкус у подруги хороший. Не в папу братец уродился. Резкие черты степняка размылись русской кровью матери. Высок, тело тренированное, но не массивное, а гибкое и лёгкое в движении. Лицо открытое, взгляд кошачий с хитринкой задорной под чёрными тонкими бровями, скулы высокие, но не резкие. Нечего сказать, хорош, чертяка! Не смазливой лубочной красотой, а той опасной юной мужской, что заставляет трепетать женские сердца, а девичьи щёчки румянцем заливает.

— Дуняша, охлони! — мысленно одёрнула я названную сестру. — Хочешь в гареме жить среди многих жён и наложниц и ждать очереди своей? Слышала же, что о матери он рассказывал. Неужто доля такая тебе желанна?

Девушка растерянно посмотрела на меня, я кивнула, подтверждая свои слова. Но, кажется, туман первой влюблённости из хорошенькой головки Дунечки развеиваться не собирался.

Вот же ещё напасть-то какая!

— Девочка моя, как же ты выросла! Какой красавицей стала! — обняла меня женщина, которую Кудрет привёл на следующий день. — Не надеялась даже увидеть тебя ещё когда-нибудь. Но хвала светлым богам, свиделись.

Растерянно улыбаюсь в ответ на её слова. Вижу, что женщина искренне рада встрече, но я не готова обниматься в ответ. Пока мы чужие. Привыкнуть надо немного. Жестом приглашаю в юрту, где уже суетится Айше, накрывая стол к чаю.

— Уважаемая Памук, — начала было Дуняша переводить мои слова, но женщина перебила её, положив руку на плечо.

— Девочки, зовите меня тёткой Помилой. Мать с отцом так назвали, рада буду слышать имя родное.

— Хорошо, тётушка Помила. А по батюшке как?

— Благояровна, — ответила женщина, светло улыбаясь, но за улыбкой в голосе слышалась лёгкая печаль. Видно, несмотря на то, что живет она в степи почти тридцать лет, тянется душой к дому родному.

— Так величать и будем, — с почтением к старшей склонили мы с Дуней головы.

С появлением матушки Кудрета жизнь стала налаживаться. Первым делом она провела ревизию всего, что у нас есть. Взяв в помощь Дуняшу, вручила ей писчую палочку и чистый свиток пергамента. С улыбкой, вставляя чуть ли не в каждую фразу прибаутку или поговорку, Помила перетрясла все наше небольшое хозяйство. Учла не только количество припасов, посуды и ковров, но и состояние каждой вещи описала.

— Зачем, тётушка? — не преминула удовлетворить своё любопытство её помощница.

— Смотри, вот кошма на полу. Хорошая, новая. Но со временем износится, потрётся. Можно истоптать её до состояния паутины, а потом выбросить. Старое под новое не покрасишь. А можно года через три поменять, вычистить и сделать что-то полезное. Например, одеялки для лошадей. Зимой укрывать, чтобы не мёрзли животинки. Так добро дольше прослужит. Но чтобы сделать, время нужно. Каждый день хлопочешь и всего не упомнишь. Умелые руки не знают скуки. А так записи посмотрю и пометки себе сделаю, когда на что час-другой выделить. Написанного пером не вырубишь топором. Или миска треснула. Можно выбросить, а можно в мешок черепки собрать и дорожку просыпать, что к порогу юрты ведёт. Знаешь зачем?

— Чтобы грязь внутрь не тащить, — понимающе закивала Дуняша.

— Умница, детка! — невесомо погладила по гладко причёсанной голове девушки Помила и легонько прижала к себе. — И волос долог, и ум не короток.

Переложив обязанности по ведению хозяйства на Помилу, я облегчённо вздохнула и, взяв с собой пару солдат и конюха, уехала в степь за травами.

— Характер человека связан с животным, в чей год ему доведётся родиться. Да и на весь год зверушка тоже сильно влияет. Какая погода, какой урожай, смертность опять же или рождаемость, удача милость окажет или несчастья преследовать будут.

Тонким острым костяным ножом я срезала растущие в изобилии вокруг полезные травки, складывала их по видам в кучки на расстеленной холстине, а за спиной стоял Кудрет, внимательно осматривая окрестности, охраняя меня и развлекая рассказом о летоисчислении и календаре степняков.

— Год делится на четыре времени года и на двадцать четыре сезона. Весна — это начало весны, дождевая вода, пробуждение насекомых, весеннее равноденствие и злаковый дождь.

Услышав знакомое «дождевая вода», я резко повернулась, чтобы привлечь к себе внимание. Ткнула в брата пальцем, подняла руку над головой и, медленно её опуская, принялась быстро перебирать пальцами, пытаясь изобразить капельки, падающие с неба.

— Да. Я родился в это время, — улыбаясь забавности моей пантомимы, подтвердил Кудрет и продолжил рассказ. — Лето — начало лета, малая полнота, семена, летнее солнцестояние и большая жара. Ой! Забыл сказать, что сезон длится пятнадцать дней. Ну, кроме определённых дней, конечно. Летнее и зимнее солнцестояние, весеннее и осеннее равноденствие.

Слушала парня, кивая время от времени и удивлялась его правильной речи и умению интересно рассказывать. Словно по писаному читал.

— Осенью родилась ты, сестричка. Начало осени, прекращение жары, белая роса, осеннее равноденствие, холодные росы и выпадение инея. Вот как раз в канун равноденствия ты и появилась на свет.

«Дома, в Южно-Русском царстве, в это время Новолетие празднуют», — с грустью подумала я и вздохнула. Дома… хоть и родилось моё тело в степи, но никак не могу почувствовать сродства с этой землёй, с этими людьми. Постоянное ощущение временного. Вздохнула незаметно, не желая отвлекать Кудрета от рассказа своими переживаниями, сцепила зубы, чтобы не заплакать, и срезала очередной стебель зверобоя.

— Зима — это начало зимы, малые снега, большие снега, зимнее солнцестояние, малые холода и большие холода. Самое сложное и тяжёлое время в степи. Обильные снегопады ведут к бескормице и падежу животных. Люди тоже часто голодают. Старики говорят, что зима — время Смерти. Чтобы не так страшно было слышать вой ветра за стенами и думать, что Дикая Охота ищет новую жертву, принято у очага рассказывать сказки и легенды. Считалось хорошей приметой, если в стойбище на зиму останавливался сказитель. Всячески ублажают его, чтобы подольше задержался, подарки делают.

Казалось бы, простое описание незатейливого быта, но я себе уже несколько мысленных пометок сделала, какие вопросы задать кагану.

Солнце подходило к зениту, и пора было заканчивать с травами, как бы ни хотелось ещё послушать брата. С трудом встала, распрямляя уставшую спину, и заковыляла на затёкших ногах по высокой траве к мирно пасущимся коням.

— В другой раз продолжу, — закидывая за спину тяжёлый узел с травами, пообещал Кудрет. — Поедем домой, матушка к обеду ждёт.

На следующий день к вечеру пожаловал гость. Сам Метин-каган почтил великой милостью, переступив порог моей юрты. Стражники застыли, сжимая древки копий, рабы распластались по земле там же, где стояли, Помила опустилась на колени, смиренно склонив голову. Только мы с Дуняшей отличились. Я всего лишь в пояс поклонилась, подружка земной поклон отбила. Не принято у нас, если нет за тобой вины, на колени вставать.

Правитель хмыкнул на такое, но ничего не сказал. Прошёл на почётное место, сел к столу.

— Сказывай, Хранительница, зачем звала.

Я звала? Когда? Только с Кудретом поделилась, что есть важный разговор к кагану и надо бы Зеки об этом попросить. Хорошо всё же, что начальником стражи у меня сын властителя, а не безродный кочевник. Ему и толмачом послужить на сей раз пришлось.

— Дошли до меня слухи, о великий, — начала я, — что часто зимой люди твои терпят нужду. Голодают, страдают от холода, болеют. И стада твои также мытарятся, и падёж бывает такой, что к весне половина поголовья лишь выживает.

— Зима — время смерти, — философски ответил Метин. — Предки наши так жили, и сыны так жить будут.