3

Эрик Рыжий в темноте видел превосходно — уж всяко лучше людей, сопровождавших его! И уж он-то ещё за пару шагов заметил, куда именно несут ноги ту особу, которая крепко прижимала его к мягким выпуклостям на своём теле. Несли её ноги прямо к разлегшемуся на земле жуткому существу — о которое она неизбежно должна была запнуться. И, когда бы Рыжий владел человеческой способностью произносить слова, он непременно предупредил об опасности девицу с растрепанными чёрными волосами, которую его хозяин именовал Зиной. Но, увы: разговаривать человеческим голосом коты не умеют. А тот короткий предостерегающий мяв, который Эрик успел издать, Зина за шумом дождя даже и не расслышала. И, зацепившись ногой за костлявую конечность лежачего, испуганно ахнула и начала падать — выбросив вперёд обе руки, как это свойственно людям, которые не желают пропахать носом землю.

Собственно, это Рыжего и выручило — то, что растрепанная девица выставила руки перед собой. И перестала притискивать его к себе. Котофей немедленно совершил длинный и высокий прыжок — перескочив через лежачего и очутившись шага на два впереди падающей Зины. Впрочем, едва Эрик приземлился, как тут же совершил разворот — с отвращением ощутив раскисшую грязь у себя под лапами. И страшно изумился, когда понял: растрепанная девица не упала! Каким-то невероятным образом её успел схватить поперёк туловища хозяин Рыжего — Иван. Который, правда, теперь стал вдруг каким-то не таким — перестал походить на себя прежнего, пусть даже внешне ничуть не изменился. И котофею было невдомек: как это девица Зина не замечает, что хозяин его теперь — другой?

Хотя, конечно, растрепанной девице сейчас явно было не до того, чтобы вникать в подобные тонкости. Было просто чудом, что она не угодила прямо в почерневшие зубы существа, которое разевало пасть на земле — и тянуло к растрепанной девице руки, более всего походившие на обглоданные собаками кости. Однако для того, чтобы спасти свою подругу от падения, хозяину Эрика пришлось бросить наземь не только ту палку с железякой на конце, которая так пригодилась ему, когда он этой палкой снес башку ещё одному костлявому. Иван бросил себе под ноги еще и тот фонарь, который служил двоим людям единственным источником света. При падении стекло фонаря не разбилось, однако вставленная в него свеча мгновенно погасла. И в этот же самый момент небо над их головами пересек очередной ослепительный зигзаг голубого цвета.

4

Иван Алтынов при вспышке молнии разглядел всё, что их окружало, в таких деталях, какие он предпочел бы не видеть вовсе. Ливень превратил восставших мертвецов в раскисшие подобия истлевший звериных чучел — которые не только скалили зубы, но и безостановочно ковыляли куда-то: подергиваясь, приволакивая ноги, но при этом не сбиваясь с выбранного направления. Казалось, что некий безумный таксидермист, который создал их всех и придал им подобие жизни, вложил в их черепные коробки некую одну на всех идею, которая заставляла восставших покойников почти синхронно вышагивать по Духовскому погосту. И — да: они по-прежнему двигались двумя сходящимися кругами. Вот только — никакого устойчивого расстояния между этими жерновами мертвецов больше не оставалось. Рваные силуэты то сходились между собой — возможно, сбивая друг дружку с ног, — то расходились. Так что мимолетные просветы меж ними всё-таки возникали. Вот только — свет молнии промелькнул слишком быстро. А брошенный Иваном на землю фонарь погас. Да, они с Зиной и Эриком могли бы попытаться проскочить между Сциллой и Харибдой, однако для этого им понадобилось бы хоть сколько-нибудь света.

— Я поставлю тебя на землю — постарайся не упасть! — крикнул он Зине в самое ухо.

И как мог бережнее опустил девушку на землю — туда, где, как Иван успел заметить, других вязанок хвороста не лежало. Он предпочел бы и вовсе не выпускать её из своих рук; по крайней мере, держать её как можно дольше — ухватив поперёк талии: тонкой, горячей, слегка пульсирующий от биения сердца под ребрами. Но, во-первых, требовалось соблюдать приличия. А, во-вторых, он, Иван Алтынов, не имел никакого права растрачивать драгоценные секунды на потакание своим чувствам.

Между тем во мраке будто сверкнули два огромных топаза: Эрик Рыжий, о котором Иван вспоминал только что, оказался возле самых ног своего хозяина. И его глаза, способные улавливать и отражать даже самые ничтожные отблески света, горели во тьме словно звезды.

"Путеводные звёзды!" — подумал Иван. И его наполнилась смутная надежда.

Он сунул руку в карман своих заплатанных штанов, куда до этого опустил огниво, полученное от ключницы, нашарил на земле брошенный фонарь и, открыв его стеклянную дверцу, с первой искры заново запалил свечу внутри. А потом вручил фонарь Зине, а сам подхватил Рыжего с земли. Кот смотрел ему прямо в глаза — будто ждал чего-то.

Иван Алтынов провёл ладонью по мокрой шерсти на спине котофея и по его острым ушам.

— Слушай меня, малыш! — проговорил он, понимая, какое это безумие: ставить на кон спасение их с Зиной жизней в расчете только на то, что его кот верно сообразит, чего от него хочет хозяин. — Сейчас я опущу тебя на землю, и ты беги к воротам! Беги домой! А мы побежим за тобой. Увидишь что-то страшное — остановись! И мы тогда остановимся тоже. Но уж если поймешь, что дорога свободна — тогда несись, что есть духу!

И с этими словами купеческий сын спустил кота с рук — поставил его на все четыре лапы возле своих сапог.

5

Зина поневоле вспомнила слова бабы Мавры — о том, что Ванечка двинулся умом. Да и как ещё можно было истолковать то, что Зина сейчас услышала и увидела: её друг детства поговорил со своим котом — дал ему задание. А потом отправил Рыжего это задание выполнять!

Однако котофей явно не усомнился в умственных способностях своего хозяина. И словно бы понял всё, о чем тот ему говорил. Не успел Иван Алтынов опустить Эрика на землю, как тот припустил вперёд — чуть ли не галопом. И Зина, отлично знавшая топографию Духовского погоста, должна была признать: устремился кот не куда-нибудь, а именно к воротам.

— За ним! — Иван выхватил у Зины фонарь, стиснул свободной рукой её оголенный локоть, повлек за собой. — Мы не должны от него отстать.

Зина хотела было сказать своему Ванечке, чтобы тот поднял с земли сковородочную ручку. Но они уже бежали прочь от того места, где осталась лежать эта кухонная принадлежность. И Зина видела как впереди поднимается трубой, будто башня крохотного маячка, пушистый хвост Эрика Рыжего.

Крохотный огонёк свечи позволял людям видеть, куда бежит кот, и следовать за ним. Но не более того. А вот сам Рыжий наверняка видел куда больше. И Зина подумала: какое счастье, что она сама не обладает ночным кошачьим зрением, которое именуют мудреным словом никталопия! Будь иначе — и открывшаяся ей картина наверняка свела бы её, Зину, с ума еще раньше, чем до неё добрались бы умирашки. Ибо она сквозь шум постепенно стихающего дождя она всё более явственно различала в окружающем мраке, как шлепают по раскисшей земле ноги умирашек. И как из их глоток вырываются звуки мнимого дыхания, сопровождаемые теперь водянистым бульканьем. Неживые создания явно успели если не наглотаться воды, то изрядно ею пропитаться. И теперь поглощённая ими влага стремилась вырваться наружу — как рвутся наверх газовые пузыри в болотистой трясине.

И, едва Зина успела вспомнить о болотах, как ноги её словно бы и вправду погрузились в подобие неглубокой топи. Девушка снова поскользнулась, вскрикнула, но Ванечка держал её крепко, не позволил ей потерять равновесие. Тем не менее, бег им пришлось замедлить. И — вероятно, только это их и спасло.

Эрик Рыжий внезапно резко метнулся вбок — влево. А потом совершил разворот и помчал назад, к Зине и её спутнику. Прямо возле них раскинул мокрые ветви гигантский дуб, и котофей в мгновение ока взобрался по его стволу вверх — будто взлетел. Саженях в трёх над землёй, где от ствола отходила толстая ветка, Рыжий остановился, улегся на облюбованную ветку брюхом и свесил вниз круглую башку. Глаза кота сияли, отражая свет фонаря, и походили на два маленьких зеркальных колодца.