Вскоре после этого концерта Элис Спайсер, которая направлялась на Ривьеру с другом, предложила Айседоре и Мэри Дести поехать с ними. Айседора с готовностью согласилась. Хорошо зная участников поездки и поэтому предвидя неприятности, Серов решил поехать в Ниццу самостоятельно. Однако на следующий день Элис и Айседора разругались38. Компания распалась, и Айседора отправилась в поездку вдвоем с Мэри. В Ниццу они приехали не только без денег, но и в долгах. Поскольку Айседора принципиально отказалась ехать во втором классе поезда, что позволяли их средства, им пришлось нанять автомобиль в кредит. В Ницце они встретились с Витей, прибывшим туда поездом. Айседоре необходимо было найти какое-то жилье. Ее студия, к сожалению, не подходила для этой цели, поскольку там не было спален и вдобавок протекала крыша. Поэтому она сняла номер в дорогом отеле, но было очевидно, что необходимо придумать что-то другое.
В связи с этим Витя решил вернуться в Париж, чтобы что-то предпринять. По словам Мэри, он очень нервничал из-за того, что ничем не мог помочь Айседоре. Сам он говорит, что его сильно раздражало поведение Айседоры, которая теряла время и деньги, развлекая в «Негреско» друзей, которые, может быть, «что-то сделают» для нее. Эти развлечения, как объясняла Мэри, помогали им продлить кредит в отеле: «Люди не должны думать, что у нас нет денег». Вите такое поведение представлялось абсурдным, и он чувствовал, что может принести больше пользы в Париже. После долгих споров Айседора была вынуждена согласиться с тем, что ему стоит уехать.
В тот вечер, когда он уехал, Айседора чувствовала себя очень одиноко и не могла найти себе места. Она предложила Мэри прогуляться в Порт-Хуан, где было кафе на берегу моря. Пока подруги ели, внимание Айседоры внезапно привлек симпатичный мужчина за соседним столом. Через несколько минут этот мужчина, владелец гаража, встал, чтобы уйти. Все еще находясь в грустном настроении, Айседора махнула ему рукой, а он в ответ поклонился, прежде чем уехать на своем «бугатти».
На следующий день после отъезда Серова Мэри и Айседора переехали в небольшой недорогой отель возле ее студии. Это оказалось весьма неудачным решением, потому что вскоре администрация отеля предупредила женщин, что им придется выехать, если до воскресенья не будет внесена плата. Айседора еще не успела продать права на американское издание своих мемуаров, которые к этому времени уже были закончены, и долгожданный денежный перевод, полученный Мэри из дома, тут же был пущен в дело. И снова они остались без денег. От отчаяния Айседора предложила Мэри встретиться с Парисом Зингером, который в этот момент находился на мысе Святого Жана, недалеко от них.
Мэри дружески относилась к ним обоим, и ей очень не хотелось описывать ужасное положение, в котором находилась Айседора, ее бывшему любовнику. Тем не менее она наняла машину (опять в кредит) и, скрывая страх, подъехала к шикарной вилле Зингера, где назвала себя. Зингер был рад встрече с Мэри, но отказался дать денег для Айседоры. Он сказал, что танцовщица потратит их за несколько дней.
Когда Мэри рассказала Айседоре о результатах разговора, танцовщица ничего не сказала в ответ, но страшно побледнела, и вокруг ноздрей у нее залегла складка, выражавшая ее страдание. Она никогда не забывала о Зингере и теперь чувствовала себя униженной из-за отказа. На следующее утро, однако, раздался стук в дверь: на пороге стоял Зингер. Мэри писала: «Я думаю, что после моего ухода ему стало жалко Айседору. Ему всегда было ее жалко, но никто не мог вынести ее экстравагантности. Между ними не было ни объяснений, ни вопросов, только дружеские приветствия… Любви или желания они друг к другу уже не испытывали. Только жалость и нежность с одной стороны и счастье оттого, что она все еще любима — с другой». Когда Мэри, оставившая их наедине, вернулась после отъезда Зингера, Айседора воскликнула:
«Он прекрасное, прекрасное существо, и я люблю его. Думаю, он единственный, кого я действительно любила»39.
«Как ты можешь так говорить, Айседора? Скажи мне правду. Кого ты действительно любила больше всех?»
«Сказать по правде, Мэри, я не знаю. Мне кажется, что я любила каждого из них до самой глубины души, и, если бы Тед, Лоэнгрин, Архангел и Сергей стояли сейчас передо мной, я не знала бы, кого мне выбирать. Я любила и до сих пор люблю их всех…»
Это перекликается с тем, что Айседора написала в мемуарах о своих возлюбленных: «Если я когда-то полюбила их, то люблю по сей день и навсегда»40. Гордон Крэг отметил это предложение в своем экземпляре «Моей жизни», написав на полях: «Хорошо сказано, и это правда». Возможно, это отражало природу и его любви.
Зингер тоже не мог не беспокоиться об Айседоре. Из-за своего давнего уважения к ней и восхищения ее искусством он предложил Айседоре не только оплачивать ее текущие расходы, но и взять на себя ее содержание до тех пор, пока не будет готова ее новая программа. Его доброта и доказательство того, что он по-прежнему остается ее другом, сделали Айседору необыкновенно счастливой.
Серов отмечал:
«Жаль, что в своей книге «Нерассказанная история» Мэри Дести вдруг ударяется в какие-то фантастические выдумки, повествующие о том, что произошло в течение восьми дней после моего отъезда из Ниццы… Я упомяну лишь три из них, которые породили фразу Макдуголла в его книге: «Похоже, дела стали улучшаться». По словам Мэри Дести, она отправилась к Парису Зингеру… и Зингер пообещал оказать финансовую помощь Айседоре. За этой выдумкой следует другая — веселый завтрак с Робертом Уинтропом Чендлером, американским художником… на котором было объявлено о предстоящей свадьбе Айседоры и Чендлера. Наконец, чтобы достойно завершить неделю, Айседора пустилась в новое любовное приключение с молодым итальянцем, владельцем автомобиля «бугатти»41.
Несмотря на иронию Серова и небрежный стиль письма Мэри, два из этих событий действительно имели место. Третье, касающееся намерений Айседоры по поводу владельца «бугатти», остается невыясненным. Серов, по всей вероятности, выражает свое мнение об ошибках Мэри, основываясь на письме, полученном им от Айседоры, датированном 11 сентября, воскресеньем, в котором она писала:
«У нас нечего есть, и нет другого выхода, кроме как продать мебель, находящуюся здесь. Поэтому в связи с этими грустными обстоятельствами я не зову тебя сюда».
Но между этим письмом и утверждениями Мэри нет противоречий. В тот же день, когда было написано это письмо, Мэри отправилась к Зингеру и вернулась ни с чем. Скорее всего, на следующий день, в понедельник (в начале на с. 253 Мэри пишет «однажды»), Лоэнгрин пришел сам. Но потом она говорит (с. 257): «Он сказал, что не сможет прийти завтра, во вторник, но в среду будет в четыре часа». Поэтому получается, что Лоэнгрин приходил к Айседоре в понедельник. Так что между письмом Айседоры Серову и предложением Зингера о помощи в понедельник нет противоречия.
В любом случае Макдуголл достаточно хорошо знал Зингера, чтобы подтвердить описанное
Мэри его примирение с Айседорой. Письмо, датированное 12 октября 1927 года, которое Макду-голл послал Мэри Фэнтон Робертс, еще раз подтверждает рассказанный Мэри эпизод: «Ее смерть явилась страшным ударом для него [Париса]. Айседора была так растрогана их примирением, что решила вычеркнуть из своих мемуаров все неприятные, злые слова, относящиеся к Джоан [второй жене Зингера], а также вернуть Парису его любовные письма»42. Это письмо было написано до опубликования книги Мэри Дести «Нерассказанная история» и книги Ирмы Дункан и Макдуголла «Айседора Дункан в России» (обе опубликованы в 1929 году), так что они не могли повлиять на его содержание.
Второй случай, касающийся завтрака, на котором Чендлер и Айседора шутя объявили о своей помолвке прессе, тоже имеет подтверждение. Сообщение об этой помолвке существует в коллекции газет, хранящейся в Нью-Йоркской публичной библиотеке43. Более того, Бернардина Зольд Фриц, присутствовавшая на завтраке, вспоминает: «Боб [Чендлер] организовал провансальский завтрак в гавани прелестного старого городка Антиб… Нас там было человек двадцать. Имена некоторых я не запомнила, но кроме Айседоры и Дести там были Гленвэй [Уэсткотт], Монро [Уилер], Вару и его жена Луиза… Мы уже сидели несколько часов, как вдруг Айседоре пришла в голову веселая идея. Она представила, как было бы забавно притвориться, что она помолвлена с Бобом… Мы все стали шутить по этому поводу, пока кто-то не сказал: «Давайте устроим мистификацию и сообщим об этом нью-йоркским газетам». Телеграмма в Нью-Йорк стоила довольно дорого, но каждый выложил какие-то деньги, и двое из нас, с трудом передвигаясь от одной только мысли, какой переполох это вызовет, отправились на телеграф». (Копия рукописи миссис Фриц находится у автора.)
