— Значит, убежали.

Они перекусили и засобирались в дорогу. Назифа предложила взобраться повыше и попробовать отыскать вулкан.

— Будет обидно, если лаву не найдем, — Гриша с сожалением рассматривал единственную рубашку. Местами она была разорвана и вся в крови.

— Будет не обидно, а смертельно, — отозвался Ур. — Если демонов не прогнать, они всех съедят. Будут кочевать из города в город, из поселения в поселение. Они же бессмертны, в отличие от нас. А то, что в Эль-Каре демон сорвал ставни, а в Груфу разбил камнем стеклянную крышу, говорит о том, что от них все труднее будет спрятаться и защититься.

Раны на теле Гриши перестали кровоточить, но продолжали болеть. Назифа с трудом наступала на ногу. Тварь, вцепившаяся в ее икру, успела отгрызть кусок мяса. Пришлось Уру взять инициативу в свои руки. Он попросил Гришу подсадить его и поднялся на скалу, с более пологим склоном.

Гриша и Назифа стояли с оружиями наизготовку и озирались. Теперь им везде мерещилась опасность. К тому же верлоки могли вернуться.

— Что ты видишь? — не выдержала долгого ожидания Назифа.

Ур приставил ладонь ко лбу и всмотрелся вдаль. Там, в голубой дымке, одну из вершин будто кто-то сломал и теперь гряда напоминала щербатый рот.

— Вижу! — закричал он и ткнул пальцем. — Вон та напоминает вулкан…А может и нет.

Гриша посмотрел на Назифу и заметил слабую улыбку на осунувшемся лице. У него встрепенулось сердце от жалости к ней. Молодая девушка вместо того, чтобы сидеть дома, вязать салфетки и играть на фортепиано (или чем там у них девушки занимаются?), убивает и подвергает свою жизнь опасности. И все из-за чего? Из-за золота.

«Эх, где бы ты не жил, везде люди страдают из-за злосчастных денег. Надо быть помягче с крепостными и иногда дарить хотя бы рубль», — подумал он и вспомнил один случай.

В соседней деревне в небольшой усадьбе жила семья Смолиных. Крепостных у них было в два раза меньше, а земель всего ничего. Однако в деревне они предпочитали жить и заниматься делами только летом. В остальное же время за их хозяйством никто не следил, хотя управляющий имелся. Но очень уж он был ленив и глуп, поэтому Смолиным денег едва хватало на самые первостепенные нужды. Однажды приехал отец семейства Смолиных к Степану Мефодьевичу в гости. Они тогда знатно посидели: много съели, много выпили и даже в баньке успели попариться. Когда пришло время ложиться спать, гость упрямо заявил, что хочет домой. На коня его, конечно же, не пустили садиться, вот тогда Степан Мефодьевич и обратился к любимому сынку:

— Гришенька, голубчик, будь так любезен, отвези на карете Германа Васильевича домой. Он ведь пешком попрется ночью, я его знаю.

— А почему я его должен везти? — удивленно воскликнул Гриша. — Кучер для чего имеется?

Но батюшка опустился на диван рядом с ним и, дыша перегаром, зашептал:

— Это знак уважения, Гришенька. Не какой-нибудь человечишка его до дому проводит, а сам дворянин Михайловский. И ему приятно и нам.

— Мне-то чего приятного с пьяницей возиться?

— А тем приятно, сыночек, что я тебя не накажу, — с улыбкой сказал отец, но Гриша почувствовал нотку угрозы.

— Меня не за что наказывать, — он начал собирать карты со столика, на котором раскладывал пасьянс.

— Да? — изобразил удивление Степан Мефодьевич. — А не ты ли, милок, проиграл дедушкин штуцер в карты на прошлой неделе?

У Гриши от страха дыхание сперло и промелькнула мысль: «Сбежать или повеситься?»

— Уже собираться, батюшка? — елейным голосом спросил он, встал и отошел на безопасное расстояние, чтобы крепкая отцовская рука не схватила его за ухо или не дала звонкую затрещину.

— Карета ждет у крыльца, — усмехнулся Степан Мефодьевич и с кряхтеньем растянулся на диване. — Смолин уже там, храпит.

Благо Герман Васильевич всю дорогу спал и не приставал с вопросами и нравоучениями. Гриша передал дворовым работникам в дупель пьяного хозяина и поехал обратно домой. Луна освещала дорогу, но все равно было страшно ехать одному по ночному лесу, в котором постоянно что-то трещало и ухало. Он захлестал коня, чтобы быстрее добраться до дому, но вдруг переднее колесо справа хрустнуло и покатилось в вбок, а карета наклонилась и с треском остановилась. Гриша, сидевший на козлах и чуть не свалившийся вслед за колесом, зло выругался:

— Ядрена вошь! Этого мне только не хватало!

Он решил оставить карету на дороге и начал снимать с коня Цезаря упряжь.

— Может, помощь нужна, барин? — раздался сзади зычный голос.

Гриша испуганно взвизгнул и обернулся. Перед ним стоял обычный деревенский мужик с широкой окладистой бородой. В одной руке он держал скрученный хлыст, а в другой котомку.

— Ты кто? — сипло спросил юноша, но тут же откашлялся и грубым голосом повторил. — Кто такой, спрашиваю? Оглох, что ли?

— Так я же свой, с Вольгино. Пастух. Мой сынок Филя у вас при дворе кузнецом трудится.

Юноша с облегчением выдохнул и показал на карету.

— Видишь, не могу ехать. Помоги коня распрячь.

— Зачем? Я щас вмиг обратно поставлю.

Мужик аккуратно положил на землю свои вещи, поднял колесо и подкатил к карете. Затем осмотрел ступицу и задумчиво погладил бороду.

— Ну, сможешь починить? — поторопил его Гриша.

— Смогу, что тут не смочь-то, — он приподнял одной рукой карету, а второй подтянул колесо и приладил на место.

Изумленный Гриша не сразу нашелся, что сказать. Сгорбленный от тяжелой работы мужик преклонных лет обладал невероятной силой. Теперь стало понятно, в кого пошел великан и силач Филя.

— Спасибо. Удружил, — юноша кивнул и протянул ему руку.

Мужик сначала стушевался, видать еще никогда не здоровался за руку с барином, но потом несмело пожал своей сухой мозолистой рукой.

— До дому хватит, если медленно будете ехать. А потом надо починить, — предупредил он.

— Починят, не волнуйся. Может, тебя подвезти до Вольгино?

— Нет-нет. Через лесочек мне быстрее, дом как раз на отшибе стоит, у реки.

Гриша натянул вожжи, и Цезарь, кивая головой, потянул карету в сторону усадьбы.

«Надо будет отблагодарить его. Это ж какой он по молодости был! Завтра у управляющего поинтересуюсь про него. Может, помощь какая нужна».

Но на следующий день с утра к нему заявился дружок с военного училища и про мужика он благополучно забыл.

***

— А ведь так и не отблагодарил, — с досадой сказал Гриша и помог Уру спуститься со скалы.

— Ты о чем?

— Да так, вспомнил кое-что.

— Надо поторопиться, чтобы успеть дойти до вулкана, — библиотекарь показал на солнце, зависшее над горизонтом.

Они шли плоским камням с острыми краями и не раз поскальзывались и падали. Назифа опиралась на Гришу и Ура, с трудом наступая на больную ногу.

— Я поняла! — воскликнула Назифа, после долгого молчания, и повернулась к Грише. — Песня! Ты пел, когда приходил «Священный огонь».

— Да? Я даже не заметил. А что я пел?

— В первый раз про остров, а сегодня про какие-то сени.

Гриша отошел от них на безопасное расстояние, развел руки в стороны и загорлопанил:

— Из-за о-острова на стрежень, на про-остор речной волны. Ой, да выплыва-ают расписные острогрудые челны. На пере-еднем Сте-енька Разин…

Ур и Назифа не сводили с него глаз, в надежде увидеть голубой огонек. Тем временем, Гриша допел песню до конца, но не почувствовал того тепла в груди, которым сопровождалось появление «Священного огня».

— Не получилось, — он пожал плечами и вытер пот со лба. — Значит что-то другое должно произойти. Может, он сам решает, когда появиться? На то он и «Священный».

Они вновь зашагали вдоль ряда острых скал и видневшихся вдали высоких гор. Когда солнце наполовину скрылось, отбрасывая длинные тени, троица решила устроить привал.

— Вот он – вулкан. Уже близко! — Гриша взобрался на валун и показал на гору с обломанной вершиной. Она казалась оранжевой в лучах заходящего солнца. — Только с этой стороны скалы очень плотно друг другу стоят. Даже не знаю, как к нему подойти.