«Ишь, заговорщики, — подумал он. — Видимо, и впрямь решили чем-то удивить меня».

Фалин не спеша раскрыл портфель, достал из него бумажный пакетик, а из него вынул какой-то небольшой круглый предмет и молча положил его на стол перед Пешехоновым.

Это была мельхиоровая пуговица темно-серого цвета, величиной с трехкопеечную монету.

Взяв пуговицу, Пешехонов на ее выпуклой стороне рассмотрел рельефное изображение головы тигра с оскаленной пастью.

— Откуда она? — кладя пуговицу на место и смотря то на Арсения Владимировича, то на Фалина, спросил он.

— Представьте себе, Дмитрий Сергеевич, этого «тигра» мы обнаружили сегодня во рту трупа Громовой, — ответил Арсений Владимирович. Он не спеша положил на стол свою очередную жертву — крышку от чернильницы — и, взяв пуговицу, как бы взвесил ее на ладони.

— Удивительно! Как же она могла попасть туда?

— Но это еще не все, — не отвечая на вопрос, продолжал эксперт. — Нам удалось установить, что на слизистой оболочке щек Громовой были кровоподтеки. — Он осторожно положил пуговицу на прежнее место, а Фалин, будто подтверждая его слова, положил перед Пешехоновым акт повторного судебно-медицинского вскрытия.

— Как же вы объясняете все это? — мельком посмотрев протокол, снова спросил Пешехонов.

— В этом вопросе мы с товарищем Фалиным пришли к такому выводу: прежде чем задушить Громову петлей, ей засунули в рот мягкий кляп: тряпку, платок, перчатку или что-либо подобное. Раскрывая ей насильно рот, нажимали пальцами на щеки. Этот кляп мог находиться в кармане преступника, там же могла лежать эта пуговица и вместе с ним незаметно попасть в рот Громовой. Когда дело было сделано, кляп вынули, а пуговица осталась за зубами убитой.

— Это вполне логично! Другого объяснения и я сейчас дать затрудняюсь. — Пешехонов снова взял пуговицу и, рассматривая ее, продолжал: — По-моему, эта пуговица не нашего, а скорее всего импортного производства. У нас таких, кажется, не вырабатывают. Как вы думаете, для какого вида одежды предназначаются такие пуговицы?

— Скорее всего для плащей, — высказал предположение Арсений Владимирович.

— И я думаю, что для плащей, но только для мужских: едва ли какая женщина согласится носить на своем плаще такое непривлекательное украшение, — высказал свое мнение Фалин.

— Да. Может быть, вы правы, — в раздумье произнес Пешехонов, не отрывая глаз от пуговицы, с которой на него в упор уставилась оскаленная морда зверя...

После ухода Арсения Владимировича Пешехонов стал внимательно читать план следствия. Фалин, сидя на краешке стула, напряженно всматривался в выражение лица Пешехонова, стараясь угадать: «Одобрит? Раскритикует?»

— Ну, что же. В основном все правильно, все нужно, — отрываясь от плана, наконец произнес Пешехонов. — Следует лишь добавить в него те действия, которые подсказывает ваша сегодняшняя находка. Ведь к пуговице нужно пришить плащ, не так ли? — пошутил он.

Фалин поспешно кивнул головой и в тон Пешехонову добавил:

— А потом этот плащ надеть на человека.

— Верно! — подтвердил Пешехонов. — Только задача эта не из легких. То, что Громова была убита, сейчас уже вне сомнений. Остается неясным маленький пустячок: кто мог сделать это и с какой целью? — он выжидательно смотрел на Фалина.

— Под подозрением пока нет никого.

— Ну, это не ответ... Что вы думаете в отношении мужа Громовой? У вас не возникало предположения?

— Нет! — почти не задумываясь, ответил Фалин. И тут же пояснил: — Ведь в день убийства Арвид Путна находился в служебной командировке в городе Таллине. В деле имеются подтверждающие это документы: командировочное предписание с отметками о прибытии, железнодорожные билеты. А также допросы его сослуживцев. Они провожали Арвида на поезд четырнадцатого мая. То, что он четырнадцатого в 11 часов 45 минут поездом № 14 выехал в Таллин и вернулся оттуда шестнадцатого мая в 23 часа, сомнений не вызывает.

— Это его алиби?

— Безусловно.

— Никакими данными против Путны и я не располагаю. Его алиби как будто вполне убедительно. Но давайте-ка еще раз тщательно перепроверим это.

— Приглашайте свидетеля.

Фалин открыл дверь в коридор и громко позвал:

— Гражданин Стеблов! Заходите.

В кабинет нерешительно вошел молодой человек, одетый в светло-серый костюм. У него были пухлые, румяные щеки и, точно надутые, ярко-красные губы. Серые, круглые, с какой-то телячьей поволокой глаза не выражали ни мысли, ни эмоций.

— Садитесь! — пригласил его Пешехонов, указывая рукой на стул. — Ваша фамилия Стеблов?

— Да, Стеблов.

— Вас уже допрашивали по этому делу. Сейчас возникла надобность уточнить некоторые вопросы. Скажите, пожалуйста, какая была у вас необходимость провожать Арвида Путну четырнадцатого мая этого года, когда он выезжал в командировку в Таллин? День был рабочий, да и уезжал он всего на три-четыре дня.

Стеблов почему-то испуганно и нерешительно промямлил:

— Да никакой необходимости в этом не было. Просто он позвонил мне на работу и сказал: «Завтра я уезжаю в командировку. Если хочешь проводить, а заодно посидеть в буфете, то приходи. Можешь пригласить с собою Люсю». Люся это моя девушка. На другой день мы с Люсей пришли на вокзал, дождались прихода электрички, на которой из Солнечного приехал Арвид, и до отхода его поезда на Таллин сидели в буфете.

Говорил Стеблов так, будто каждое слово доставал из глубокого кармана.

— У вас было принято провожать друг друга при отъезде из города?

— Нет! Это было только один раз.

— Давно вы знаете Арвида?

— Около двух лет.

— За это время вам приходилось выезжать в командировки?

— Да. Выезжал в Ленинград и Таллин раза три или четыре.

— Вы не приглашали Арвида проводить вас на поезд?

— Нет, не приглашал.

— Вы не помните, в каком настроении был Арвид в момент отъезда?

— По-моему, в обычном своем.

— А в какой вагон поезда он сел?

— Не помню. Но, кажется, вагон был в середине состава...

Через несколько минут перед Пешехоновым сидела молодая крашеная блондинка с фиолетовыми губами и накладными, густо накрашенными ресницами. Несмотря на то, что на ней было легонькое, почти прозрачное платье, ей было жарко, и она поминутно обмахивалась носовым платочком. Было заметно, что она очень волнуется.

Заметив состояние свидетельницы, Пешехонов спросил ее:

— Почему вы так нервничаете?

Комкая в руке платочек, она, немного помедлив, ответила:

— Видите ли, в чем дело. Я недавно вышла замуж, всего три недели тому назад. Мой муж уже немолодой человек и с солидным служебным положением. Мне крайне не хотелось бы причинить ему огорчение: я боюсь, что он узнает о моем вызове на допрос сюда, в прокуратуру, и может подумать что-либо плохое обо мне. Я бы...

— Успокойтесь! Мы не собираемся афишировать ваш вызов на допрос, — прервал ее Пешехонов. — К тому же, между прочим, явиться в прокуратуру и исполнить свои гражданские обязанности — ваш долг. И никто не упрекнет вас за это.

— Это так. Но поймите... — залепетала блондинка.

— Хорошо! — опять прервал ее Пешехонов. — Давайте приступим к делу. — Ваша фамилия Сольц? Или вы уже носите другую фамилию?

— Нет. У меня осталась прежняя фамилия — Сольц. Мы пока еще не зарегистрировались, — пояснила она.

— Вы не можете объяснить мне, почему вы оказались в роли провожатой Арвида Путны, когда он четырнадцатого мая уезжал в Таллин? Вы с ним близко знакомы? Дружите?

— Нет! Что вы! Никакой он мне не друг. Я его видела всего два-три раза. Меня познакомил с ним Виктор Стеблов. Я с Виктором дружила еще до замужества, — пояснила она и еще энергичнее замахала своим платочком. — Виктор позвонил мне на работу и сказал: «Завтра я провожаю Арвида. Он уезжает в Таллин. Приходи на вокзал, там все вместе посидим в буфете». Я согласилась.

— Вы помните, в какой вагон сел Арвид?

— Да, помню! — без колебания ответила Сольц. — Он сел в шестой вагон.