— Все ли? — перебил его Пешехонов. — А ваше утверждение, что дверь в сарай могла закрыть только сама Громова? — Пешехонов опять испытывающе и строго смотрел на Фалина.
— Дмитрий Сергеевич! Как только вы начали расспрашивать вот про эти злополучные ящики, я сразу же понял, какую ошибку допустил тогда, когда впервые осматривал этот сарай...
Предсмертная записка Громовой, изнутри закрытая дверь и высоко расположенные окна сарая — все это и укрепило мою версию о самоубийстве Громовой. Теперь я убежден, что это было убийство.
— Ваше убеждение строится на только что проведенном следственном эксперименте с веревкой?
— Да! Несомненно.
— А как же убийца или убийцы смогли выбраться из сарая? Ведь на окно влезть без лестницы невозможно.
— А для этого и были использованы вон те ящики. — Фалин указал на три ящика, стоявшие в углу сарая.
— Но ведь когда муж Веры Петровны проник через окно в сарай, он ящиков под окном не видел, они лежали на полу в углу сарая.
— Да! Когда я осматривал сарай, то обратил внимание на эти ящики. Допрашивая свидетеля Дорошкевича, узнал, Что когда он снаружи влез в окно сарая и спрыгнул на пол, то ящиков у стены под окном не было. Они лежали в углу. И я тогда сделал вывод, что ими воспользоваться не могли. Теперь я понимаю, что задай я тогда вопрос Дорошкевичу: в таком ли порядке лежали эти ящики раньше, до происшествия, он бы, наверное, ответил на это отрицательно. И это обстоятельство заставило бы меня более тщательно отнестись к осмотру места происшествия. Теперь с уверенностью можно сказать, что, совершив свое подлое дело, убийцы, а их несомненно было несколько, имитировали обстановку самоубийства Громовой. Выпустив сообщников из сарая, оставшийся там человек закрыл дверь на щеколду, а сам выбрался наружу через окно. А как он сделал это и обвел меня вокруг пальца, я сейчас покажу.
Фалин снял со стены сарая два отрезка электропровода метров по десять длиной. Затем взял два ящика и поставил их один на другой у стены под окном.
Сережа неотрывно смотрел на действия Фалина. Любопытство было точно написано на его лице. А вот Пешехонов, усевшись опять на ящик, наблюдал за Фалиным, не показывая никакого любопытства, точно ему было уже известно то, что Фалин собирается сделать.
Так оно и было: Пешехонов уже догадался, каким образом преступник при помощи ящиков выбрался через окно и вместе с тем сумел эти ящики убрать из-под окна.
Фалин, продев концы проводов через доски ящиков и держа их в левой руке, уже забрался и сел на широкий подоконник. Затем концы провода, идущего от нижнего ящика, он подсунул под себя, концы же от верхнего ящика взял в обе руки и, приподняв немного ящик, стал раскачивать его из стороны в сторону. Когда амплитуда движения ящика стала предельно возможной, он выпустил один конец провода, и ящик отлетел, упав в углу сарая.
Таким же способом Фалин отбросил и другой ящик. Затем, открыв окно, спрыгнул во двор...
— Вот это здорово! — не мог удержаться от восхищения Сережа.
Открылась калитка и в сарай вошел сияющий Фалин. Он не спеша скрутил провода, повесил их обратно на стену и подошел к Пешехонову. Он явно ожидал похвалы.
— Могу сказать одно: следственный эксперимент вы провели очень хорошо. Но было бы прекрасно, если бы он был проведен во время первого осмотра места происшествия.
Видя, как потускнело лицо Фалина, он добавил:
— Ничего, не огорчайтесь. Я придерживаюсь пословицы: «Молодцу быль не в укор», но ошибки забывать не следует.
— Значит, здесь все ясно? — спросил Сережа Фалина. — А что остается неясным?
— Нужно выяснить, кто убил Громову и с какой целью.
— Правильно, — вмешался Пешехонов. — А как же быть с предсмертной запиской Громовой? Ведь она написана, бесспорно, ею?
— Да! — подтвердил Фалин. — Но это выяснится позже, когда мы выясним, кто и зачем ее убил.
— Не спешите. Может быть, ответ на вопрос, почему была написана записка, поможет ответить и на эти два вопроса.
Фалин вопросительно смотрел на Пешехонова, но тот, сменив тему, сказал:
— Вы оформляйте протоколы следственных экспериментов и допрос Веры Дорошкевич. А я пока пройдусь по берегу Даугавы...
Только к концу дня синяя «Победа», миновав шлагбаум, выбралась на шоссе и, набирая скорость, помчалась в сторону Гвардейска.
— Ну вот и мы! Быстро обернулись? — спросил Пешехонов, снова входя в кабинет Куклина.
— Ничего себе «быстро» — целый день пробыли. И, наверно, без обеда?
— Угадали. Да это нам и поделом, — с улыбкой глядя на Фалина, ответил Пешехонов.
А Фалин стоял у стола, теребил в смущении бахрому скатерти и ждал, когда Пешехонов начнет выкладывать Куклину о всех его упущениях по делу.
Но Пешехонов почему-то не спешил. Он опять подошел к раскрытому окну и, откровенно любуясь уголком видневшегося сада, шумно вдыхал смолистый воздух.
— Юрис Фрицевич! — вдруг заговорил Пешехонов. — Дело Громовой требует тщательного доследования.
«Ну, началось», — почти холодея, подумал Фалин, невольно втягивая голову в плечи.
— Я отменил постановление о прекращении этого дела. — Пешехонов сделал паузу, а затем, посмотрев на Фалина, добавил: — Однако дело к своему производству возьмет опять Фалин.
Это было так неожиданно и так совпадало с сокровенным желанием молодого следователя, что тот в первую минуту совершенно потерял дар речи и лишь после того, как Пешехонов выжидательно посмотрел на него, с жаром сказал:
— Спасибо, Дмитрий Сергеевич! Ваше доверие оправдаю!
— Ну и чудесно! Юрис Фрицевич, надеюсь, что и вы не будете возражать, если я освобожу вас от наблюдения за этим делом. Я буду сам помогать Фалину.
— Что вы, Дмитрий Сергеевич! Пожалуйста!
— Завтра же организуйте и проведите эксгумацию трупа Громовой и повторное судебно-медицинское вскрытие. Но только полное, — подчеркнул Пешехонов. — Договоритесь об этом с Арсением Владимировичем. Нужно, чтобы вскрытие произвел опытный специалист. Завтра я в прокуратуре буду часов в девятнадцать. К этому времени приезжайте с делом и планом. Понятно?
— Все понятно, — с радостной готовностью ответил Фалин, и по выражению его лица можно было понять, что он готов сейчас горы свернуть, лишь бы исправить свои упущения по этому делу...
Пешехонов сидел в своем кабинете и просматривал почту. Недавно звонил по телефону Фалин и сообщил, что придет к девятнадцати часам без задержки. «Ждите меня с интересной новостью», — пообещал он.
«Интересно, что это за новость?» — отрываясь от бумаг, думал Пешехонов и нетерпеливо посматривал на часы...
— Разрешите войти, Дмитрий Сергеевич?
— А! Арсений Владимирович! Заходите! Рад вас видеть.
Это был республиканский судебно-медицинский эксперт и криминалист, как всегда элегантно одетый и благоухающий крепкими духами. С виду он казался очень молодым, хотя ему уже перевалило за пятьдесят. Вошедший сел у стола и, щуря сквозь выпуклые линзы очков свои очень близорукие глаза, сказал:
— Мы с Фалиным уговорились встретиться у вас и доложить результат повторного осмотра эксгумированного трупа Громовой.
Разговаривая, он машинально брал со стола то нож для разрезания бумаг, то металлическую рулетку, то курвиметр и, на секунду приблизив их к выпуклым стеклам очков, снова клал на место.
— Кто производил повторное вскрытие?
— Ваш покорный слуга.
— Неужели вы сами?!
— Да, сам лично. Следователь Фалин попросил меня об этом от вашего имени.
— Ну! Это уже эксцесс исполнителя, — рассмеялся Пешехонов. — Но я очень рад, что вы нашли время для этой работы.
— И я был рад: мне хотелось хотя бы немного загладить вину молодого коллеги Ванцевича. Он стажер-практикант, и если не служебную, то моральную ответственность за него несу я...
В это время в кабинет вошел Фалин. Сияющая улыбка на его лице была под стать блеску медных застежек его большого портфеля. Он поздоровался с Пешехоновым и, садясь за стол напротив Арсения Владимировича, как-то таинственно кивнул ему, а тот ответил таким же кивком. Это подметил Пешехонов.
