Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Я не плачу, сынок, — сказала Долаана с улыбкой и обмахнула платком глаза.

Но мальчишка уже забыл о ней. Сидя на руках Эреса, спрашивал:

— Ты что сюда прицеплял, папа?

— Погоны.

— А где они?

— Я их спрятал. Я ведь сейчас не солдат, а тракторист.

— Ты мне покажешь их, ладно?

— Само собой.

Их окружили Колины дружки. «Колин папа приехал», «Это папа Кольки», — шептались они между собой.

Вдруг Коля соскочил на землю и, подбежав к одному мальчишке, схватил загрудки.

— Ты мне говорил: сурас? Видишь теперь?

Мальчишка попятился.

— Я больше не буду, я просто так...

Подошла воспитательница, совсем юная, с модной прической.

— Видите, Татьяна Дамчаевна, — не унимался Коля, — приехал мой папа. Вы меня пораньше отпустите? Нам с напой надо поговорить.

Воспитательница смущенно кивнула.

Втроем пошли домой. Коля шагал посередине, крепко держа за руки взрослых.

Весь этот день он не давал Эресу покоя, засыпая вопросами. Можно ли к танку прицепить плуг? Почему у бабушки лицо в морщинах? Кто привязал к небу звезды?

Потом он потащил Эреса к реке. На берегу Эрес взял камешек и перебросил через протоку. Коля обрадовался: «Ого, здорово!» Затем они стали бросать камешки вскользь по воде. У Коли они подпрыгивали два-три раза, не больше, а когда кидал папа, камешек убегал по реке далеко-далеко. «Да, — окончательно убедился малыш, — очень сильный мой папа».

Переходя по мосткам, Коля не заметил гвозди и порвал штаны. Сначала он испугался: по словам товарищей, папы в таких случаях дают подзатыльники и удивился, услышав:

— Ай-ай, что ж ты такой неловкий? А еще мужчина. — Эрес достал из фуражки иголку с ниткой, зашил порванное место так, словно и не было дыры. — Видел? В следующий раз сам будешь зашивать.

— Ладно, — охотно согласился Коля.

Обо всех этих приключениях мальчишка забавно рассказывал маме и бабушке. И под конец потребовал:

— Я буду спать с папой.

Вечером, улегшись рядом с Эресом, он долго не мог заснуть, ворочался с боку на бок. Потом обнял Эреса пухлыми руками и сказал:

— До свидания, завтра увидимся.

Ночью Эрес несколько раз поправлял на нем одеяло и чувствовал себя счастливым.

Утром, прощаясь с малышом, Долаана и Эрес обещали забрать его к себе. Только после этого он разрешил отвести себя в садик.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Угаанза понемногу втягивался в работу. И Долаана, и Эрес искренне были рады этому.

— Не зря его назвали Угаанзой, — шутил Эрес. — Есть у него угаан[25]. Человеком становится.

Незадолго до отъезда на Агылыг Угаанза как-то подошел к Эресу, попросил:

— Отпусти меня на пару дней, бригадир.

— Что случилось, переманивает тебя кто?

— Нет.

— Мало зарабатываешь, что ли?

— Нет.

— В чем дело?

— Дядя помер. Старики отпросились у председателя. А я вот тебя прошу... Вместо отца коров буду пасти. Дня два-три. — Угаанза жалобно посмотрел на Эреса. Свой чуб на этот раз он спрятал. «Переживает, — подумал Эрес, — все-таки родной дядя».

— Что поделаешь, раз такое дело, иди, — сказал Эрес, — скоро нам на целину подаваться.

Разве мог он знать, что произойдет в ближайшие дни.

На другой день вечером, вернувшись с пастбища, Угаанза привязал коня в рощице возле дома. Накрепко, по-отцовски закрыл калитку. В прихожей включил свет.

И увидел за столом Мыйыс-Кулака.

— Что же ты в темноте сидишь?

— Тише! Закрой двери и заходи в ту комнату.

В соседней комнате было светло, только окна были плотно завешаны одеялами. Угаанза от удивления даже рот раскрыл.

— Что это за маскировка? — чуть слышно пробормотал растерявшийся Угаанза. Старик приложил палец к искривившимся губам:

— Молчи! Не твое дело.

Угаанза оторопел. «Как?! У деда появился слух?»

— Молчи! — повторил Мыйыс-Кулак и достал из-под кровати бутылку, налил в рюмки.

— Пусть наше дело спорится.

Угаанза молчал — пораженный, не знал, что и подумать. Мыйыс-Кулак снова сморщил лоб, спросил:

— Ну, чего медлишь? — И вдруг передразнил парня: — «Есть ли у вас водка, чтоб меня напоить, есть ли у вас невеста, чтоб меня развеселить?» — Лицо его оживилось, он засмеялся, блестя глазами. Угаанза тоже улыбнулся.

— Дед, чему ты смеешься?

— А ты удивился, когда я вдруг стал слышать? А? — Мыйыс-Кулак снова наполнил рюмки, поднял свою и повторил: «Пусть наше дело спорится».

Мыйыс-Кулак вдруг закрыл лицо черными, как стропила продымленной юрты, руками и затрясся.

— Дед, что с тобой? — встревожился не на шутку Угаанза. — Слух у тебя появился. Чего же теперь горевать тебе?

Мыйыс-Кулак погладил чуб Угаанзы.

— Ничего ты не смыслишь, сынок. Понял все, когда б просидел тридцать лет словно рыбка, зарывшись в песок... — Старик грохнул кулаком по столу, лицо его перекосилось. — Постарел я, постарел... Вернуть бы молодость! — Мыйыс-Кулак заскрежетал зубами, словно конь, которого неожиданно взнуздали.

Мыйыс-Кулак снова схватился за бутылку.

— Чего же зря пить? — Спросил Угаанза, стараясь разговорить деда. — Мужчина пьет, когда в нем злоба клокочет, когда его девка обманывает и когда дело облаживает. А мы за что?

— За дело.

— За какое же дело, если не секрет?

Он поднял глаза — весь облик старика, дышавший гневом и властностью, казался пугающе-незнакомым.

— Твоя работа такая, — раздельно, с хрипотцой сказал дед. — Завтра вечером, когда будешь возвращаться, одну из коров привяжи где-нибудь подальше в лесу; чтобы никто ее не нашел.

— Это все?

— Да, остальное скажу завтра.

— А если отец приедет?

— Завтра они не приедут. Иди спать. О том, что дед твой стал слышать, знаешь только ты один, учти...

Угаанза долго не мог заснуть. Он начинал трезветь. Почему Мыйыс-Кулак перестал притворяться? Почему вспомнил о своей молодости? Откуда он знает, что отец с матерью завтра не приедут? Для чего ему понадобилась эта корова?

Угаанза провел беспокойную ночь. Рано утром его разбудил Мыйыс-Кулак.

...Такого длинного дня в жизни Угаанзы еще не было. Еда на ум не шла, он просто не чувствовал голода. Весеннее солнце повисло в небе, словно привязанное. «Обрубить бы эту невидимую веревку», — подумал Угаанза и взглянул на тороку — там висел аркан. Этим арканом он должен был привязать к дереву чужую корову. Для чего — неизвестно... Сердце у него замирало.

В село Угаанза приехал затемно. У третьего дома его встретили хозяева «пропавшей» коровы.

— Целый день искал, во рту крошки не было. Вы не беспокойтесь, завтра найду, — успокаивал он их.

Дома было так же темно, как вчера.

Угаанза торопился, чтобы поскорее узнать, что скажет дед. Когда вошел в комнату, Мыйыс-Кулак коротко кивнул:

— Поспи!

Угаанза, как подкошенный, повалился на кровать и проспал до утра. Проснулся от толчка в бок.

— Эрес выезжает сегодня? — спросил Мыйыс-Кулак.

— Да. А что?

— Спрячь это, — сказал Мыйыс-Кулак и сунул ему сверток. — Это твое счастье, — продолжал старик. — Всю жизнь собирал, для тебя собирал. На твой век хватит...

«Деньги», — догадался Угаанза и положил сверток в нагрудник. Сидел ошалелый, растерянный.

Мыйыс-Кулак снова заговорил:

— Ты сейчас поедешь будто бы искать корову, а сам подавайся вверх по Агылыгу и там где-нибудь за скалой заляг. Эрес поедет на мотоцикле. Наверное, с этой кралей.

Угаанзе стало трудно дышать. Тогда, в горах, он объяснил себе неприступность Долааны ее верностью памяти мужа, все еще ждал, надеялся — время возьмет свое. Доходившие до него слухи об отношениях Долааны и Эреса больно резали сердце. Он пристально, исподтишка наблюдал за обоими, стараясь убедить себя, что между ними дружба, не больше. Но сейчас всплыли в памяти подробности: каждый шаг, улыбки, которыми обменивались Эрес и Долаана, представали в новом свете. Сомнений не было. Он сжал зубы, все в нем перевернулось, как от внезапной боли.

вернуться

25

Угаан — ум.

28
{"b":"817872","o":1}