Время от времени лейтенант вскидывал на Эреса свои голубые мальчишечьи глаза, испытующе смотрел на него и хмурился.

— Придется вам, товарищ Херел, подождать, пока приедет начальник.

— А когда он приедет?

— Завтра должен.

— Что мне теперь делать?

— Что же делать?.. — Лейтенант скованно улыбался и опустил глаза. — Придется ждать.

— Что вы, товарищ младший лейтенант! Никакого преступления я не совершил...

— Закон такой, товарищ Херел, — развел руками лейтенант. — Да вы не волнуйтесь. Разберемся...

Он нажал невидимую кнопку где-то сбоку стола, невозмутимо взглянул еще раз на встревоженного Эреса и вздохнул. Вошел уже знакомый пожилой милиционер, привычно щелкнул каблуками и кивнул Эресу, показывая тем самым, куда он должен следовать.

Через минуту Эрес оказался в маленькой камере-одиночке. За конвоиром захлопнулась дверь, щелкнул замок.

Камера... Узкая железная кровать, застланная байковым, не первой свежести одеялом, ватная подушка. Эресу никогда еще не приходилось быть в подобной обстановке, испытывать такое горькое чувство тоски, одиночества и бессилия. Он присел на койку и, глядя на узкое зарешеченное оконце, за которым чуть ли не впритык краснела кирпичная стена, предался невеселым думам. Мучительнее всего было ощущение нелепости положения, в которое он попал. Ведь он добровольно сообщил о своей находке, и вот. В камере было тихо, сумрачно. «Тихий уголок», — Эрес вспомнил свой разговор в райкоме комсомола, и вдруг рассмеялся. От этого смеха, гулко прозвучавшего в камере, ему стало и вовсе худо.

Он прилег на койку и вскоре забылся жарким, давящим сном.

Знакомый дежурный появился в камере, вручил Эресу какую-то бумагу и тотчас вышел, так что Эрес даже не успел спросить — в чем дело. Но тут же все стало ясно. Это было письмо Бичииней. Глаза пробежали аккуратно выделенные на листке тетради строчки.

«Эрес! Целый день пробыла здесь, чтобы встретиться с тобой. Ты ведь здесь по недоразумению, ты ни в чем не виноват и поэтому не падай духом.

Жду твоего скорого возвращения. Бичииней».

Вот тебе на! Бичииней! Ом ждал весточки от Долааны, а получил... А вообще, она славная, эта хохотушка Бичииней! Смотри-ка, первой добралась до него. А Долаана? Что же она? Неужели поверила в его виновность? Нет, не может быть!

И действительно, к вечеру принесли еще одно письмо. Он сразу узнал четкий почерк Долааны.

«Привет, Эрес! — прочел он с бьющимся сердцем. — Я понимаю, случай. Ты не мог сделать ничего дурного. Но скажи: почему ты уехал, ничего мне не сказав? Я расспрашивала людей, никто ничего толком не знает. Ты же не присвоил револьвер, за тобой нет никакой вины. Как тебе помочь? Научи, подскажи. Будь здоров и знай, что у тебя есть друзья. До свидания. Долаана».

Как ни желанна была весточка, Эрес огорчился. Он ждал нечто другое, а тут — вежливое признание в дружеских чувствах. «Знай, что у тебя есть друзья...» И — все. Обычные слова, их может сказать любой знакомый человек. Нет, видно, недаром в ту последнюю встречу Долаана была с ним так сдержанна. Не женщина, а каменный идол. Ну и пусть!..

Он то садился на жесткую койку, то начинал ходить из угла в угол. Уже знакомое ощущение гнева подкатывало к горлу. Пусть! Он не хочет ее видеть, не желает больше обманывать себя. Он все поставит на свои места. И свои отношения с Кончуком — тоже. О! Хитрый тарга!

«Подумаем...» Говорить речи, изрекать истины — он мастер. А как до дела, так «подумаем...» С кем это он «думает», уж не с Шырбан-Коком ли? Агрономы Кончуку не нужны. Не колхоз его заботит, а собственный авторитет. Но чего он стоит, авторитет председателя, если в колхозе не все хорошо? Дым. Туман. Ничего, скоро рассеется... Жаль, что он здесь, влип в эту дурацкую историю.

Он сжал кулаки, сел на кровать... Нет, так больше продолжаться не может. И вдруг подумал: а может, плюнуть на все, на свою глупую любовь и на Кончука, и на эту лису Шырбан-Кока — он теперь не сомневался, откуда пришла беда... Тут концов не найдешь. Плюнуть и податься хоть в МТС!

Поселок Агылыг, этот тихий уголок, куда он стремился всей душой и где хотел обрести свое счастье, теперь не для него. В МТС хоть трактор дадут. На худой конец, можно и слесарем-ремонтником.

Размышляя так, Эрес не заметил, что за решеткой камеры уже темным-темно и под потолком в проволочном колпаке в полнакала теплится лампочка.

Ему снилась могила, в пожухлой траве тускло поблескивал плуг...

Уже поздно вечером Эреса отвели к начальнику отделения. Он очутился в том же просторном кабинете, где его допрашивал лейтенант.

Навстречу Эресу из-за стола вышел капитан средних лет с быстрым взглядом карих глаз. Приветливо подал руку, пригласил присесть рядом на широкий, обитый дерматином диван.

Капитан только что возвратился из Кызыла, где был на семинаре. Даже домой не успел заглянуть. Он расспросил Эреса, где тот родился, чем занимались родители, откуда прибыл в Агылыг.

На все вопросы Эрес отвечал подробно, обстоятельно, а в истории, связанной с револьвером, повторял могущие, как он полагал, заинтересовать милицию подробности.

Капитан слушал не перебивая, лишь изредка кивал головой и при этом совсем по-домашнему улыбался. К концу разговора он уже казался Эресу добрым, хорошим человеком.

— Вы не считайте себя арестованным, товарищ Эрес Херел. — Капитан встал. — Сейчас можете ехать домой. Нужны будете, вызовем. Вот только, — капитан раскинул руки, — куда вы пойдете на ночь глядя? Отдохните здесь, а завтра — домой. Спасибо вам за находку, и за откровенность, — и, пожав Эресу руку, вышел.

Эрес остался в кабинете начальника до утра. Он улегся на диван и впервые за последние дни заснул добрым, умиротворенным сном.

Долаана и виду не подала, что обрадована приходом Эреса. Только в первую минуту взяла его за руки и опустила ресницы. Была она по-прежнему неразговорчива, старалась не смотреть на Эреса. Он сидел на топчане и молча наблюдал, как она гладит белье, сложенное горкой на краю стола.

Утром, прямо из милиции, он зашел в МТС.

Директора не было, а главный инженер, спешивший куда-то в глубинку, даже просветлел, когда услышал, что Эрес тракторист. «Буду завтра, заглядывайте в любое время. Работу гарантирую».

И сейчас, нарушив молчание, Эрес сказал об этом Долаане. Утюг на миг застыл и вновь заходил по простыне с удвоенной скоростью.

И опять молчание. «Пусть так, — подумал Эрес, — пусть так». Он был спокоен тем обманчивым спокойствием, которое обычно предшествует бурному объяснению. Но ничего этого не произошло. Долаана вдруг предложила:

— Сходим в кино...

Это было так неожиданно...

Утюг медленно скользил взад-вперед, пахло свежестиранным разогретым бельем.

— Последний вечер в Агылыге... Хочу, чтобы мы были вдвоем, — неожиданно для себя сказал Эрес и покраснел, словно школьник.

— Пусть будет так.

Этакое равнодушие. Что же дальше?

— За письмо большое спасибо, — сказал Эрес. — Этого я не забуду. Бичииней тоже мне написала... что ждет моего освобождения. Вот... — Эрес протянул письмо. — Хочешь — прочти.

— Зачем? Ты же сам все сказал.

Получилось и вовсе глупо. Он просто терялся в ее присутствии. «Неужели ревнует? Чепуха какая!»

И он снова принялся рассказывать Долаане о том, какие мысли приходили ему, когда он сидел в камере, и почему решил уехать из Агылыга.

Долаана слушала, поджав губы, и трудно было понять, одобряет ли она решение Эреса. Короткие вопросы ее звучали холодно и, пожалуй, их скорее можно было понять как издевку, чем желание узнать подробности.

— Значит, уезжаешь?

— Да.

— Почему?

— Я уже объяснил.

— Честно говоря... — Долаана искоса взглянула на Эреса. Он понял, что она хотела сказать.

— Нет, я не струсил, я не дезертирую. Просто я так скорей добьюсь своего. Не знаю, что со мной стало после поездки в верховье. Будто душой прирос к той целине.

Долаана молчала. Разговора не получилось. В конце концов он, Эрес, не мальчишка и во всем отдает себе отчет.