Однако пару мгновений спустя разговор пришлось прекратить, потому как мы оказались у конечной точки маршрута: небольшой камеры, которая предназначалась для таких случаев. Хотя по своему подобию она более напоминала уютную комнату для силового удержания незваных гостей.

‒ Будьте здесь. Я быстро.

А после без какого-либо стука быстро открыл и захлопнул за собой дверь. Стоило мне оказаться внутри помещения, как я сразу встретился взглядом с полностью оголённой и ошеломленной Ульяной, которая только-только за каким-то бесом закончила снимать с себя остатки своих светлых церковных лохмотьев.

‒ ТЫ! ‒ вдруг яростно завопила она, словно взъерошенная кошка, а затем, позвякивая платина-палладиевыми браслетами, стала прикрывать все свои женские прелести и пятится в угол камеры. ‒ ПОДЛЫЙ УРОД! ТЕБЯ НЕ УЧИЛИ СТУЧ…

‒ Я в своём доме, так что лучше захлопни рот, ‒ холодно отрезал я, оглядывая её с ног до головы и неспешно приближаясь вплотную к девушке, отчего за неполный вдох её ярость на миг смешалась со страхом и смущением.

‒ Ты… ты что удумал? ‒ вздрогнула вдруг светозарная, вжавшись в стену. ‒ Только попробуй или посмей меня изнасил…

‒ Ты совсем идиотка? ‒ скривил я брезгливо лицо. ‒ Все твои мысли только об одном. Порой мне начинает казаться, что ты сама хочешь угодить в самый грязный бордель какого-нибудь пятна для обслуги тамошних изгоев. Поэтому повторяю ‒ захлопни пасть и не льсти себе. Ты красива, но в тебе нет ничего выдающегося. Моим женам ты даже в подмётки не годишься. Или ты решила удивить меня своим оголённым и чумазым телом?

‒ Не дождешься! ‒ прошипела зло та, хотя от стены отойти так и не решилась. ‒ И я не чумазая! Я ч…

‒ Вижу, что ты цела, ‒ декларировал спокойно я, заканчивая обследования и грубо перебивая глуповатую девицу. ‒ Поэтому прими душ, от тебя несет как от помойного ведра, а после переоденься в нормальную одежду.

‒ А если я не захочу? ‒ взбрыкнула вдруг та, набравшись внезапно храбрости.

‒ В таком случае побежишь голой следом за моей машиной, ‒ пожал я плечами, а затем молнией испепелил её лохмотья. ‒ Будешь светить своей голой грудью и задницей на потеху толпе. Думаю, оголённую церковницу столичная знать еще не видывала. Потеха будет славная…

Первое кольцо. Москва.

Главный храм Господнего света.

Ранний вечер.

До закрытия оставались считанные мгновения, поэтому внутри огромного храма почт никого не было, кроме одного сгорбившегося служителя, который стоял на одном колене перед алтарем, а вечерняя молитва патриарха Александра почти в аналогичной дню манере подходила к своему финалу.

Глаза пожилого мужчины были крепко закрыты. Губы церковника за долгие годы самопроизвольно шептали нужные слова, а едкий свет, что просачивался сквозь его ауру, подобно осенним листьям опадал на мраморный пол и очень медленно тлел.

‒ О свет господень. Дай мне силы одолеть и искоренить зло, дай…

Вот только в следующий момент случилось то, что заставило патриарха остановиться и пораженно замереть. Потому как в этот самый момент до него донесся быстрый бег, а следом взволнованный, но наполненный вселенской радостью женский вопль:

‒ Ваше святейшество, я здесь! Я вернулась!

Церковник за долю мгновения оказался на ногах, обернулся назад и тотчас встретился взглядом с коленопреклонённой светозарной, которая не переставала целовать ему руки. С двух разных боков в тот же момент вспыхнуло два силуэта, но миг спустя они стремительно испарились, когда поняли, что безопасности старика ничего не угрожает.

‒ Ваше святейшество, клянусь вам, я ничего ему не рассказала. Ничего! Я не предавала вас…

‒ Ульяна? ‒ изумлённо прошептал Александр. ‒ Как ты здесь оказал…

И ответ последовал незамедлительно. Двери храма внезапно тихо скрипнули и громко захлопнулись, два верных апостола вынырнули из-под световых миражей и шагнули вперед, попутно с этим ауры их полыхнули мощным светом, а в руках сформировались клинки из едкого белого пламени.

‒ Удивлены, патриарх? ‒ с ленцой поинтересовался Лазарев, который вальяжно вышагивал навстречу светозарным.

‒ Ничуть, сын мой! ‒ бесстрастно отозвался старик, в мгновение ока приходя в себя. ‒ Вижу ты взялся за ум и пришел покаяться?! Ты поступил верно. Я готов принять твоё поражение. Все мы ошибаемся.

‒ За ум? Покаяться? Поражение? ‒ вдруг тихо рассмеялся Палач Империи, а после отрицательно покачал головой. ‒ Вовсе нет. Вы знатный шутник, как я посмотрю. Просто решил сделать подарок напоследок. По воле вашего святейшества, так уж вышло, что в Царицыне я согрешил, когда перерезал тот никчемный скот, что пришел за жизнями моих людей и альвов. И боюсь совсем скоро, ‒ добавил вдруг князь с холодной и отчужденной усмешкой на губах, глядя в глаза патриарха, ‒ согрешу еще сильнее…

‒ О чем ты лопочешь, сын мой? ‒ со снисходительной рожей отозвался церковник, искоса поглядывая на двух светозарных впереди себя и следуя вперед, пока Ульяна семенила за ним по пятам.

‒ Знаете, ваше святейшество, ‒ задумчиво произнес я, с интересом разглядывая в храме множественные фрески с изображением господнего света. ‒ За время своего существования я жил по простому принципу. За всё в этой жизни нужно платить. Но как погляжу у вас иной образ мышления. Вы не фанатик, вы лишь охочий до власти старикан, который мало перед чем останавливается и чувствует себя всесильным. Хотя стоп! Мы отошли от сути, ‒ и махнув вяло рукой, обратил свой равнодушный взор на святошу. ‒ Признаюсь вам честно, патриарх, я не бездумный убийца, я убийца с некоторыми моральными принципами. И мне не нравится, когда на мои руки попадает лишняя кровь, потому как я уже уничтожил достаточно разумных. Да, кровь тех светозарных была лишней, ‒ цокнул негодующе я, скорчив гримасу недовольства. ‒ Они умерли из-за вас. Из-за ваших приказов. Из-за вашей жажды власти. И подсчитав все это я пришел к выводу, что вы мне должны. Ваш долг огромен.

‒ Прикуси язык, тварь! ‒ вдруг яростно прошипела Ульяна, выступив вперед. ‒ Помни с кем говоришь!

‒ Глупая бродячая шавка должна быть благодарно за то, что я её не убил и она не должна лаять понапрасну и встревать в чужую беседу, ‒ спокойно изрёк я, пронзив девушку отчужденным взором, отчего та сглотнула и отступила назад. ‒ Ты ведь слушала меня внимательно, деточка? Поэтому помни. За всё в этой жизни платить… Ты это скоро поймешь.

Однако моя поучительная речь оказалась прервана громким и надменным хохотом самого патриарха.

‒ Долг? Я? Должен тебе? ‒ сквозь веселый смех переспросил старик. ‒ Сопляк, у которого молоко на губах не обсохло требует от меня какие-то долги? Ты кем себя возомнил? Лучше уходи отсюда подобру-поздорову, мальчишка, ‒ вдруг угрожающе громыхнул патриарх, ‒ я тебе ничего не должен!

‒ Боюсь, никто и никуда не уйдет, ‒ ухмыльнулся я, отрицательно качая головой. ‒ Нет, вы должны. Посудите сами, ‒ и вытянув руки вперед, стал загибать пальцы. ‒ Пока я был в коме вы с корыстным умыслом, чтобы еще больше возвысить церковь, оболгали меня ‒ раз. Нападение архиерея Степана и его прислужников на меня ‒ два. Покушение ваших апостолов на квартал ‒ три. Сговор святош и знати с целью моего устранения ‒ четыре. Похищение трёх разумных, что находятся под протекцией рода Лазаревых ‒ пять. Очередное нападение светозарных, чтобы вновь расправиться с безобидным домом Тёмного Течения ‒ это шесть, ‒ пришлось даже делано присвистнуть и склонить голову набок. ‒ И это лишь то, что я вспомнил. Много, патриарх, не правда ли? По мне так достаточно. Я бы даже сказал, что руководя церковью в вас не осталось ничего светлого. Вы ведь за эти гонитесь в своих молитвах? Осталась лишь жажда власти и корысть. Так что вы мне должны, а долги необходимо отдавать.

Рот Ульяны вновь открылся, чтобы сморозить очередную чушь, но раздраженный возглас патриарха, адресованный в мою сторону, свёл на нет все её потуги, и та довольно оскалилась.