Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Общение — это разговоры, вопросы, ответы. Это попытка вникнуть в жизнь другого, причем так, чтобы все получили от этого удовольствие. Я точно знаю: большое количество вопросов тоже напрягает, так же как и равнодушие.

У меня принцип «Если дети захотят, расскажут сами». Но бывает, вы волнуетесь: например, дочь перешла на другую работу, или сын оставил должность в корпорации и открыл свой стартап. Вам страшно: из жизни детей ушла стабильность. Но даже здесь нельзя слишком заваливать человека вопросами, особенно про деньги.

Доверяйте им. Это все, что вы можете сделать.

Человек принял непростое решение. Он сам понимает, что этот шаг влечет за собой и массу плюсов, и массу минусов. Но он не обязан сообщать вам обо всех своих чувствах и переживаниях и предупреждать обо всех последующих шагах. Тем более что вряд ли вы в этом понимаете так же хорошо, как он.

Ваши дети умнее вас — будем реалистами!

При этом совсем не задавать вопросов неправильно. Общение состоит из них! Моя мама однажды сформулировала гениальную вещь: умение слушать и умение задавать вопросы — это одно и то же. Если вы говорите, а человек в ответ молчит, никак не реагирует, ничего не уточняет, — возникает ощущение, что вы говорите в пустоту.

Хочется реакции, хочется отзыва. Но острые углы нужно обходить. И даже в разговоре необходим разный формат для разных детей. С одной дочкой можно за несколько минут обсудить и ее, и мою деловую жизнь. С другой мы можем разговаривать полтора часа про какую-то одну проблему. Так им гораздо комфортнее, а мне — привычнее, и меня такая разница в общении совершенно не раздражает. Просто это разные форматы.

Последите за собой — насколько вы умеете подбирать формат?

Если вдруг ребенок перестал общаться с вами по душам, значит, что-то потерялось. Значит, не тот формат. Не бросайтесь звонить ему каждый день и требовать почтения. Проанализируйте: чем вы напрягаете его?

Моя Дочь Лидер безумно занята на работе, но очень любит театр. Для нее немыслимо найти время, чтобы просто приехать ко мне в гости и провести время за разговорами. Но мы берем с ней билеты в театр, идем вместе, а после театра отправляемся в ресторан — и у нас есть возможность пообщаться.

Надо учитывать их занятость! Вспомните себя в тридцать-сорок лет. Вы себе не принадлежали! У вас были маленькие дети, и вам надо было зарабатывать деньги. И, скорее всего, именно в этом возрасте вам требовалось сделать основной рывок в своей карьере, чтобы забраться на ту самую высоту, с которой сейчас осматриваете собственные горизонты.

Мы свободнее, чем наши дети. Поэтому нам и нужно искать формат, удобный для них.

Моя мама, когда ее внучкам было семь-девять лет, придумала Внучий день. Это тоже был особый формат, который устраивал и внучек, и нас, их родителей, и моих маму и папу: они оба тоже оставались работающими (и много работающими!) людьми и не могли посвящать внукам все свободное время. Чуть ниже я расскажу об этом подробнее.

Сегодня таких бабушек, как моя мама, становится всё больше: люди понимают, что в пятьдесят пять или шестьдесят лет жизнь не заканчивается, более того — этот возраст дает преимущества, каких нет у других возрастов.

Сейчас, когда я пишу эту книгу, мне шестьдесят шесть, и я очень довольна тем, как складывается моя жизнь. Уже есть много совершённых важных дел, есть удовлетворение, перспек­тива и не сравнимая ни с чем свобода, которая не дается сорокалетним, но есть у шестидесятилетних. Я могу общаться с теми, с кем хочу, и это великое счастье.

Нам нужны наши дети и внуки. Это аксиома. Людям в возрасте необходимо общение с их любимой молодежью. Но насколько мы нужны им в их занятой жизни? Насколько они доверяют нам своих детей, которые говорят на пяти иностранных языках и могут сделать в компьютере то, что мы не сделаем даже под страхом смертной казни?

Моя мама стала бабушкой довольно рано. Когда внучки немного подросли, она поняла, что девочки почти не пересекаются с ней, что их общение — страшная редкость. Все заняты, и плюс к этому мы — ответственные родители, у нас самих множество дел с нашими детьми! И походы, и спектакли, и посиделки с друзьями… Как вписаться в этот график?

Ей удалось. Причем не просто вписаться, а привнести в жизнь моих детей дополнительную ценность. Формат их встреч назывался «Внучий день». Каждый четверг (в этот день ни у одной из девочек не было кружков и секций) после школы они приходили к бабушке и дедушке.

И там, в их квартире, происходило некое действо, всегда одинаковое и всегда разное. Внучий день состоял из трех частей (моя любимая триада!).

Первая — «Что-то вкусное». Детей (как, впрочем, и взрослых) нужно было накормить. Причем, напомню, это было время советского дефицита, а мой отец, член-корреспондент Академии наук СССР, имел доступ к продуктовым пайкам. Родители такую «добычу» не ели: все деликатесы они оставляли внукам. Угощали детей то копченой колбаской, то бананами, а то (редкая редкость!) ананасом. Но мама и сама готовит очень вкусно, так что сделанные ею котлеты или жареная курица тоже шли на ура. Дети после школы прибегали голодными и съедали бук­вально всё.

Причем, что важно, прибегали они не одни. Каждая из внучек (а их было трое — кроме моих детей, на Внучий день приходила еще одна мамина внучка, дочь моего брата) имела право привести с собой сколько угодно друзей. Так что на каждый Внучий день собиралось шесть-десять детей.

Кормили детей весело — с шутками-прибаутками, расспрашивая, как прошел день в школе. Они с удовольствием рассказывали, понимая, что никакой негативной реакции не получат. На это уходило примерно полчаса. После этого сытые и румяные дети падали на диван, и начиналась следующая часть действа.

Она называлась «Что-то очень интересное». Мама либо готовилась сама, либо приглашала кого-то из своих многочисленных учеников (и они тоже готовились — так, как сегодня спикеры готовятся перед выступлением на TED). Мама жестко следила за временем и говорила: более двадцати минут нельзя. И кто-то из учениц рассказывал про цветы — почему они так называются, как они устроены, отчего некоторые из них редкие, а другие встретишь на каждом углу. Второй ученик рассказывал про альпинистов — и давал подержать в руках настоящий ледоруб. А третий — интересные факты из истории. Даже меня несколько раз приглашали как спикера на Внучий день — и я рассказывала про телевидение: как устроена камера, как ощущает себя человек в студии, как режиссер выбирает правильную картинку. И с удивлением понимала: я ведь не рассказывала этого своим детям сама! Только там, на Внучьем дне!

Каждый раз мама настаивала, чтобы в выступлении был реаль­ный кейс — дети должны потрогать что-то руками, выполнить какое-то задание, хотя бы ответить на вопросы.

Любой врач сказал бы, что формат Внучьего дня устроен гениально: сразу после еды детям нужно было двадцать минут посидеть спокойно и переварить пищу. Лишь после этого начиналось третье действо.

Эта часть называлась «Что-то очень веселое». Надо было видеть моих родителей: они всерьез играли в жмурки, прятки, любые детские игры. Правда, и игры они в основном подбирали «на развитие». Например, нужно кинуть кому-то из игроков мячик и сказать: «Фрукт!» — и человек должен мгновенно назвать какой-нибудь фрукт. «Апельсин!» — кричал он, радуясь, что хоть что-то пришло в голову. А потом отправлял мячик следующему игроку и кричал ему, например: «Мебель!» — «Диван!» — слышалось в ответ.

Казалось бы, ерунда, но как хорошо эта игра развивала концентрацию внимания и скорость реакции!

Играли в города, в слова, в шарады, снимали фильмы — эти пленки остались у нас. Я и сегодня могу посмотреть на моих маленьких детей.

Спросите меня, сколько длились Внучьи дни?

Пять лет. Каждый четверг, за исключением каникул. Это же очень много и очень долго! И это очень мощный проект: представьте, он начался, когда ребенку было семь лет, закончился, когда ему стало двенадцать, — какой важный период развития он охватил!

75
{"b":"817642","o":1}