— Я, в принципе, не прочь…

— Вот и отлично. Мустафа! — позвал я.

Вошел Мустафа с портфелем. Раскрыл.

— Здесь пятьдесят тысяч, Николай Иванович. За дверью ждет стряпчий, который и оформит сделку согласно законам Российской Империи.

— Как-то все у вас быстро… А если бы я отказался?

— Тогда я бы выкупил паи у Хомякова, Языкова и других, и стал бы собственником «Московского Наблюдателя». Это было бы немного хлопотнее, но результат тот же.

Надеждин моргнул. Он предлагал себя Наблюдателям в качестве главного редактора, но те потребовали выкупить пай в десять тысяч. Таких денег у Надеждина не было. Тогда. А теперь есть. Он им покажет, Наблюдателям!

Мы подписали необходимые бумаги. Далее будет скрипеть бюрократия, но недолго. Есть способы, чтобы все процессы шли с быстротою необыкновенной. Например? Например, нагнать чиновнику кошмаров, и побольше, побольше.

— Что ж, Николай Иванович, вот вы и свободны. В ближайшее время с вами свяжется новый главред, не откажите в любезности передать ему необходимые для дела бумаги, сведения и вообще всё, что сочтете нужным.

— Главред?

— Главный редактор.

— И кто же это?

— Пока сказать не могу. Он ведь и сам пока не знает о своей участи. Кстати, если нужно, Мустафа сопроводит вас в банк, всё-таки сумма немаленькая, мало ли.

Мустафа одной рукой подкрутил ус, а другую положил на рукоять сабли.

— Нет, не нужно. У нас в Москве спокойно.

Понятно. Профессору хочется побыть с деньгами. Пятьдесят тысяч сумма немалая. Таких денег он никогда прежде не видел, и вряд ли когда-нибудь увидит. На пятьдесят тысяч можно купить справное имение душ на восемьдесят. Или отправиться в кругосветное путешествие. Или посвататься к Лидии Андреевне. Теперь-то её родители не посмеют отказать.

Вот сейчас все уйдут, он разложит деньги на столе, пятьдесят пачек по тысяче рублей, и будет наслаждаться ощущением богатства. Минут пять, десять. Потом сложит деньги в ящик, но эти минуты, минуты ощущения, что можешь — многое, останутся с ним до конца дней.

— Рад за Москву и москвичей, — сказал я, и откланялся.

Селифан повез меня к усадьбе князя Куракина, где теперь располагался Межевой Институт.

Меня и Мустафу. Оно, конечно, в Москве спокойно, но с Мустафой ещё спокойнее. Я не за себя волнуюсь, а за Селифана. Второй день вижу одну и ту же коляску, следующую в отдалении. Коляска приглянулась, лошади? Или всё-таки я?

О деньгах, что я привез Надеждину, злоумышленники — если это злоумышленники — знать не могут никак. Потому профессору ничего не угрожает. А все же разобраться придется. На всякий случай. В учебной столовой плакат висел: «Поел — убери за собой».

И когда мы завернули за угол, я соскочил с коляски. И Мустафа тоже.

Селифан поехал дальше, а мы стали дожидаться преследователей.

Недолго дожидались. Раз, два, и на счет три мы заскочили в коляску. Мустафа справа, я слева.

А коляска-то пустая. Только кучер на козлах — и всё.

Он обернулся и спросил:

— Пан хочет куда-то ехать?

Я уселся поудобнее. Мустафа перебрался на козлы, потеснив кучера.

— Пан хочет. Вези.

— Сей момент, ясновельможный пан.

Ехали мы около получаса, пока не остановились у трактира «Варшава».

— Пана просят пройти внутрь, его ждут.

Раз просят, почему бы и не пройти.

Мустафа, впрочем, пошел без спросу.

Внутри нас сразу провели в особый кабинет, средних размеров.

За столом сидел господин лет сорока, одетый с претензией на роскошь.

— Позвольте отрекомендоваться, господин барон: граф Чарчевский. Я хотел пригласить вас обыкновенным образом, но вижу, что вы решили ускорить дело. Не желаете ли водки? Настоящей водки! И обед? Здесь можно пообедать без риска найти в тарелке русака, что, согласитесь, редкость для России.

— Пропустим эту часть, — я сел в удобное кресло чуть в стороне от стола.

— Как пожелаете, как пожелаете. Я, — начал он торжественным тоном, — признаю вас Охотником. То, как вы обошлись с игроками на тракте — высокое искусство. То, что продемонстрировали на вечере графа Толстого — высочайшее, — и он склонил голову и даже слегка поклонился, признавая мое величие. Три секунды признавая. Потом выпрямился, и продолжил тоном обыкновенным:

— Я предлагаю вам союз.

— С какой целью?

— С целью демонстрации миру вашего несравненного умения. Я допускаю, что вы способны обыграть в карты любого человека.

— Уже интересно.

— Но где взять человека, которого стоит обыгрывать? Где взять дичь? Крупную дичь? Её, крупную дичь, я и берусь обеспечить. Людей, готовых играть на большие деньги. Здесь, в Москве. В Санкт-Петербурге. В европейских столицах. Согласитесь, куда выгоднее убить трех-четырех зубров, нежели сотню-другую кроликов. Во всех отношениях выгоднее. Меньше хлопот, больше прибыли. Вы — Охотник, я — Егермейстер. У меня много егерей, поверьте. Они, мои люди, и распознали в вас Охотника

— Интересное предложение.

— Рад это слышать.

— Но торопиться не будем. Вы проверили меня, я проверю вас. Можете ли вы устроить мне встречу с человеком, готовым поставить на карту, к примеру, двести тысяч? Лучше больше.

— Такие люди есть, — сказал Егермейстер после паузы. — Даже и в Москве. Но охота на них требует подготовки. Сезон начнется зимой, сейчас же дичь нагуливает жир. Встречу с игроками помельче, тысяч на пятьдесят, я готов организовать уже на этой неделе.

— Пятьдесят тысяч, конечно, тоже деньги, но для меня небольшие, это первое, и ведь придется с вами делиться, это второе. Вы ведь хотите себе равную долю?

— Обыкновенно на организацию отводится семьдесят процентов выигрыша, так уж заведено.

— То есть мне останется тридцать? Нет, это не выгодно. Вот если бы вам — тридцать, а мне семьдесят, я бы еще подумал. А тридцать процентов…

— Но тридцать от миллиона — это триста тысяч. Вы могли бы с моей помощью взять эти триста тысяч.

— Я подумаю.

— Я дам вам знать, когда придет сезон охоты.

Перед трактиром уже стоял Селифан.

— Молодец, — похвалил я его. И мы продолжили путь к Межевому институту.

Шулерский интернационал заманивает меня в свои сети. Охотник, Егермейстер, тайные знаки, миллионы в тумане… Ну да, сводят двух игроков, каждого величают Охотником и получают семьдесят процентов с результата — куда как выгодная тактика. И ведь находятся простаки, которые попадаются на эту уловку.

Этого простака нужно найти, нужно проверить, нужно похвалить и нужно пообещать. Всё то, что и проделано со мной.

Значит, у меня репутация игрока? Это хорошо. Это, наряду с плантацией в Бразилии, объясняет происхождение денег. Действительно, откуда вдруг у небогатого, в общем-то, барона Магеля, вдруг появились большие деньги? А в карты выиграл! Шулер? Может, и шулер, только за руку не пойман. Или ему благоволит удача. Ну, и плантация, конечно. Кофий в Бразилии прямо на деревьях растет, повезло же бразильцам!

— К господину директору, — сказал я швейцару.

Москва — город визитов. Потом, когда со всеми перезнакомишься, будет проще, но сейчас — так. К господину директору. А не к Сергею Тимофеевичу.

Аксаков встретил меня приветливо, но без восторгов.

— Слышал, слышал, как же. Любопытную загадку вы задали нашим Наблюдателям. В детстве я и сам, помнится, по книжке соорудил Волшебную Коробку для исчезновения кроликов. Вот только к ней требовался специальный стол, под которым помещался ящик для исчезнувшего кролика, а у меня такого стола не было.

— Тоже вариант, — согласился я. — Но я к вам пришел с предложением.

— Слушаю.

— Сегодня я приобрел у профессора Надеждина журнал «Телескоп». И предлагаю вам стать главным редактором этого журнала.

— Почему мне?

— Вы хороший администратор, чему свидетельство этот институт. Вы хороший литератор, о чем свидетельствуют ваши публикации. И у вас есть здравый смысл. Это именно то, что требуется журналу.

— Признаться, получи я это предложение лет десять назад… — и он замолчал.