На другой день послѣ опубликованія правительственной деклараціи собралось "всероссійское" Совѣщаніе представителей Совѣтов. На очереди в порядкѣ дня первым был поставлен злободневный вопрос об отношеніи к войнѣ. Докладчиком выступил Церетелли, привѣтствовавшій рѣшеніе "отвѣтственнаго представительства буржуазіи" — Временнаго Правительства — "торжественно возвѣстить во имя "единенія сил" о разрывѣ своей внѣшней политики с господствовавшей до переворота "имперіалистической", "узко-классовой" точкой зрѣнія. Это заявленіе есть "огромная побѣда всей демократіи". Поворотный момент внѣшней политики, по представленію докладчика, является "поворотным моментом не только для одной Россіи" — это "факел, брошенный в Европу", и тѣ "идеалы, которые в настоящее время там еле морцали", "засвѣтятся так же ярко, как засвѣтились и озарили они всю нашу внутреннюю политику". Заявленіе Правительства не дало еще полнаго удовлетворенія того, что желает демократія. Необходимо, чтобы Врем. Прав. вступило в переговоры с союзными правительствами для выработки общей платформы на основаніи отказа от анексій и контрибуцій.

Вѣроятно, оратор искренно вѣрил в свою "утопію". В сложившейся коньюнктурѣ важна была не декларативная формулировка будущих международных отношеній, а опредѣленіе той реалистической позиціи, которую "революціонный народ" должен занять в отношеніи войны, шедшей на его собственной территоріи. "Революціонный народ

Россіи, — говорилось в проектѣ резолюціи Исп. Ком., прочитанной Церетелли, — будет продолжать свои усилія для приближенія мира на началах братства и равенства свободных народов. Офиціальный отказ всѣх правительств от завоевательных программ — могучее средство для прекращенія войны на таких условіях. Пока эти условія не осуществлены, пока продолжается война, россійская демократія признает, что крушеніе арміи, ослабленіе ея устойчивости, крѣпости и способности к активным операціям были бы величайшим ударом для дѣла свободы и для жизненных интересов страны. В цѣлях самой энергичной защиты революціонной Россіи от всяких посягательств на нее извнѣ, в видах самаго рѣшительнаго отпора всѣм попыткам помѣшать дальнѣйшим успѣхам революціи, Совѣщаніе Совѣтов Р. и С. Д. призывает демократію Россіи мобилизовать всѣ живыя силы страны во всѣх отраслях народной жизни для укрѣпленія фронта и тыла. Этого повелительно требует переживаемый Россіей момент, это необходимо для успѣха великой революціи".

Офиціальной деклараціи Исп. Ком. большевицкая фракція противопоставила свою, придав ей отвлеченную формулировку: "Есть один способ создать тот мир, к которому стремится вся вселенная", — говорит от имени большевиков Каменев: "этот способ — превратить русскую національную революцію в пролог возстанія народов всѣх воюющих стран против молоха имперіализма, против молоха войны... Слишком много благородных слов прикрывало разбойную политику, восторжествовавшую и приведшую к войнѣ... Не благородных слов, не прикрытія для имперіалистической войны, а правды, голой правды о том, что такое эта война, требуют всѣ народы, и мы одни здѣсь — побѣдившая революція — можем сказать и должны сказать... что это не народная война, что это война не народами затѣяна, на эту войну обрекли нас имперіалистическіе классы всѣх стран. Собравшись сюда, как полновластные(?) представители народов Россіи, вы должны сказать: "Мы не только зовем всѣх угнетенных, всѣх порабощенных, всѣ жертвы мірового имперіализма к возстанію против рабства, против имперіалистических классов, но мы от имени русскаго революціоннаго народа говорим: ни одной лишней капли крови за интересы своей или чужой буржуазіи пролиться мы не дадим"... "Мѣсяц прошел с тѣх пор, как революціонный пролетаріат и революціонная армія в Петроградѣ поставили здѣсь Временное Правительство, и мѣсяц нужен был на то, чтобы это Правительство, вышедшее из революціи, осмѣлилось сказать дипломатично и осторожно, что оно не считает задачей русскаго свободнаго народа, закабалять чужія земли"... "Мы должны сказать: революціонная Россія требует, чтобы Врем. Правит, формулировало волю ея к миру и надѣется, что только возстаніе угнетенных народов других стран поддержит русскую революцію и создаст тот мир, который хотя бы в малой степени возвратит нам тѣ великія затраты народной крови, которыя выпил уже из міра вампир милитаризма"[397].

В развернувшихся преніях голоса представителей арміи (напомним, что на Совѣщаніи были представлены 6 армій и 40 отдѣльных воинских частей) прозвучали довольно однотонно. Вовсе не представлял исключенія солдат Новицкій, выступившій от имени Особой арміи и предложившій, как крикнули ему с мѣста, "кадетскую резолюцію". Отмѣчая довѣріе к Правительству, созданному революціей, Новицкій говорил о нѣкоторой неясности обсуждаемой резолюціи: ..."Я хочу мира, душа жаждет мира, но не позорнаго мира... Мы тогда только можем спокойно вернуться с поля сраженія, когда мир будет подписан не позорный ("пока всѣ нѣмцы не признают, что надо заключить мир именно на правах равенства, братства и свободы"), и вот я призываю от имени Особой арміи стать всѣм на работу и дать помощь арміи, чтобы она могла выйти из этой войны с побѣдой". Не странно ли, — говорил представитель 12-ой арміи с. д. меньшевик Ромм, — что "вопрос о немедленном заключеніи мира поднимается только со стороны тыла, и ни один солдат с фронта, который в тяжелых условіях 33 мѣсяца воюет, ни один из них не говорил о немедленном заключеніи мира". Ромм удовлетворялся объединяющей "всѣх" резолюціей Церетелли и хотѣл бы только внести поправку, в том смыслѣ, что "под обороной страны подразумѣвается не только сидѣніе в окопах, но, если того потребуют обстоятельства, — "наступленіе". И другіе представители фронта настаивали на том, что в резолюціи надо не столько подчеркивать "защиту", сколько сдѣлать удареніе на "борьбѣ". Резолюція бердичевскаго гарнизона призывала не "чуждаться исторических задач нашей родины" и стать "дружно на защиту свободной родной земли и ея историческаго права". Прочитавшій резолюцію с. р. Усов, позднѣе, при обсужденіи отношенія к Правительству, от себя мотивировал так: "Моя личная точка, зрѣнія такова: я прежде всего отношусь к Врем. Правит, не только с точки зрѣнія революціи и ея достиженій, но и с точки зрѣнія обороны страны. "Отечество в опасности". Это не фраза, это крик, может быть, больной души и отчаянія. Я нахожусь близко к дѣйствующей арміи, и пока я ѣхал сюда, то видѣл дезертиров на крышах и подножках — это была общая картина... Половина дезертиров, направлявшихся в Петроград, это — тѣ, которые потеряли дисциплину... Нужно создать правительство, которое пользовалось бы довѣріем всѣх классов населенія... Нужно правительство, которое будет авторитетно и обезпечит защиту страны, иначе через 2-3 мѣсяца страна сметет достиженія революціи... Меня больше всего возмущает то, что здѣсь слишком мало говорится об оборонѣ страны и слишком много об узкопартійных интересах"...

Собраніем, подавляющим большинством голосов, была принята поправка Ромма и в резолюцію Церетелли были введены слова о "способности" арміи к "активным операціям"[398]. Компромиссная, в сущности, резолюція Совѣщанія была, конечно, далека от того пафоса, который нужен был арміи и который один только мог подвинуть ее на подвиг.

Какая-то струна лопнула в эти дни. Кто из настройщиков перетянул ее? Вовсе не надо принадлежать к числу "лѣвых пошляков", для которых "Дарданеллы служили мишенью" (утвержденіе Ганфмана в юбилейном сборникѣ в честь Милюкова), для того, чтобы признать, что царьградскія мечтанія, как бы воскрешавшія не ко времени традиціи ушедшаго и возбуждавшія подозрѣнія, сыграли значительную роль в этом дѣлѣ. Дарданельская химера, дѣйствительно, стала жупелом, который широко использовала демагогія[399]. Революціонное правительство, таким образом, не сумѣло воспользоваться тѣм активам, который, казалось, давался ему в руки, и который кн. Львов, в письмѣ к Алексѣеву 11-го марта выразил словами: "подъем покроет недоимки, вызванныя пароксизмом революціи". Какая трагедія для арміи! Как раз в эти же дни французскій посол отмѣтил в дневникѣ ухудшеніе положенія в смыcлѣ войны. Ею мало кто интересуется — все вниманіе сосредоточено на внутренних вопросах. Такое впечатлѣніе можно было вынести не только в салонах, которые посѣщал Палеолог. Не показательно ли, что в первом вскорѣ послѣдовавшем публичном выступленіи лидера народных соціалистов Мякотина войнѣ в докладѣ было отведено послѣднее мѣсто. Страна жила не войной, а революціей. Взгляд современников обращался "внутрь", как это наблюдали члены Думы при посѣщеніи деревни, гдѣ война, но их впечатлѣнію, отходила "на задній план".