Половцов нѣсколько по иному разсказал эту исторію, вызвавшую в прошлом нѣкоторую полемику на страницах бурцевскаго эмирантскаго «Общаго Дѣла».

Львов, повидимому, был молчаливым свидѣтелем.

Датированіе разговоров в публикаціи «Кр. Арх.» расходится с датами в копіях, напечатанных в эмигрантских изданіях. В первом случаѣ разговор с Алексѣевым помѣчен 6 ч. 46 м., а с Рузским в 8 ч. 45 м.; во втором разговор с Рузским помѣчен 5 час. (у Вильчковскаго) и 6 ч. у Лукомскаго. Копія разговора с Алексѣевым вообще отсутствует в зарубежных публикаціях. Не имѣя возможности документально разъяснить разнорѣчія, считаю болѣе логическим эмигрантское датированіе; в концѣ разговора с Псковом имѣется замѣчаніе Рузскаго: ...«не забудьте сообщить в Ставку, ибо дальнѣйшіе переговоры должны вестись в Ставкѣ, а мнѣ надо сообщать только о ходѣ и положеніи дѣл». 8 ч. 46 мин. вообще время слишком позднее, принимая во вниманіе растерянность, которую вызвала в Петербургѣ ночная телеграмма Гучкова. По записи ген. Болдырева тоже выходит, что Родзянко прежде говорил с Алексѣевым, но запись Болдырева явно сдѣлана позже, ибо в ней попадаются такія слова «как это потом и оказалось».

Объективная оцѣнка этой характеристики была сдѣлана выше.

В разговорѣ с Алексѣевым Родзянко говорил, что «соглашенія» достигнуть не удалось, « установлено только «перемиріе».

В разговорѣ с Алексѣевым упоминались: Верховный Комитет и Совѣт министров.

Алексѣеву Родзянко говорил болѣе рѣшительно о «колоссальном подъемѣ патріотических чувств», о «небывалом подъемѣ энергіи», об «абсолютном спокойствіи в странѣ», которые обезпечивают «самую блестящую побѣду».

Ср. показанія Гучкова в Чр. Сл. Ком.;

Эти знаменательныя «обмолвки» Родзянко будут разобраны ниже.

Как фактически отразилась задержка с опубликованіем манифеста в войсках, будет разсмотрѣно ниже.

В телеграммѣ, посланной в 9 ч. 11 мин. веч. кн. Львову, Ник. Ник. высказывал опасенія, что «отреченіе в пользу в. кн. Мих. Ал., как императора... неизбѣжно усилит смуту в умах народа. Опасеніе это усугубляется неясной редакціей манифеста и отсутствіем указанія в нем, кто является наслѣдником престола» .. По поводу свѣдѣній о «якобы готовящемся соглашеніи между Правительством и Совѣтом Р. Д. по вопросу о созывѣ через полгода Учр. Собранія», Ник. Ник., как «отвѣчающій перед родиной за успѣх наших армій», «категорически» высказывался, что заключеніе подобнаго соглашенія было бы величайшей ошибкой, грозящей гибелью Россіи".

Алексѣев приводил в примѣр Ревель, гдѣ при ознакомленіи с текстом манифеста образовалось «хорошее приподнятое настроеніе».

В некрологѣ Милюкова, напечатанном в «Новом Журналѣ»: Керенскій говорит, что на ночном совѣщаніи первым о невозможности воцаренія в. кн. Михаила высказался Родзянко.

Мстиславскій, повторяя ходячую версію, говорит об арестѣ Гучкова его «чуть не поставили под разстрѣл» и пр.

Эти рѣчи мемуарист, конечно, сотворил в духѣ будущих большевицких трафаретов — о милліонах сахарозаводчика Терещенко, «князей и графов» из Врем. Прав. и т. д. Терминологія выдает мемуариста — ни один из ораторов-рабочих не мог 3-го говорить о «революціонной демократіи» (позднѣйшее словоупотребленіе, едва ли не введенное Церетели).

По разсказу Родзянко делегаты были освобождены дежурной ротой. Об этой ротѣ, явившейся с пулеметом, упоминает и Шульгин. Шляпников утверждает, что потребовалось вмѣшательство Совѣта, и Гучков был освобожден только послѣ переговоров с Исп. Ком. По свидѣтельству еще одного современника (Б. Н. Б.). выступавшаго на столбцах эмигрантскаго бурцевскаго «Общаго Дѣла», «вмѣшательство Совѣта» выявилось в том, что был арестован комендант станціи полк. Т., который со взводом петраградскаго полка высвободил Гучкова.

Кн. Путятина, воспоминанія которой точностью не отличаются, утверждала, что Родзянко на Милліонную прибыл за час до остальных и убѣждал Мих. Ал. принять власть. Вѣроятно, автор спутал с тѣм, что было наканунѣ, когда, по ея словам, Родзянко нѣсколько раз посѣтил Великаго Князя и говорил ему о регентствѣ. Вечером 2-го в тѣх же цѣлях квартиру Путятиной посѣтил и вел. кн. Ник. Мих.

По словам Милюкова, послѣ Родзянко говорил Керенскій. Шульгин утверждает, что Керенскій выступил послѣ перерыва. В рѣчи Керенскій возражал Милюкову. Так как я могу слова Керенскаго изложить только по Шульгину или дать их из третьих уже рук — в описаніи в. кн. Андрея, то откладываю их на время послѣ перерыва. Возможно, что Керенскій выступил два раза. Шульгин с Гучковым опоздали к началу бесѣды.

На другой день Палеолог, дѣйствительно, обратил вниманіе на то, что Милюков постарѣл «на десять лѣт».

Очерк Алданова носит в себѣ черты слишком опредѣленнаго юбилейнаго преувеличенія. Между прочим, он заключает: «Обращаясь к документам (!) того времени, историк признает, что такого яснаго истинно вѣщаго предвидѣнія надвигающейся на Россію катастрофы не имѣл в первый час революціи ни один другой политическій дѣятель». Послѣдующее изложеніе, стилизирующее факты, устраняет эту иллюзію «предвидѣнія» в отношеніи Милюкова. «Вѣщих предсказаній» о «гибели Россіи» было много, даже слишком много — и особенно перед революціей. Все это больше словесная мишура, которую навѣвали летучія переживанія в данный, иногда короткій отрывок времени.