Интересно, что и во Временном Комитетѣ выставлены были подобные же аргументы в пользу кандидатуры Керенскаго. Так утверждает б. московскій прокурор Чебышев, ссылаясь на Максакова: «Керенскій был назначен в вѣдомство, гдѣ он мог «меньше принести государству вреда».

Я должен исправить не совсѣм понятную теперь для меня ошибку в текстѣ моей книги «На путях к дворцовому перевороту». Там сказано, что кандидатура Керенскаго выдвинулась тогда, когда предварительный список, оглашенный Милюковым в залах Таврическаго дворца, вызвал бурный протест. Тогда члены Врем. Комитета пожертвовали Маклаковым и уговорили Керенскаго принять назначеніе. Колебались между этими двумя именами. Но как раз в первоначальном наброскѣ состава Временнаго Правительства, помѣченном 1 марта, значится первой фамилія Керенскаго — она зачеркнута, и вставлено Маклаков».

Этот вопрос подробно разобран в моей книгѣ «Судьба имп. Николая II послѣ отреченія».

«Я лично — добавляет мемуарист — подписал единственный, подсунутый мнѣ ордер об арестѣ за всю революцію. Моей случайной жертвой был человѣк, во всяком случаѣ, достойный своей участи болѣе, чѣм сотни и тысячи. Это был Крашенинников — сенатор и предсѣдатель петербургской Судебной Палаты — возможный (?) глава царистской реакціи, вдохновитель серьезных монархических заговоров».

8-го марта совершенно неожиданно иниціатором одного из арестов является представлявшей тогда в Исп. Ком. трудовиков Н. В, Чайковскій: по его предложенію постановлено было арестовать протопр. военнаго вѣдомства Шавельскаго. Мотивы рѣшенія в протоколѣ не указаны. Шавельскій был арестован и находился под арестом в теченіе двух суток.

Находившіеся в Думѣ репортеры говорили Керенскому, что он в данный момент всемогущ в Россіи (франц. текст воспоминаній).

В воспоминаніях Керенcкаго студент не играет никакой роли. Это он, Керенскій, пришедшій тогда уже, когда Родзянко приглашал Щегловитова в свой кабинет, оборвал чрезмѣрную любезность Родзянко словами: «Щегловитов здѣсь не ваш гость, и я отказываюсь его освободить». В воспоминаніях Родзянко никакого Керенскаго не было, когда группа преображенцев привела к нему арестованнаго Щегловитова. Пораженный произволом Родзянко приказал освободить Щ., но солдаты сомкнулись вокруг своего плѣнника и самым «вызывающим образом» показали предсѣдателю свои винтовки, послѣ чего Щ. был уведен «нензвѣстно куда». По словам Керенскаго, он немедленно послѣ захвата предсѣдателя Гос. Совѣта направился в министерскій павильон и пытался убѣдить Щегловитова, во имя искупленія своего прошлаго, оказать родинѣ услугу, (протелефонировав в Царское Село о безполезности сопротивленія и посовѣтовав отдаться на милость народа. Щегловитов с твердостью от этого отказался.

Для того, чтобы избѣжать упреков за то, что он Думу превращает в полицейскую кордегардію, Керенскій нарочно избрал «министерскій павильон», находившейся как-бы внѣ Думы к соединенный с ней крытой галлереей.

Были аресты, произведенные и по иниціативѣ самого Врем. Комитета — так «по приказу правительства» (т. е. Вр. Ком.), был арестован финл. ген.-губ. Зейн и его помощник Боровитинов.

Впрочем, условія, в которыя поставлена была графиня, находившаяся с 11 марта уже под домашним арестом, были довольно таки своеобразны в революціонной обстановкѣ. Как утверждает комендант Таврическаго дворца, Перетц, у нея была собственная комбинированная охрана, ею оплачиваемая: 8 человѣк «домашней охраны» и 15 солдат гвардейскаго экипажа. Гвардейцы получали двойную плату —по 2 руб. в .день.

Упоминавшійся уже французскій журналист Анэ, со слов одного присутствовавших членов Совѣта, говорит, что в Екатерининском залѣ с Сухомлиновым произошел такой инцидент. Какой-то солдат бросился на него со штыком на перевѣс. Не сплошавшій Сухомлинов погрозил солдату пальцем — и солдат отступил. Пусть это будет только ходячим анекдотом — он характеризует обстановку.

Жевахов все же был арестован. Когда его привезли в Таврическій дворец, «толпа ревѣла» и забрасывала камнями каміон. Но конвой покинул арестованнаго, и Жевахову пришлось итти самоарестовываться и самому отыскивать путь в «министерскій павильон».

По утвержденіям Керенскаго, это была в ночь на 3-е марта; по словам самих заключенных, в ночь на 2-ое. Послѣднюю дату сообщает и Зензинов, принимавшій непосредственное участіе в ночной операціи.

В первые два дня обстановка была, как cвидѣтельствуют воспоминанія того-же Жевахова, нѣсколько иной, несмотря на то, что арестованные были окружены «озвѣрѣвшей» толпой, желавшей «растерзать» бывших министров. Сохраним стиль б. тов. обер-прокурора Св. Синода: «Подлѣ арестованных суетились жидки, семинаристы, выпущенные на свободу политическіе преступники. Каждый из них старался быть отмѣнно и изысканно вѣжливым, внимательным и предупредительным. Обращаясь к арестованным, они говорили: «когда мы сидѣли в тюрьмѣ, то вы надѣвали на нас кандалы, а вот мы угощаем вас папиросами; и тут же появлялся огромный поднос с табаком и папиросами. Откуда-то явились и сестры милосердія или же переодѣтыя курсистки с уголовным прошлым, я не знаю»... Сестры разносили чай, одна из них «открыто возмущалась чинимым насильем, была посредницей в перепискѣ заключенных с родными»... Жевахов говорит, что появившійся в павильонѣ с «цѣлой свитой» Керенскій произнес рѣчь на тему, что они арестованы только потому, что он хотѣл сохранить им жизнь, так как при народном гнѣвѣ против слуг прежняго режима каждый из них рисковал сдѣлаться «жертвой народной расправы».

Ошибка — старшій Хвостов не был арестован, а младшій Алексѣй был арестован позже в процессѣ разcмотрѣнія его дѣла в Чр. Сл. Комиссіи.