– Вроде бы вполне обоснованное подозрение. Я дам знать, если на что-нибудь наткнусь.

– Ты там поосторожнее, – посоветовала она. – Не впутывайся в опасные ситуации без поддержки. Слишком велики шансы, что тебя могут подставить.

– Вот как? А кто из двоих, ведущих этот разговор, разоблачил парня, копавшегося в чужих мозгах? – заметил я.

– Туше, – признала Люччо. – Но ему это удалось лишь потому, что мы были чересчур самонадеянными. Так или иначе, не лезь на рожон.

– Буду стараться, – пообещал я.

Повисло неловкое молчание, потом Анастасия спросила:

– Как ты, Гарри?

– Весь в делах, – ответил я.

Она уже вроде как извинилась за то, что столь стремительно исчезла из моей личной жизни. Впрочем, она никогда и не намеревалась играть в ней какую-либо роль. Вокруг событий прошлого года бушевало настоящее эмоциональное цунами, и я был не единственным, кто в наибольшей степени от этого пострадал.

– А ты?

– Вся в делах. – Немного помолчав, она продолжила: – Я знаю, что с этим покончено. Но я рада, что мы были вместе. Это делало меня счастливой. Порой мне…

«…Этого не хватает», – мысленно договорил я, ощутив комок в горле.

– Нет ничего плохого в счастье.

– Конечно. Когда оно настоящее. – Голос ее смягчился. – Будь осторожен, Гарри. Пожалуйста.

– Буду, – сказал я.

Я начал искать ответы на свои вопросы у представителей сверхъестественного мира, и в общем-то безрезультатно. У маленького народца абсолютно ничего для меня не оказалось, а ведь обычно на них можно рассчитывать. У них слишком короткая память на подробности, а смерти произошли слишком давно, чтобы я мог услышать от них что-либо, кроме противоречивой и бессвязной болтовни.

Несколько ночей я ментально обшаривал город при помощи модели Чикаго в своем подвале – и не получил ничего, кроме головной боли.

Я обзвонил Паранет, организацию тех, кто наделен весьма скромным магическим даром, а потому зачастую становится жертвой более сильных сверхъестественных существ. Теперь они сотрудничали, делясь информацией, обмениваясь действенными методиками, – словом, компенсировали недостаток магических силенок за счет взаимной поддержки при работе в команде. Они тоже ничего не смогли мне сообщить.

Заглянул я и в паб Макэнелли, центр сверхъестественной общественной жизни, и задал кучу вопросов. Ответов не было ни у кого. Тогда я взялся за свое окружение, начав с тех, кто, по моему мнению, мог в принципе дать какую-то информацию. Я методично проработал весь список, вычеркивая имена, и теперь оставался только выборочный опрос людей на улицах.

Случаются такие дни, когда я не очень-то чувствую себя чародеем. Или детективом. Или детективом-чародеем.

Для обычных частных детективов такие дни в порядке вещей – выслеживать, вынюхивать, выкапывать информацию и в итоге не находить ничегошеньки. У меня такие дни случаются реже, чем у большинства, из-за того что благодаря моим способностям у меня больше возможностей, – но иногда и я терплю неудачу.

А самое поганое, что в ближайшее время могут появиться еще жертвы.

Через четыре дня я выяснил лишь одно: ни о какой черной магии в Чикаго никто не знает. Обнаружились только ее остаточные незначительные следы, не столь сильные, чтобы представлять какую-либо опасность (для такого ничтожного и, по сути, безвредного злого умысла Страж Рамирес придумал термин «тусклая магия»). Имелись также обычные следы тусклой магии, каковую вполне способен неосознанно, под влиянием темных эмоций, творить тот, кто даже не подозревает, что обладает магическим даром.

Другими словами, результат нулевой.

Хорошо хоть у Мёрфи что-то продвинулось.

Иногда упорный труд продуктивнее магии.

Пару лет назад «сатурн» Мёрфи немного подорвался, отчасти по моей вине, и, учитывая ее понижение в должности и прочие неприятности, она лишь через некоторое время сможет позволить себе что-то на четырех колесах, а пока ей приходится довольствоваться ее старым «харлеем». По какой-то причине Мёрфи не захотела использовать мотоцикл во время этого расследования, так что оставалась моя машина, всегда – ладно, почти всегда – надежный «Голубой жучок», старенький «фольксваген-жук», побывавший со мной в тысяче передряг. Ему не раз приходилось несладко, но он решительно рвался к новым битвам, даже если эта битва – всего-навсего движение без особой гонки и на не слишком большое расстояние.

Вот только не надо ничего говорить. Он за это уже поплатился.

Я остановился у белого домика Мёрфи с маленьким розарием и опустил стекло с пассажирской стороны.

– Давай действуй, как эти «Придурки из Хаззарда»[21], – предложил я. – Дверцу заклинило.

Мёрфи глянула на меня с подозрением. Попробовала открыть дверцу. Та открылась без всяких усилий. Самодовольно ухмыляясь, Мёрфи устроилась на пассажирском сиденье и хлопнула дверцей.

– Работа в полиции сделала тебя циничной, – заметил я.

– Если желаешь пялиться на мой зад, тебе надо для этого хорошенько постараться, как и всем прочим, Гарри.

Я фыркнул и завел машину.

– Куда направляемся?

– Никуда, пока не пристегнешься, – заявила она, застегивая ремень безопасности.

– Это моя машина, – сказал я.

– Нет, это закон. Привлечь тебя к судебной ответственности? Запросто.

Я поразмыслил, что хуже. Мёрфи одарила меня характерным полицейским взглядом и вытащила из кармана шариковую ручку.

Я пристегнулся.

Мёрфи лучезарно улыбнулась:

– Спрингфилд. Езжай по И-55.

– Вроде бы это не в твоей юрисдикции, – пробурчал я.

– Если бы мы что-то расследовали, тогда да. Мы едем на ярмарку, – сообщила Мёрфи.

Я с подозрением покосился на нее:

– На свидание, что ли?

– Конечно, если кто-нибудь спросит, – заявила она. И добавила: – Вполне подходящее прикрытие.

– Точно, – кивнул я.

Ее щеки чуть порозовели. На этом разговор иссяк.

Я выехал на шоссе, что всегда выглядит забавно на машине, созданной, чтобы гонять по автобану на безумной скорости сто километров в час, и спросил Мёрфи:

– Спрингфилд?

– Ярмарка, – сказала она. – Вот что было общим знаменателем.

Я нахмурился, припоминая даты:

– Эта ярмарка сколько длится? Десять дней?

Мёрфи кивнула:

– Сегодня вечером закрытие.

– Но ведь первая пара погибла двенадцать дней назад.

– Они оба были волонтерами, помогали там с обустройством до открытия. – Мёрфи уперлась пяткой в сиденье и, отвернувшись, хмуро смотрела в окно. – Я обнаружила в квартире второй пары билеты на скибол и дурацкую мягкую игрушку. А Бардалаков остановили за превышение скорости на шоссе И-55, в пяти минутах езды от Спрингфилда и за пределами Чикаго.

– Значит, они вполне могли отправиться на ярмарку, – сказал я. – А может, на машине катались или еще чего.

Мёрфи пожала плечами:

– Все может быть. Но если считать, что это совпадение, это нам ничего не даст – и ответа мы не получим. Если же предположить какую-то связь, у нас появится зацепка.

Я не смог сдержать улыбки:

– А говорила, что не любишь читать Паркера.

– Допустим, но это вовсе не значит, что его логика не имеет смысла.

– Ах, ну да.

Мёрфи тяжело вздохнула:

– Ничего лучшего у нас пока нет. Я просто надеюсь, что если ты попадешь на эту ярмарку, то сумеешь уловить что-то, чем бы оно там ни было.

– Ага, – сказал я, вспомнив о стенах, покрытых фотографиями. – Я тоже надеюсь.

Что меня больше всего радует в таких местах, как Спрингфилдская ярмарка, так это запахи. На подобных мероприятиях вы получите такие комбинации запахов, которых больше нигде не найти. Среди них лидируют попкорн, жареные орешки и фастфуд – здесь всегда можно найти все, что угодно, чтобы закупорить артерии и заработать язву желудка. Хот-доги с чили, пончики, жареные хлебцы, жирная пицца, засахаренные яблоки, о боги! Вредная пища пахнет так потрясающе, что либо это происки дьявола, а может, чего-то аналогичного, либо Всемогущий и впрямь не хочет, чтобы каждый питался только экологически чистым тофу. Никак не могу решить.