Рука ее невольно поднялась к волосам, и она, спохватившись, опустила ее обратно.
– Я хочу… – Она набрала в грудь воздуха. – Заеду за тобой через час?
– Идет, – сказал я.
Она встала. Щеки ее разрумянились. Адские погремушки, она выглядела восхитительно.
– Значит, через час.
Прежде чем она успела выйти, я поймал ее за руку. Руки у нее маленькие, сильные, чуть обветренные. Волдыри, натертые мечом за полчаса напряженного боя, она заклеила пластырем. Я наклонился и поцеловал ее пальцы, один за другим. Потом неохотно отпустил ее. Почему-то у меня дрожали поджилки.
– Через час.
Она вышла, и я в иллюминатор видел, как она быстро шагает к своей машине. Хвост на затылке с каждым шагом раскачивался вправо-влево.
Единственное в жизни, в чем можно быть уверенным – так это в переменах. Правда, большую часть перемен в моей жизни в последнее время вряд ли назовешь удачными.
Может, хоть эта… Впрочем, в душе я не был до конца в этом уверен.
Я потратил сорок минут, чтобы побриться и переодеться в самое пристойное, что имелось у меня из одежды: в джинсы, футболку и старую джинсовую куртку на флисовой подкладке. Одеколона я не нашел, поэтому пришлось обойтись мылом и дезодорантом. Я не позволял себе думать о том, что происходит. Во сне, как правило, стоит вам подумать, что это сон, как – пффф! – и все кончено.
А я не хотел, чтобы вышло так.
Потом я провел несколько минут, просто… дыша. Слушая плеск воды вокруг. Тиканье часов. Мирную тишину. Успокаивающее ощущение одиночества.
– К черту эту фигню с медитацией! – произнес я вслух. – Может, она приедет пораньше. – И встал, собираясь уходить.
Я вышел на палубу, на послеполуденное солнце. Во мне вибрировали приятное напряжение и усталость – и надежда. Я прикрыл глаза рукой от солнца и принялся всматриваться в городской пейзаж.
Моя нога чуть соскользнула, и я едва не потерял равновесия. Что-то с резким хлопком ударило в стену рубки у меня за спиной – словно камень, угодивший в деревянный забор. Я повернулся, и это вышло у меня почему-то медленнее обычного. Я смотрел на рубку «Жучка-плавунца», или переборку, или как там она называется, и думал: кто это заляпал мою лодку красной краской?
А потом левая нога начала подламываться подо мной.
Я опустил взгляд и уставился на дырку в моей футболке, чуть левее и выше солнечного сплетения.
Я подумал: зачем это я надел футболку с дыркой от пули?
И упал за корму, в ледяную воду озера Мичиган.
Было больно, но всего секунду. А потом по телу разлились блаженное тепло, чудовищная усталость, и сон, ускользавший от меня, похоже, оказался на расстоянии вытянутой руки.
Стало темно.
Стало тихо.
И я понял, что остался совсем один.
Умри в одиночестве, – прошептал полный ненависти старческий голос.
Цыц! – прошептал женский голос. Он показался мне знакомым.
Я не шевелился, но увидел впереди свет. Теперь я мог разглядеть, что двигаюсь по направлению к нему по туннелю. А может, это он двигался навстречу мне. Свет показался мне теплым и чудесным, и я устремился в его сторону.
До тех пор, пока не услышал звук.
Надо же, подумал я, даже когда умрешь, легче от этого не становится.
Свет быстро надвигался, и я отчетливо услышал гудок и рык дизеля приближающегося поезда.
Адская работенка
Возвращение веры
Действие происходит перед событиями «Грозы из преисподней».
Хронологически это первая история цикла «Архивы Дрездена» – и моя первая попытка написать рассказ на профессиональном уровне. Я сочинил его в качестве домашнего задания на курсе профессионального писательского мастерства в Университете штата Оклахома более чем за два года до выхода «Грозы из преисподней» в издательстве «Рок».
Вряд ли этот рассказ удостоится награды, – честно говоря, его создал новичок. Он стал всего лишь третьим или четвертым моим рассказом, считая проекты выпускных классов. Я тогда был едва оперившимся писателем, чего нельзя не заметить. Разумеется, редакторы, которым я разослал данное произведение, решили, что оно не годится для публикации, и теперь я с ними согласен.
Поэтому отнеситесь к этой истории как к тому, чем она на самом деле является, – первой работе жутко нервничающего начинающего писателя, созданной исключительно потехи ради.
Одной рукой пытаясь удержать завывающего ребенка, другой я засунул четвертак в телефон-автомат и – отнюдь не с первой попытки – набрал номер мобильного Ника.
– Бюро расследований «Бродячий ангел», – ответил Ник. В его голосе слышались напряжение и тревога.
– Это Гарри, – сказал я. – Расслабься. Я нашел ее.
– Правда? – спросил Ник и громко выдохнул. – О господи, Гарри!
Дитя подняло ногу, обутую в оксфордскую туфельку, и метко пнуло меня в голень. Я подпрыгнул. Девочка лет девяти, с ямочками на щеках и темными косичками, воплощала собой мечту любого родителя – даже испачканная школьная форма не могла испортить это впечатление. И у нее были сильные ноги.
Ухватив покрепче извивающееся тельце, я снова оторвал строптивицу от земли.
– Ай! Успокойся!
– Отпусти меня, жердина! – крикнула она, яростно сверкнув глазами, после чего вновь принялась брыкаться.
– Послушай меня, Гарри, – сказал Ник. – Немедленно отпусти ребенка и уходи.
– Что? – переспросил я. – Ник, Асторы заплатят нам двадцать пять штук, если мы вернем ее до девяти вечера.
– Скверные новости, Гарри. Они не собираются нам платить.
Я поморщился:
– Черт! Тогда я просто сдам ее в ближайший полицейский участок.
– Это еще не все! Родители заявили о похищении. Копы передали в чикагское отделение приметы двух человек. Угадай чьи.
– Микки и Дональда?
– Ха-ха! – ответил Ник. Я услышал, как он щелкнул зажигалкой и затянулся. – Если бы.
– Полагаю, сбежавшие дети способны нанести больший урон имиджу великих и могучих господ, нежели похищенные.
– Черт, да они смогут месяцами обсуждать это похищение на своих вечеринках. И будут выглядеть богаче и знаменитее своих друзей. Правда, мы с тобой окажемся в тюрьме, но что с того?
– Они сами обратились к нам, – запротестовал я.
– Их версия окажется несколько иной.
– Проклятье! – сказал я.
– Если тебя поймают вместе с ней, у нас обоих будут проблемы. У Асторов есть связи. Брось девчонку и возвращайся домой. Ты и так целую ночь провел незнамо где.
– Нет, Ник, – возразил я. – Я не могу так поступить.
– Пусть ее отыщут парни в синем. Это снимет с нас подозрения.
– Я нахожусь на Норс-авеню, и уже темнеет. Я не оставлю девятилетнего ребенка одного на улице.
– Мне десять! – яростно завопила девчонка. – Десять, тупица!
Она снова принялась брыкаться, а я безуспешно пытался увернуться от ее ног.
– Судя по голосу, она милашка. Отпусти ее, Гарри, и пусть местные преступники трепещут в страхе.
– Ник.
– Гарри, твою мать! Ты опять читаешь мне мораль?
Я улыбнулся, но весьма криво, а мой желудок скрутило от гнева.
– Послушай, мы что-нибудь придумаем. Только приезжай и забери нас.
– Что стряслось с твоей машиной?
– Сломалась сегодня днем.
– Опять? А как насчет метро?
– Я банкрот. Ник, мне нужна машина. Я не дойду с ней пешком до офиса и не хочу сражаться с ней здесь, в общественном месте. Приезжай и забери нас.
– Мне вовсе не улыбается мотать срок ради очистки твоей совести, Гарри.
– А как насчет твоей собственной? – рявкнул я в ответ.
Ник блефовал. Я прекрасно знал, что он тоже не оставил бы маленькую девочку одну в этой части города.
Ник пробормотал что-то не совсем пристойное, затем ответил:
– Так и быть. Но с переездом на тот берег могут возникнуть проблемы, поэтому я буду ждать на дальней стороне моста. От вас потребуется всего лишь пересечь реку, не попадаясь никому на глаза. Полицейские патрули в округе уже ищут вас, усек? Полчаса. Если тебя не окажется на месте, я задерживаться не стану. Плохой район.
