Путь дается мне легко, несколько дней пыток и побоев не уничижают годы езды верхом в любом состоянии. Кобылка славно слушается любого движения руки и пяток. Я очень стараюсь не тревожить раненную ладонь лишний раз, но она все равно снова начинает кровоточить. По прибытию спешившись, я привязываю поводья к столбу и нарочито не поднимаю взгляда. Дверцы машины хлопают, там тоже была поездка не из веселых, потому что слышно только Иву. Верба подходит, потряхивая корзинку, чтобы как-то угомонить плачущую дочь:

— Нам туда.

Я киваю и, по-прежнему смотря исключительно себе под ноги, иду за ней. Рутил дожидается нас у дверей, пропускает Вербу вперед, а меня наскоро наставляет:

— Говори спокойно, уверенно. Глаз не прячь, как сейчас. Отвечай только за себя. За нас с Вербой я сам отвечу.

Что мне ему сказать? Что дурак, каких свет не видывал?

Он входит первым, я за ним. В комнате полно людей, судя по отбрасываемым теням, — те же хаасы, по центру дальней стены три стула, на одном из которых — вождь, по сторонам — еще двое. Я смотрю исключительно на него.

— Это суд? — голос мой тверд, как и всегда. — В чем моя вина, вождь? Разве я нарушила ваши законы?

— Как мне к тебе обращаться? — громко спрашивает он, чуть подаваясь вперед.

— Как угодно. — Я пожимаю плечами.

— У тебя нет имени? — усмехаясь, он подкладывает кулак под щеку.

— Оно тебе ни к чему. — Я кажусь забавной зверушкой, попавшейся в силки, только и всего. Пусть так и остается.

— Это не суд, неназваная. Мы хотим слышать твою историю. Если будем судить, то не тебя.

— Я иду на Запад, вождь. Это все.

— Хорошо, — кивает он и откидывается на спинку стула. — Тогда мы сначала выслушаем других, а потом снова тебя. Черный Туман!

Происходит секундная заминка, прежде чем в зале действительно наступает тишина.

— Девушка действительно двигалась на Запад, пока я следовал за ней. Приметил, потому что странная. Одна в пути, налегке, ни оружия, ни защиты, пешком. Шла лесами, останавливалась только в двух городах. В первый раз, когда я снова отыскал ее на улицах, выходила из горящего дома, там погибла семья. Во втором городе лично видел, как она женщине в грудь ритуальный нож вонзила в святом круге. Не вмешался, не знал всех обстоятельств. Выяснил, кем была эта женщина, сказали, что служила в храме, а в последний год ушла в отшельницы. Прознал про нож и жертвоприношение, а девушка внезапно решила взять коня и уйти глубже в лес. Меня почуяла задолго, хотела скрыться. Я ее нагнал, пришлось стрелять в коня, иначе могла уйти. Когда она у реки в воду сорвалась, вытащил, думал, мертвую, а она задышала. По дороге она кромулом крыс убила, хотя и глаза, и руки я ей завязал, и меня пыталась придушить. Уверившись в своей правоте, оставил ее у Паука, тот говорил с ней, как обучен.

— Мы знаем, как говорит Паук с его гостями, — улыбаясь, произносит вождь. Как мило, что пытки кажутся им забавными.

— Он ее оставил, подумал, что увлекся, и просчитался. Пошел за мной. Когда вернулись, ее уже не было и машины тоже. Рванул по следу. Нашел у ведов рядом с Вербой. Думал, она сама к ним поехала, Паук мог ее покалечить, да и я неслабо приложил о камни. Веда кричала, что ребенок мертвый, а девушка держала руку на животе Вербы. Злость застила мне глаза и разум, я бросил в нее нож, попал в руку, после затащил в машину и вернул Пауку.

— Что было дальше, нам известно. — Вождь взмахом руки останавливает охотника. — Желтосумый Паук!

— Туман привез девушку на своей лошади… — От голоса палача я на секунду прикрываю глаза, чтобы не потерять контроль. Он здесь, где ж ему еще быть.

— …Посоветовал быть осторожней. Мы отвели ее вниз и заперли. Поднялись наверх, Туман был измотан, я предложил ему выпить и отдохнуть, за стаканом он рассказал, почему считал девушку демоном. Я был склонен поверить. После отъезда Тумана спустился к ней, предложил сразу снять проклятье. Она все отрицала, словно была уверена, что ей ничего не грозит. Позже ночью я принес воду и еще раз предложил снять проклятье. Девушка отказалась, больше я не спрашивал, полагая, что если она захочет закончить, то скажет. По утру из-за бессонной ночи продержал ее под водой чуть дольше. Когда понял, что она больше не сопротивляется, распустил цепь и попытался спасти, несколько раз надавив на грудь, девушка никак не реагировала, я посчитал ее мертвой. Вернувшись вместе с Туманом, понял, что обманулся. Он ушел за девушкой, а я остался ждать. Туман привез ее и сказал, что ребенок Рутила мертв. Я снова поверил и хотел расправиться с ней, но теперь, когда мы были уверены, что она демон, я должен был заставить ее снять проклятье. Более я водой не пользовался, — голос Паука затихает.

— Стальной Рутил! — снова повелевает вождь и смотрит на меня. Внимательно и выжидающе. Мое лицо непроницаемо, меня не способны тронуть упоминания ни о пережитых мучениях, ни об убийстве, и теперь они будут говорить об Иве.

— Мне сообщили о родах жены на исходе дня, когда я вернулся с Острой Скалы. Примчавшись к ведам, я обнаружил их обеих в полном порядке. Верба рассказала о девушке, встреченной на дороге, о том, как она помогала и как ее забрал Туман. Верба полагает, что девушка смогла вернуть дочери сердцебиение, положив руку на живот, и я ей верю. Девушку я забирал от Паука в беспамятстве, сильно истерзанную, ослабленную. Несколько дней Верба выхаживала ее, а когда девушка пришла в себя, не делала попыток сбежать или ранить кого-то. Поэтому я верю в то, что она не является демоном.

— Или же она просто набирается сил, — вскользь отметил вождь, снова мазнув по мне взглядом. — Цветущая Верба!

— Вождь, — снова говорит Рутил, — моя жена еще не оправилась от тяжелых родов, я могу отвечать за нее.

— В таком случае мы уже услышали ее слова, — веселится вождь, словно я не стою передним в цепях. Окружающие неловко посмеиваются. — Теперь, неназваная, расскажи свою историю с момента встречи с Туманом, — он победно глядит на меня, словно загнал в тупик.

— Я скакала на коне, когда услышала, что меня преследуют. Конь сорвался с обрыва, утянул меня за собой. Очнулась связанной на земле. На первом привале среди ночи услышала крыс. Поскольку глаза мои были завязаны, поднявшийся в воздух кромул не видела, но охотник заметил и спас. Слышала, как пищали крысы, а потом стихли. По утру шла, спотыкаясь об их мертвые тела. Когда поняла, что охотник убьет меня, как только мы дойдет туда, куда направляемся, решила побороться. Пыталась задушить его своими же цепями, но только разозлила. Когда палач топил меня, потеряла сознание, пришла в себя и попыталась уйти. По дороге встретила Вербу, думала, успею довезти ее и убраться подальше, но не успела. Охотник нашел, вернул палачу. О том, что обязана своим освобождением Рутилу и Вербе, узнала, только когда поднялась с постели. Меня предупредили, что я не смогу уйти, пока не поговорю с вождем, потому я перед тобой.

— Знаешь, неназваная, ты убила бывшую храмовницу в святом круге, ты убила крыс, ты сама умирала, задыхаясь в воде, так, что два моих опытных воина ошиблись, и ты вернула жизнь Гибкой Иве. — Вождь переводит свой взгляд в сторону. — Чье рождение — праздник для нас, Рутил, да будут Боги благоволить ей и хранить ее.

Я едва сдерживаюсь, чтобы не усмехнуться. Это какие Боги нас хранят?

— Вот почему мне думается, неназваная, что ты способна управлять смертью.

— Никто не может повелевать самой Смертью, вождь. Это противоречит слову Богов. Смерть всегда забирает принадлежащие ей души так или иначе. Крысы погибли от кромула, а веды ошиблись, не расслышав сердца ребенка, как ошиблись и твои волки.

Старая женщина по левую руку от вождя вдруг поднимается с места и внимательно смотрит почти бесцветными глазами из-под сморщенных век так внимательно, что я делаю глубокий вдох и воинственно поднимаю подбородок, намереваясь защищаться до последнего. Она знает.

— Сними с нее цепи, — дребезжащим голосом велит женщина.

— Объяснись, Мудрая как Сова, — требует вождь.