— Я собираюсь к вождю доложить о тебе, — прямо говорит он, — ребята пока останутся присмотреть и помочь, если что. — Туман стучит в дверь, на звук из-за нее выглядывает один из сторожей и согласно молчаливой команде встает рядом. Меня накрывает острое чувство отвращения, как было при Ардаре, стоило ему или его дружкам приблизиться. Туман бросает на меня короткий взгляд, широкими шагами доходит до машины и уезжает.

— Где хозяева? — спрашиваю я, не поворачивая головы, наблюдая за клубами пыли.

— Верба в комнате, Рутил в лесу, — сообщает новый сторож. Я запоздало удивляюсь, что меня уже не доверяют охранять Рутилу, но ничего не говорю, а просто возвращаюсь в дом. Второй цепной пес тоже поднимается стоит мне появиться, но я не обращаю внимания, прохожу к комнате Вербы и потихоньку зову. Дверь слегка приоткрывается через пару мгновений, и мне позволяют войти.

В супружеской спальне, кроме кроватей для ребенка и двух взрослых, есть еще шкаф под потолок и во всю стену да два окна.

— Ты очнулась, — шепчет Верба, качая дочь. — Что с тобой случилось?

— Бывает, когда споришь со Смертью.

— После Ивы тоже так было?

— Нет, — я прислоняюсь к стене, потому что стула в комнате нет, а присесть на кровать не решаюсь. — Твоя дочь еще не родилась тогда, а значит, не была одарена душой. По-простому, я лишь запустила ее сердце, а в мир привела ты. Скажи, а эти двое теперь постоянно в доме?

— Да. И Туман от тебя не отходил. Ты так страшно кричала иногда, что они и меня пускать перестали.

— А почему не Рутил? — прямо спрашиваю я, выжидающе глядя на Вербу. Она отворачивается, целует ручку Ивы и не смеет посмотреть на меня. Я прикрываю глаза и не скрываю разочарованного вздоха. Ожидаемо. Рутил вполне предсказуемо выбирает свой дом, семью и племя, но, видимо, и отказаться от обещания не может. Потому вместо него в большой комнате сидят эти двое.

— Ты не злишься? — удивляется Верба. — Я злюсь. Я с ним даже говорить не хочу.

— А толку? — вздохнув, отрываюсь от стены. — Вождь желает встречи со мной, там все и решим. Этих, наверное, со мной отправят, — я выхожу к хаасам и громко сообщаю: — Мне нужно в лес, прогуляться.

У меня больше нет ни мгновения на пустые дела, поэтому я не жду согласия, а просто выхожу на улицу, беру из ближайшей корзинки пару фруктов и иду к той же поляне, где уже собирала пыльцу. Непутевые охранники запаздывают, но догоняют довольно быстро. Значит, не слишком понимают мое положение и не знают, как именно себя вести.

В лесу я прохожу мимо Рутила, который провожает меня напряженным взглядом, срываю цветки и, стряхнув пыльцу на рану, морщусь от неприятной жгучей боли. Хаасы следуют за мной.

— Мне нужна вода и листья вон того растения, — не оборачиваясь, сквозь зубы говорю я. — Срочно. — Они не двигаются, размышляют. — Если не верите, спросите у него, — киваю в сторону Рутила, стряхивая пыльцу с еще одного цветка. Сторожа перебрасываются парой слов, и один уходит в дом за водой, а второй — собирать листья.

— Ты обещал помочь, — я говорю тихо, чтобы услышал только Рутил. — Так хотя бы не мешай.

Надеяться мне не на что, как и нечего терять. Я убегаю бесшумно, словно дикий зверь, которым меня здесь и считают. С лошадью было б сподручнее, но громче. Рутил не кричит, и уже за это Верба может его простить.

Многодневные пытки, небытие Смерти и просто усталость сказываются на скорости и ловкости, но я бегу так быстро, как умею, перепрыгиваю упавшие деревья, взбираюсь на каменные глыбы и тороплюсь, тороплюсь изо всех сил. Любая слабина может стать решающей, сейчас не место жалости к себе. Ноги горят, но мои сапоги на мне и нет лишних вещей, легче, чем сейчас, не станет. Руку я прижимаю к боку, чтобы не задеть лишний раз и не наследить кровью. Второй такой оплошности хаасы не допустят, так что у меня только одна попытка.

Замираю на мгновение, расправляю ладонь, проверить, как далеко ушла. Ветер приносит шум и крики — меня уже ищут и намного ближе, чем я рассчитывала. Морщусь от разочарования и тут же срываюсь с места. Поплачу, когда поймают, не сейчас. Я бегу долго, но недостаточно быстро, тяжело и в один миг чувствую мощнейший удар в живот, а потом острие ножа проходится по спине. От неожиданности падаю на колени и задыхаюсь. Но это не мои раны — то бой Ардара. Почти у самой шеи проявляется глубокий порез, и я сгибаюсь пополам с истошным криком.

Боги…

Закрываю глаза и открываю, чтобы оказаться сознанием далеко отсюда, ощущать боль своего врага и защищать его тело и дух. Я чувствую, как он боится, но не окружающих его противников, а того, что я мертва. Всего секунду упиваюсь этим, оттягивая момент, а потом поднимаю ладони чуть выше груди и, пока Ардар отбивает удар за ударом, отправляю ему по связующей нити часть себя, чтобы заживить раны на его теле и оставить их на своем.

— Я защищаю тебя, — шепчу, чтобы ветер унес к Ардару эти слова, и чувствую: его душа светлеет. — Все равно ты меня не найдешь, — злорадно добавляю просто из вредности.

Мне больно от его ран и от своих, от долгого бега, от месяца жутких пыток, я хочу, чтобы и ему было больно. Хочу, чтобы он умер. Ардар пропускает еще один удар, и на моей спине появляется второй глубокий порез. Я вскрикиваю, опуская руки, хватаясь за бока, возвращаюсь в себя и как будто издалека слышу:

— Вижу ее.

Демоны… Я не могу защищать и себя, и Ардара.

— Кала!!! — И она выпрыгивает у меня из-за плеча, злобно рыча. Я вижу только мощные лапы и нервно двигающийся хвост.

— Что за… — едва долетает до меня, но я вновь устремляюсь на помощь Ардару. Чтобы поднять руки, нужно отрешиться от собственной боли, которая не отпускает к нему. Стиснув зубы, я будто с кожей отрываю ладони и, не разгибаясь, упираюсь ими в землю. Рана на спине Ардара медленно исчезает, он выкачивает из меня силы как голодная пиявка — кровь. Он становится быстрее, сильнее и побеждает. Я ухожу от него, как только понимаю — Ардару больше ничего не грозит, но глаз не открываю. Выкапываю из недр себя самой нить клятвы, связывающую нас, и укрепляю ее. Потеряла счет дням из-за этого хаасового племени, иначе не рухнула бы от ударов.

Кала никого не подпускает, рычит и мечется, и когда я, неспособная выпрямиться и взглянуть, что происходит, слышу мягкое «Жрица», понимаю — дальше не уйти. Я продолжаю смотреть в землю, лишь краем глаза видя, как двигается Кала, и отчаянно пытаюсь собраться. Мудрая как Сова все им рассказала, и потому смысла бежать нет, меня не отпустят. Моих сил не хватит на борьбу, а рисковать впустую не за чем.

— Кала, к девочкам, — тихо говорю ей, но она не реагирует, продолжая скалиться. — Кала, — чуть повышаю голос, и тогда она неуловимым для глаза прыжком рвется ко мне и растворяется.

А я остаюсь с волками.

— Жрица, — тихо зовет Туман. — Верно?

— Скажешь, что не стоило и пытаться? — Я упираюсь ладонями в землю и, съехав чуть на бок, выпрямляюсь, сажусь удобней.

— Я бы удивился, если бы ты покорно ждала. — Он приближается медленно, опасаясь возвращения Калы. — Тебе помочь подняться?

— Дай мне пару минут… — Я прикрываю глаза ладонью. Перевожу дух, усмиряю сердце.

— Что это был за зверь? Куда он делся?

С трудом пожимаю плечами, но уже чувствуется, как перестают кровоточить Ардаровы раны.

— Не хочешь говорить, ладно. — Туман опускает рядом на корточки и вертит в руке свой нож. — Я уже понял, что ты не из болтливых. Нам пора возвращаться, пока никто не понял, что ты учудила. Поднимайся, или мне придется тебя нести. Вон там лошадь, дойдешь до нее и пойдем. Вождь скоро будет, нужно успеть вернуться к Рутилу и подлатать тебя немного.

— Просто из любопытства, если я начну драться, ты воткнешь в меня нож еще раз?

— Это на случай, если твой зверь вернется, тебя наказали беречь. Встаешь?

За спиной у Тумана два моих сторожа, один из них держит под уздцы лошадь. Лица у них презабавные: злые и испуганные. Туман же, напротив, выглядит спокойным и уверенным, всем своим видом говоря, что сегодня мне уже точно не сбежать. А после разговора с вождем будет поздно. Я нехотя поднимаюсь, слегка пошатнувшись, но найдя равновесие, не торопясь бреду мимо охранников к лошади. Кладу ладонь на ее нос и тихонько глажу. Пусть привыкнет ко мне. Лошадь смотрит умными темными глазами и кивает головой. Вот теперь можно забираться.