— Когда выходим? — безучастно интересуюсь я, не разделяя общего веселья. Для меня ничего не закончилось.

— Идти часов шесть. Если выйдем после полудня, ночевать будем уже на безопасной земле. — Рутил жует хлеб, предвкушая скорое возвращение домой.

— Куда ведет ход?

— В штольни, Жрица. Мы вышли прямо в одну из них.

— Они же затоплены.

— Не полностью. Местами вода по шею, но пройти можно. У нас все лучины отсырели, а Туман какой-то твой светящийся порошок достал и стены им помечать стал. Пару раз мы заходили в тупики, а потом он увидел свет вдалеке. Это ты, когда гуляла, полосы оставила. Так и выбрались. Отдохнули и пошли обратно.

Большая удача. Провидение Богов.

До полудня я пытаюсь просмотреть все оставшиеся книги, продолжая надеяться найти что-то, если не руководство, то подсказку. Но тщетно.

Боги благоволят только хаасам, не мне.

Хозяйка приносит кулек и ставит передо мной.

— В дорогу сделала, — в смятении произносит она и мнется, не решаясь продолжить.

— Что?

— Я не думаю, что твой путь верный, но это твой путь, и он трудный, непростой. У нас с тобой есть причины и ненавидеть друг друга, и ценить. Я хочу помочь тебе. Много лет назад, еще до твоего рождения, сюда пришла молодая девушка, примерно твоего возраста. Она тоже искала способ разорвать клятву.

Затаив дыхание, я боюсь перебить Хозяйку.

— Тоже листала страницы, изучала их. Она и составила все книги в один шкаф. Девушка ушла, отыскав решение, но мне неведомо, куда. Все что я вспомнила, ее дом был возле реки Тарн, но вверх или вниз по течению, на левом или правом берегу, не знаю. Я боюсь, книгу, которую ты ищешь, она забрала с собой.

— Спасибо, — выдохнув, я беру руку Хозяйки в свои, чтобы выказать уважение и сожаление. Она мудрая женщина, не хранит обиды, прощает, даже когда не стоит. Я так не умею.

Я вернусь сюда с Мираной, закончу читать книги и, если не найду подсказки, отправлюсь на поиски женщины. Даже осознавая, что Смерть вполне могла уже забрать ее душу, все равно чувствую прилив сил.

— Мне жаль, что Время ведет тебя так странно и болезненно.

— Нам дается только то, что по силам.

— Ты не станешь слабее, если отпустишь свою ненависть.

— Если я отпущу, то начну думать о нем, как о человеке, найду оправдания, пойму. Я стану покорнее.

— Будь осторожна, девочка. Сохрани свой разум и душу.

К ночи я выхожу из шахты, оставив тихие земли позади.

На ночь мы располагаемся в шахтах. Высушить мокрые вещи удается на распорках, которые хаасы подготовили в первую вылазку, принесли вещи, что закопали на пороге тихих земель, здесь же сложены дрова и настилы для сна. Не только я привыкла к мягкой кровати. Поленья не просохли и поначалу нещадно чадят, но после разгораются и становится тепло и светло. Мне тесно в своей одежде, сапоги внезапно жмут, и я хочу снова надеть белое платье и прятаться за стенами, но приходится укрыться одеялом и заснуть на жестком настиле. Нужно собраться, вспомнить и больше никогда не забывать, какой дорогой я шла, сколько пройдено, сколько оставлено позади. Нельзя. Нельзя все это вот так отдать Забвению.

Я просыпаюсь поздним утром от того, что мне жарко, укрытая поверх вторым одеялом — одеялом Тумана. Вновь разожженный после ночи костер уже ярко горит. Сапсан перекладывает вещи, сортирует. Нам предстоит спускаться с горы без лошадей, что довольно непросто. Я слабая, Сапсан еще не окреп, и весь груз ляжет на Рутила и Тумана, чье плечо и нога относительно зажили.

— Завтрака еще нет. Они давно ушли, скоро вернутся, — лениво говорит Сапсан, не отрываясь от сумок. И его, и меня больше не трогает разделение. Я отчего-то вполне спокойна в ожидании, через пару дней мы расстанемся, к чему сетовать на то, что уже почти закончилось. Расстанемся ведь?

Я складываю одеяла и выхожу из пещеры. На земле лежит много снега, белого, со следами сапог и звериных лап. Присев и зачерпнув горсть, я умываю лицо и переплетаю волосы. Морозная свежесть бодрит, мысли снова становятся быстрыми.

«Кала», — зову я тихонько и улыбаюсь, едва она откликается.

«Все хорошо».

«Хорошо».

«Ты пришла из тихих земель?» — я задерживаю дыхание в ожидании ответа, но Кала не лукавит:

«К тебе».

Она сама так решила, и я не должна попрощаться с ней, рассказав о других химерах. Хвала Богам.

Я прижимаю ладони к груди, запускаю пальцы под рубаху, глажу след укуса на плече. И она чувствует это, готовится выпрыгнуть здесь. Но Кала должна оставаться с девочками.

Выпрямившись, я просто смотрю на прогнувшиеся под снегом ветки, по скрипучим шагам догадываюсь, что Рутил с Туманом уже близко. Они появляются из-за деревьев, многим правее от входа в шахты. У Рутила в руках две заячьи тушки. Туман останавливается рядом со мной и протягивает руку с горстью зимних красных ягод, я подставляю обе ладони, чтобы вместить все. Кислые, сочные, яркие как кровь.

Зайцев разделывают и зажаривают на завтрак и в дорогу, а после мы начинаем спуск.

В последнюю ночь перед входом в город уже можно разглядеть свет.

В последнюю ночь Туман снова смотрит так, будто я демон, а он хочет меня сжечь. И меня страшит завтра, тяжелое и неотвратимое. А утром за воротами, внутри Парсона, я останавливаюсь, потому что пришла пора.

Я говорю. Говорю, глядя в застывшие, удивленные лица:

— Дальше у нас разные пути.

И после долгого молчания Рутил произносит шальное:

— Уверена?

А я не уверена. Я знаю, что сейчас мне нужно найти Мирану, отвести ее в тихие земли, а после вместе с ней или одной идти на Запад или искать ту женщину, потому что есть еще Ардар и девочки, которых нужно защитить, и, Боги, вездесущие Боги, это должно быть сделано.

Но я не уверена.

— Парсон — все еще опасное место для одинокой женщины.

— Я не задержусь. Передай Вербе… Передай…Что…

— Не нужно.

— Нет. Подожди. Передай Вербе, что я не могу обещать, но Ива… Если она будет слышать Богов…

Рутил сбрасывает сумку на пол и обнимает меня обеими руками. Крепко. Я прижимаюсь к литому плечу, мне больно от этого нежданного жеста дружбы.

— Я напишу о тебе лучшую из книг, чтобы все могли узнать, а я не забыл. — говорит Сапсан, грустно улыбаясь.

— Назови меня иначе, Жрица слишком грубо, — прошу я, прежде чем обнять и его. Любознательный мальчишка с кучерявой головой навсегда останется для меня таким, который рискнул всем, чтобы узнать больше, который записал много историй и не желает с ними расставаться. — Ты станешь ведом, не отчаивайся, — я шепчу ему, касаясь щекой небритого лица и путаюсь пальцами в кудрях. Мне не должно быть трудно прощаться с ними, но отчего-то так.

Я поворачиваюсь к Туману и смотрю в глаза как беззвездное небо. Его брови нахмурены, губы сжаты. Я знаю, что с ним так не будет, но все равно жду. А вдруг. Может быть. Вот так. Когда нам не грозит погибель, когда нет опасности, когда спокойно вокруг. Просто так. Потому что мы больше не встретимся, не взглянем друг на друга.

Я смотрю так долго, что кажется, Время уже сменило не один год, что красная планета взошла. Дважды. Трижды. И я смотрю не в черные глаза, а в небытие Смерти, и нет ничего. Ничего. И я давно за чертой.

— Ты обещала мне бой.

— Я думала, ты понял. — Я не разочарована, мне только грустно, но это к лучшему. Так даже будет легче. Не сейчас, конечно, позже.

Отвернувшись, я иду по Парсону, мерзкому, гнусному, тошнотворному городу. Мне нужен один дом с зеленой крышей на третьей улице. Я заберу Мирану, и мы уйдем отсюда, как бы ее не держали. Я не оглянусь назад. Я больше никогда не зайду в такой город, как Парсон.

Заблудившись в петляющих улицах, потратив несколько часов на то, чтобы найти дом с зеленой крышей, я осматриваюсь по сторонам. Не стоит привлекать внимание к нам. Ясно помню, как внимательно разглядывал меня тот, кто согласился быть проводником, а после приставил к горлу нож. Вдвоем мы станем еще приметнее и защищаться будем тоже сами. Я надеюсь, что у нее есть теплые вещи и не придется долго собираться. К завтрашнему вечеру нужно быть в доме знаний прежних людей, а следующим утром я вернусь на свой путь. Больше нельзя тратить дни впустую.