Средневековая книжность активно использовалась правящими кругами в своих целях. Идеологическая заданность, подчиненность государственным интересам, как их понимали императоры и высшее духовенство, — яркая черта литературы на геэзе. Ее национальное своеобразие не проявляется столь отчетливо, как в произведениях современных авторов. Оно как бы затушевывается общими для уроженцев разных стран идеями (в данном случае христианскими), принципами отношения к действительности, нравственными приоритетами, нормами книжного стиля, устоявшейся символикой, нарочито архаичным языком (геэз вышел из живого употребления к X веку) — всем тем, что формирует мировосприятие человека феодальной эпохи. Литература Эфиопии являлась частью мировой христианской литературы. Это определило ее идейно-тематическое содержание и жанровый состав. Богословие и историография — в этих двух областях умственной деятельности более всего проявлялись таланты эфиопских книжников.

Эфиоп, трудившийся над созданием рукописи, всегда был человеком религиозным. Грамотой владели лишь представители духовенства, монахи. Мирянин редко умел читать и писать. Литература и искусство, неотделимые от религии, развивались прежде всего в монастырях, часто расположенных далеко: в горах, в пустынных местностях — там, где меньше опасности подвергнуться нападению врагов. Уединившись в кельях, при свете лучины или свечи ученые монахи создавали свои произведения. В скрипториях кожемяки и дубильщики выделывали тонкий пергамент, чернильных дел мастера, подобно алхимикам, колдовали над смесями — у каждого свой рецепт. По буковке нанести особой кистью слова на пергамент — работа кропотливая, требующая терпения и умения. Ее доверяли самым опытным переписчикам. Эти люди не имели права ошибаться, неловкое движение руки могло испортить лист дорогостоящего пергамента. Некоторые умельцы достигали замечательного мастерства в своем ремесле. Примером тому хронограф, названный «Книгой просяного зерна». Это название — дань признательности искусству переписчика, который словно рассыпал по страницам зернышки проса.

Из сочинений, обслуживавших нужды церкви, в литературном отношении наиболее интересны, пожалуй, жития святых. Как отмечалось, переводные агиографические произведения появились в Аксуме. Однако расцвет жанра в эфиопской литературе приходится на XV—XVIII века. Это связано с усилением монастырской колонизации земель (чему способствовали успешные завоевательные походы императоров в южные области Эфиопского нагорья) и соперничеством между различными монашескими конгрегациями. Каждый монастырь был заинтересован в создании жития собственного святого, так как это увеличивало его известность и влияние. По форме каждое житие соответствовало сложившемуся трафарету. Как правило, оно начиналось с хвалы господу, затем рассказывало о юных годах святого, пробуждении его интереса к религии, отречении от мирской жизни, аскетических подвигах, борьбе за чистоту веры и, наконец, смерти, нередко мученической. Важное место отводилось перечислению чудес, якобы совершенных святым, — ведь именно такие деяния возвеличивали его над простыми смертными.

В зависимости от того, чью точку зрения выражал автор, внешне единообразная форма произведения наполнялась специфическим содержанием. Жития предназначались для проповедей в церквах, но проповедей не столько христианского учения в целом (эфиопы исповедуют христианство александрийского толка, которое часто в научной литературе называют монофизитством), сколько принципов одного из его направлений.

В XV веке, в царствование императора Зара Якоба, энергичного реформатора, железной рукой подавлявшего смуты и ереси, с арабского языка был переведен «Синаксарь». В нем перечислялись имена иностранных святых, которых следовало поминать в определенные дни. В этот месяцеслов были также включены краткие жития избранных местных святых. Официальный житийный свод, обязательный для всех, должен был умерить рвение этнографов, принадлежащих к враждующим группировкам монахов.

Население эфиопской империи не было однородным по этническому составу. Оно состояло из многих народностей, говоривших на разных языках и имевших собственные традиции культуры. Границы феодального государства менялись в зависимости от успехов или неудач завоевательной политики царей. Бывали времена, когда пределы империи сильно расширялись, охватывая земли соседних мусульманских княжеств и кочевых «языческих» народов; случалось, враги брали верх и само существование независимой Эфиопии подвергалось опасности. Крупные феодалы лишь номинально признавали центральную царскую власть, страна страдала от раздробленности. Однако жители исконно эфиопских областей, таких, как Тигре, Годжам, Амхара, Шоа, и других, осознавали общность своей исторической судьбы. Их объединяло патриотическое чувство принадлежности к единой родине — Эфиопии. Это нашло отражение в средневековой историографии, знаменитых царских хрониках.

Древнейшим из известных является «Сказание о походе царя Амда Сиона». Оно повествует о событиях XIV столетия, когда под водительством императора Амда Сиона эфиопы разгромили мусульман на юге и в несколько раз увеличили территорию своего государства. Автора «Сказания» воодушевляет идея великого предназначения, выпавшего на долю Эфиопии, оплота христианства в этом районе мира. Национальное самосознание, питавшее эфиопскую историографическую традицию, неотделимо от пафоса священной борьбы с «неверными». Иного и не могло быть у народа, находившегося во враждебном идеологическом окружении. Противодействию двух религий — христианства и ислама — страна обязана многими крутыми поворотами своей истории. Создание царских хроник на геэз продолжалось до конца XIX века. В русле этой традиции появились сочинения, обладающие высокими литературными достоинствами.

Впечатление о литературе прошлых веков не будет полным, если обойти молчанием оригинальный жанр поэзии — кыне, составляющий важный элемент национальной культуры эфиопов. Сочинитель кыне должен обладать чутким слухом к слову, уметь различать его тончайшие смысловые оттенки, обыгрывать созвучия, использовать иносказание. Цель — создание такого поэтического контекста, в котором за внешним, понятным непосвященным смыслом (так называемым «воском») скрывалось бы «золото», доступное лишь изощренным знатокам. Основам стихосложения кыне годами учили в монастырских школах. По-настоящему образованным человеком считался тот, кто из-под слоя словесного «воска» был способен извлечь крупицы драгоценной мудрости — без глубокого знания родной культуры, без начитанности это невозможно.

Старинные книги писались на мертвом геэзе, которым основная масса населения империи не владела. Это отнюдь не значит, что литература была чужда народу, создавалась, как выразился один исследователь, «келией для келий». Она широко использовалась в богослужебных и проповеднических целях. Грамотные священники пересказывали пастве содержание религиозных трактатов, царских хроник. Литература обогащала духовную жизнь общества, поднимала его интеллектуальный уровень. В свою очередь книжность была открыта благотворному влиянию со стороны устного народного творчества. Это влияние выражалось в том, что фольклорные сюжеты, народное мышление проникали в письменные произведения. Под воздействием живых говоров менялся язык литературы. Постепенно живой амхарский язык вытеснял из литературы геэз. С конца XIX века геэз окончательно вышел из литературного употребления.

Новая эфиопская литература — явление последних нескольких десятилетий. Ее развитие обусловлено переменами в социально-экономическом положении страны, вызванными распадом феодальной системы, укреплением буржуазных отношений. В конце XIX века Эфиопия стала объектом империалистических посягательств. Ценой самоотверженной борьбы и больших жертв ее народу удалось избежать прямого колониального порабощения европейскими державами. Но и в этом случае для традиционной культуры, длительное время существовавшей обособленно, не подвергавшейся сильным воздействиям со стороны, вхождение в «большой мир», живущий по более сложным законам, чревато драматическими последствиями. Тесное переплетение феодальной архаики и примет нового, буржуазного уклада — результат такого контакта.