Журналисты вышли, чувствуя прилив сил и уверенности.

Таддесе придвинулся ближе к председателю кебеле и, понизив голос, словно боялся, что его подслушают, хотя в помещении, кроме них двоих, оставался только не проронивший пока ни слова командир отряда защиты революции, быстро сказал:

— Надо найти способ избавиться от этого Деррыбье. Не исключено, что придется прибегнуть к крайним мерам. Очень опасная тенденция!

Командир отряда защиты революции сунул в рот сигарету. Вынул из кармана куртки коробок спичек и ловко, одной рукой, прикурил. Левой руки у него не было — оторвало в детстве, когда он нашел ручную гранату и из мальчишеского любопытства попробовал разбить ее камнем. Однако и одной рукой он отлично управлялся с оружием — никогда не промахивался. Был он смел и беспощаден. Многие его боялись. Красноречием этот угрюмый человек не обладал, а потому на людях больше помалкивал. Сейчас, почти не разжимая губ, как бы выплевывая отдельные слова, он произнес:

— Там… э… э… в том кебеле наши… э… имеются товарищи… э… поискав способ… э… э… разоблачить… можно… э…

Председатель кебеле отодвинул от себя документ:

— Не думаю, что сейчас подходящий момент для его разоблачения. Его выбрали абсолютным большинством.

Таддесе сердито откинулся в кресле.

— Разве нельзя придумать что-нибудь?

— У него наверняка есть поддержка наверху. Иначе вряд ли он вел бы себя так уверенно…

— А хоть бы и так! Ты меня удивляешь! Неужто у наших пуль концы притупились? — злобно ухмыльнулся Таддесе.

То, что Деррыбье, сославшись на занятость, отказался прийти сегодня, рассердило госпожу Амсале. Положив телефонную трубку, она в гневе бормотала:

— Ой, до чего мы дожили! Какой-то нищий, последний бедняк в ответ на приглашение благородной дамы говорит, что ему некогда. Хам! Невежа! Плебей несчастный… — Она совершенно забыла о том, что собиралась просить этого «неблагодарного типа» об услуге. Ее аристократическое достоинство было уязвлено. Она долго не могла успокоиться.

Ато Гульлят, чтобы не попасть супруге под горячую руку, ушел в другую комнату. Но госпожа Амсале последовала за ним. Она встала в проеме двери и, подбоченившись, с вызовом вопросила:

— Разве нанесенное мне оскорбление тебя не касается? Умереть мне на этом месте! Неужели бог всего этого не слышит?

Ато Гульлят затрепетал. «Вот не повезло! Куда теперь деваться?» — подумал он.

— Ну что я-то могу сделать, душенька? Не один какой-то человек нас оскорбляет, а само время ополчилось против нас, — жалко пролепетал он.

— Брось ты! При чем тут время! Хам этот Деррыбье — и все! — Она притворно захныкала: — Хорошо, забирайте мою землю. Обвиняйте в чем хотите. Но зачем же оскорблять мою честь?

— Так что мне его, застрелить, что ли? — сострил ато Гульлят и тут же закусил губу, услышав совершенно серьезное:

— Вот именно, друг мой! Так поступил бы настоящий мужчина. Да что там говорить?! Настоящий мужчина и за землю свою сумел бы постоять.

— Ну вот, от оскорбленной чести перешли к конфискованной земле. Не надоело тебе причитать?

— Не надоело. Тебе-то все нипочем. Ни гордости в тебе, ни злости на этих, которые все у нас отобрали.

— Отстань, моли бога, чтобы чего-нибудь похуже не случилось. Ныне не только оскорбить — выпороть и убить могут.

— Это меня-то, дочь Ешоалюля?!

— Да-да, тебя! Ты, видно, забыла, что человек, который вежливо отказался навестить тебя сегодня, вполне может отдать приказ о твоем аресте.

— Только этого не хватало! Ой, смерть моя! А я ведь так ласково уговаривала его… Как ты думаешь, стоит его проучить?

— Нет. Сейчас лучше помалкивать, главное — смиренность. Надо вести себя скромно и хитро.

— Таким, как Деррыбье, только дай повод — они тебе на голову сядут.

— Не сядут. Если действовать умно.

Госпожа Амсале с сомнением покачала головой:

— Умно действовать, говоришь? Что же ты не действуешь умно? Ведь тебе уже на голову садятся, а…

Не успела она договорить, как длинная фигура их сына Тесеммы возникла на пороге. Госпожа Амсале бросилась к нему:

— Что с тобой случилось, сынок? Ты похудел. Лицо посерело, словно ты просеивал золу. А эти усы, какие все же они противные! Почему ты их не сбреешь?

Ато Гульлят тоже не мог не отметить про себя, что Тесемма осунулся и выглядит плохо, но он обратил внимание и на то, чего не заметила госпожа Амсале.

— Ты чем-то напуган. Что случилось? — спросил он.

— Хирут? — выдохнула госпожа Амсале и замерла, готовая к самому страшному.

— У нее все хорошо, — сказал Тесемма.

— Тогда что же?

Взволнованный вид сына не оставлял сомнений в том, что произошло нечто чрезвычайное. Его руки и ноги дрожали. То и дело он вздрагивал и сжимался, будто ожидал удара.

Госпожа Амсале настойчиво повторила:

— А ну говори, чего замолк?

Тесемма затравленно посмотрел на родителей и, наклонив голову, сказал:

— Я утром звонил Деррыбье…

Госпожа Амсале, услышав имя Деррыбье, скривилась как от зубной боли:

— Ну и что?

Тесемма, не поднимая головы, шаркал ботинком по полу, как ребенок, который ждет, что его будут ругать.

Наконец он решился:

— Мы с Хирут влипли в одну историю. А Деррыбье…

— Ну! Говори! — крикнул отец, потеряв терпение.

— В общем, ему стало известно, что мы… члены ЭНРП.

— ЭНРП? Вы? Мои дети? Вот чего я боялся! — Ато Гульлят схватился за голову. — Как вы могли решиться на это? Вступить в эту партию! Ну и времена! Ну и времена!

Госпожа Амсале запричитала в голос:

— Ой, горе мое, ой, горе мое! Ой, горе!

— Перестань выть! — прикрикнул на нее муж.

— Оставьте меня! Оставьте меня! Хирут, моя доченька! Хирут! Ее убьют, а тело бросят на дорогу. Ой, на дороге она будет валяться! Ой-ой!

— Умоляю тебя, не хорони ее раньше времени. Прекрати истерику.

— Пусть лучше я умру раньше своего дитяти. Пусть я буду валяться на дороге, а не моя Хирут. — Она повернулась к Тесемме: — Ну чем я вас обидела? Ну чем? Чем?

При виде рыдающей матери Тесемма еще больше сжался и не смел поднять голову. Из кухни прибежали кухарка и слуга. Они молча стояли в дверях комнаты, не понимая, что происходит. Впервые они видели своих хозяев в таком состоянии. Ато Гульлят обнял жену и ласково похлопывал ее ладонью по спине:

— Успокойся, успокойся, прошу тебя.

Заметив слуг, он рявкнул:

— А вы чего уставились? Занимайтесь своими делами. Нечего глазеть.

Те тут же исчезли.

Ато Гульлят подошел к Тесемме вплотную:

— А где сейчас Хирут?

— В лавке. Я ее там оставил.

Госпожа Амсале, утирая слезы, бросилась к телефону. Долго не могла дозвониться. Наконец трубку поднял работавший в лавке слуга. Он сказал, что Хирут недавно вышла.

— Может, она ушла к друзьям? — И госпожа Амсале стала по очереди обзванивать знакомых. Но Хирут не было ни у родственников, ни у друзей. Никто не знал, где она.

Госпожа Амсале с отчаянием смотрела на мужа.

— Что ты все время молчишь? Сделай что-нибудь. Ведь у нас пропала дочь.

— Что я могу сделать?

— Нужно искать.

— Где? Аддис-Абеба — большой город…

— Может, ее уже убили, и она мертвая лежит где-нибудь на улице. — Госпожа Амсале опять заплакала.

— Я же тебе говорю: не хорони ее заранее, женщина! Не надо впадать в панику… Действительно, что же предпринять?

— Я все же побегу, поищу ее, — предложил Тесемма.

Ато Гульлят побагровел от гнева:

— Садись и не трогайся с места. С сегодняшнего дня ты ни шагу не сделаешь из дома. Понял? Не вздумай мне перечить, мальчишка. Иначе между нами все кончено. Я тебе обещаю!

Тесемма совсем сник. Отец всегда относился к нему с любовью, редко повышал на сына голос. Но сейчас это был другой человек. Он кричал и топал ногами, того и гляди, ударит. А рядом плачущая мать. Жалко ее. Как им сказать, что Хирут нужно найти во что бы то ни стало и во что бы то ни стало нужно помешать ей сделать то, что она задумала?! Вечером может быть уже поздно. Нет, правду говорить им нельзя. Они бросятся искать дочь и, конечно, сами того не желая, выдадут ее. Тогда ей не спастись. Лучше молчать. Будь что будет.