— Говорят, многие эфиопы, которые уехали за границу, теперь возвращаются домой.

— Что ты говоришь, девочка? Неужели ты настолько глупа? Не может предавший родину, сбежавший из дому, вернуться обратно открыто, через дверь! Если бы она любила своего мужа, она бы никуда не уехала. Значит, родня ей оказалась дороже. Она никогда не вернется. А вот мужчине, пока идет эта революция, трудно верить. Не сбежит ли он — вот в чем дело. Говорят, первая любовь зла.

— Он-то не сбежит, — уверенно возразила Цегие. — Не только от страны, он от Квартала Преданий оторваться не может. Жена ведь попыталась увезти его с собой, но поняла, что его разлучить с родиной может только смерть. Потому-то и уехала отсюда вместе с сыном. Сирак часто говорит: человек без родины — что дерево без корней. Как можно жить без национальных песен, сказок, шуток, без родного смеха и слез?! Я не сомневаюсь в нем. Кроме того, он от души поддерживает революцию. Я как-то спросила его: «Почему ты не уехал с ней? Хоть ты из угнетенных, но ведь она твоя жена». А он ответил: «Брак не может преодолеть классовую принадлежность… Я вижу, как угнетенные массы творят историю. Если я не сумею написать об этом, то должен сам принять участие в борьбе». Вот он какой. Нет, он никуда не уедет. Он и умрет здесь, на родине.

Госпожа Алтайе явно была в замешательстве. Она ничего не могла понять.

— Что же тогда тебя беспокоит? — опять удивленно спросила она.

Цегие вспыхнула:

— Почему он такой невнимательный ко мне? Сердце его где-то далеко.

— Так ты ведь сама сказала, что он поглощен книгой, — недоумевала госпожа Алтайе, — И я клянусь тебе, что он забросит свою писанину. А то, что у него есть другая женщина, видно на кофейной гуще.

— Как? — вскрикнула Цегие, и ей показалось, что сердце ее на мгновение остановилось.

Вубанчи пошла варить кофе в третий раз. Госпожа Алтайе, не отрывая взгляда от кофейника, тихо сказала:

— Вместе с ним работает одна девушка. Я хорошо ее знаю. И постараюсь через нее все узнать. Ее родители, царство им небесное, были моими соседями в итальянском квартале. Они давно уже почили. Все мы обратимся в прах однажды. Уж как пытался избежать смерти фитаурари Маналлебачеу, но и он ушел в землю. А какой был собой видный!

— Как ее зовут? — нетерпеливо спросила Цегие.

— Себле Ворку Таффесе. Отец ее, алека Таффесе, умный был человек. Она вся в отца. А какая красавица! Кажется, что бог все свое умение потратил, чтобы сотворить ее.

Цегие побледнела.

— Она замужем? Или…

— Замужем. И живет как в раю, — закончила тетушка Алтайе.

У Цегие отлегло от сердца.

У Сирака нет срочной работы. На столе все те же запыленные папки. Он рассеянно смотрит в окно. Дует легкий ветерок. Наконец-то августовские дожди и туманы уступили место ласковому сентябрю. Из-за гор величественно выкатилось утреннее солнце. Хотелось выйти во двор, понежиться в ласковых лучах.

Некоторые чиновники, изображая занятость, уткнулись носами в давнишние бумаги. Пять лет прошло после революции, но доставшиеся в наследство от феодального строя порядки еще живучи. Сколько их этих выскочек, приспособленцев, лицемеров, которые изображают бурную деятельность, а сами тунеядствуют, пользуясь трудом и заслугами других. Строят козни, не брезгуют никакими средствами вплоть до предательского удара в спину. Нет, борьба еще не окончена!

Сирак открыл рукопись Искандера. Недочитана лишь последняя глава. Он глубоко вздохнул, стал читать, но не мог сосредоточиться. Поскорее бы разделаться. Высказать Искандеру свое мнение — и с плеч долой. Книга ему не нравилась. Хотя конец был близок, ему казалось, что он до сих пор находится в непроходимом, густом лесу, из которого нет выхода. Стараясь не отвлекаться, он дочитал наконец последнюю страницу, взглянул на часы. Прошло только сорок минут. Сирак с облегчением вздохнул, но, подумав о предстоящем разговоре с Искандером, смутился. Попытался представить книгу в целом.

«В общем-то она неплохая, — убеждал себя Сирак. — Особенно некоторые главы. Отдельные страницы написаны ярко и выразительно. Но ведь этого мало. Форма сама по себе не определяет ценности произведения. Главное — содержание. А у Искандера это самое слабое место. Неясна основная идея. Искандер хотел рассказать о кампании по развитию страны и ликвидации неграмотности. Показать роль учащейся молодежи, которая превращает всю страну в школу для народа, встречая его понимание и поддержку. Молодежь помогает крестьянам приобщиться к политической жизни, делает многое для улучшения быта крестьян. Так и было на самом деле. А у него получается, что кампания проводится лишь для того, чтобы молодежь могла проявить свой геройский пыл.

Поступки персонажей лишены внутренней логики, слабо показан процесс становления новой жизни, воспитания новых людей. Картины перемен в жизни крестьян даны размыто. Герои теоретизируют, язык их невыразителен, они мало чем отличаются друг от друга. Читателю предлагаются абстрактные теоретические рассуждения участников кампании. Здесь нечему огорчаться или радоваться, плакать или смеяться. Если в книге нет художественных образов, то она не может называться романом. Скорее это брошюра на злобу дня. А в художественном произведении мало коснуться злободневной темы, нужно выразительно раскрыть ее, создать запоминающиеся образы. Показать борьбу прогрессивных сил с реакционными не так просто, один лишь выбор темы не гарантирует успеха произведения, — думал Сирак. — Если бы Искандер смог изобразить живую жизнь и живых людей в определенный момент истории, его роман, несомненно, был бы интересным. Ведь когда был объявлен декрет о проведении кампании, люди по-разному повели себя. Некоторые, чтобы удержать детей дома, не допустить их отправки в отдаленные районы, обивали пороги кабинетов ответственных руководителей, не гнушались и прямым подкупом. Они приносили справки от врачей, добивались, чтобы их дети оставались недалеко от дома, где-нибудь в соседнем городе или там, где жили родственники. Ничего этого нет в книге Искандера. Для некоторых слово «народ» означало болезни, эпидемии, грязь, голод, ад кромешный. И как они могли отпустить своих сынков на такое испытание? Были случаи, когда целый год их прятали по домам. Такие не верили в пользу ликвидации неграмотности и считали, что кампания проводится для того, чтобы погубить молодежь. А среди народа они распространяли слухи о том, что военное правительство посылает в деревню молодежь для того, чтобы разрушать церкви и мечети, уничтожить религию, надругаться над женщинами, разрушить лучшие национальные традиции, чтобы захватить земли и скот и вновь ввести ненавистную крепостную зависимость. Как можно было пройти мимо этого в романе?

Но это не единственный недостаток книги. Все участники кампании имеют одинаковые взгляды и представления. Однако в жизни не все они были прогрессивными и верно служили народу. Некоторые из них, вырвавшись из-под родительской опеки на свободу, весело проводили время. Целые ночи напролет кутили, соблазняли деревенских девушек, безобразничали. Среди молодежи были люди целеустремленные и умные, но встречались авантюристы и хвастуны. Большинство молодых людей бескорыстно и самоотверженно выполняли свой долг перед народом, а некоторые использовали это событие в своих целях. Среди участников кампании шла острая классовая борьба. А об этом в книге сказано расплывчато. Неясно, где происходит действие, что представляют собой банды помещиков. Чтобы достоверно отобразить такую сложную тему, требуется терпение, внимательное изучение вопроса. Его нельзя касаться вскользь». Сирак поймал себя на мысли о том, что со стороны легко судить и давать так называемую объективную оценку. Повесть Искандера вызвала в нем досаду и огорчение. Может, это зависть? Нет, чему здесь завидовать. Так или иначе, придется сказать Искандеру все, что он думает. Сирак поднял трубку, набрал номер.

Искандер пришел ужасно взволнованный. Пот градом катился по его лицу, вспотела спина, руки и губы дрожали, а глаза стали красными и непрерывно мигали. Он слушал Сирака молча, с видом человека, который предстал перед судом, чтобы принять смертный приговор. Время от времени Сираку казалось, что разговор надо прекратить: чувствовалось, что Искандер кипит, словно вулкан, готовый взорваться в любую минуту. «Может, лучше было бы сказать, что все хорошо? — спрашивал себя Сирак, но тут же отвергал эту мысль. — Если человек хочет стать писателем, он должен быть готов к нелицеприятной критике. Иначе ему нечего делать в литературе». Искандер был жалок. Он все время вытирал со лба пот. Толстые щеки его дрожали. Лицо потемнело.