От нее исходил чуть приторный, но приятный запах духов. Он спросил:

— Вы всегда читаете на работе?

Она покачала головой:

— Только когда нет работы.

— Вы любите художественную литературу? Почему?

— Так, узнаешь много нового. В романах жизнь совсем не такая, как наяву. Иногда хочется забыться или, вернее, отвлечься от собственной жизни. Я, между прочим, прочла вашу книгу.

— Ну и как? Понравилось?

— Очень. Название удачное — «Исчезнувшая, как тень». Сюжет занимательный. Правильно вы там пишете, что молодость уходит незаметно, как тень. Печально, но что делать! Я согласна, молодость — преходящий сон. Ее бурные чувства, любовь, самоуверенность — лишь временные привилегии. Хоть в книге много смешного, мне было грустно.

— А меня ругали за то, что я будто смакую секс, не больше, — заметил Сирак.

— Хотя бы и так. Только ханжи притворяются, что секса не существует, — сказала она, покачав головой и слегка выпятив нижнюю губу.

— В нем источник жизни, разве не так? — сказал он с дерзкой откровенностью.

Она засмеялась. Он продолжил:

— Все в жизни зарождается в любви. Человеку нужна любовь, как хлеб, вода и воздух. Только представьте, как миллионы людей каждый вечер, каждую ночь ищут любви! Любовь им приносит счастье. И как несчастны те, кто лишен этого светлого чувства и страдает от одиночества! Что же предосудительного в этой теме? Да, я воспеваю любовь.

Она опять засмеялась.

— А когда вы напишете новую книгу?

— Уже начал. Хотите прочесть то, что я уже написал?

— С удовольствием, — не задумываясь ответила Себле.

С этого дня он стал ей давать главы своей новой книги. Она читала с большим интересом, и это заставляло его работать. Иногда ей что-то не нравилось, и она говорила: «Здесь ты просто играешь словами. Ты не понимаешь психологию женщины. Она в этой ситуации поступила бы не так, а иначе…» Откровенность, вот что он ценил в их дружбе.

Сейчас Сирак не мог совладать со своим настроением. Хотелось подняться и бежать неизвестно куда. К ней? Но что он ей скажет? А почему, собственно, ему не увидеть ее сейчас же? «Ее муж изорвал мою рукопись, а я нанесу ему удар прямо в сердце, — говорил Сирак сам себе. — Неужели все это из мести?» В душе возникали сомнения. И однако, почему же она все время является ему? Появляется неожиданно, как залетная птица, и так же исчезает. «Почему я так много думаю о ней?» В душе Сирака звучала грустная мелодия. Она рождается в его сердце или в сердце Себле? Нет, этого ему не понять. «Может, эта мелодия звучит в наших сердцах одновременно?»

Он проехал на такси через площадь Теодороса до старой скотобойни, а оттуда пошел домой пешком. Погода немного улучшилась, солнце нет-нет да и выглянет из-за облаков. Было обеденное время, и все торопились домой. Сирак проголодался и прибавил шагу.

Он прошел мимо лавчонки, где на пороге сидел господин Бырлие. Этот пьянчужка целые дни проводит за швейной машинкой, не разгибаясь, латает старье, чтобы заработать на жизнь. Вечером же, после работы, отправляется бражничать и орать на всю округу свои песни во славу теджа и новой власти. Проходя мимо, Сирак поздоровался с ним.

Навстречу попался хромой нищий Мандефро. Он семенил мелкими шажками, опираясь на палку. «Здравствуйте, учитель», — с почтением поклонился Мандефро, он почему-то считал Сирака учителем.

— Ну, как дела в квартале, Мандефро? — спросил в свою очередь Сирак.

— Реакция разгулялась, — ответил тот не задумываясь.

Сирак дал ему монетку и направился к дому.

— Это мне на пиво, — сказал Мандефро вслед Сираку, а затем закричал: — Реакция будет обезврежена! Красный террор победит!

Мандефро криклив и непоседлив. Тех, кто отказывает ему в милостыне, он клеймит реакционерами. Его считают дурачком — с убогого какой спрос? — и предпочитают не связываться. А то ведь ему слово, а он в ответ десять, да еще на крик. Уж лучше отделаться медяком. Мандефро вечно воюет с мальчишками, которые дразнят его «прогрессистом». Это за то, что он к месту и не к месту сыплет лозунгами. Бедный калека грозит им палкой. Но догнать быстроногих мальчишек не может и потому удовлетворяется злобной руганью.

Сирак свернул с пыльной дороги и, подходя к дому Хаджи, увидел на жестяном заборе надпись, сделанную большими красными буквами: «В ответ на белый — красный террор». Надпись была свежая, краска еще не высохла. Из дома не доносилось ни звука, словно все в нем вымерли.

Неожиданно из-за угла появился слепой нищий, снял шляпу, поклонился. Он узнавал всех жителей квартала не только по голосу, но и по шагам. Сирак подал ему мелочь и хотел идти дальше, но старик остановил его:

— Как здоровье госпожи? Стало ли ей легче?

— Она здорова, — ответил Сирак.

— Да какое там здорова?! Ведь болезнь ее усилилась!

Нищий знал все обо всех. Непонятно, откуда только? Он ничего не выспрашивал, лишь здоровался с каждым, снимая старую соломенную шляпу. Просить милостыню ему не позволяла гордость.

Сирак не успел попрощаться с нищим, как увидел, что на пороге дома маячит высокая фигура Хаджи. Еще издали тот вежливо поклонился Сираку и пригласил его войти в дом.

Сирак остановился в тени, под крышей. Небо наконец очистилось, от облаков, и солнце нещадно палило. Хаджи — темнокожий старик с седыми волосами и прямым носом — напомнил Сираку героя его книги Агафари. Маленькие глазки и большие уши придавали особое сходство. Казалось, с лица его никогда не сходила двусмысленная усмешка.

— Вы получили мое письмо? — спросил Хаджи тонким голосом, прищуривая и без того узкие глаза.

— Да, получил, — ответил Сирак.

— И как же вы рассудили? Скажите, ради аллаха! — Он заискивающе ухмыльнулся. У него были желтые гнилые зубы.

«Потерпите, пока я закончу книгу, которую начал писать здесь, в этом квартале угнетенных и обездоленных. А потом я сам уеду отсюда», — хотел сказать Сирак, но передумал. Что Хаджи понимает в книге? Что ему известно о вдохновении писателя?

— Я не могу подыскать квартиру. Сейчас это довольно сложно, — ответил он.

Хаджи заморгал своими маленькими глазками, словно вот-вот расплачется.

— Вы получаете государственное жалованье семьсот бырров. Неужели не можете найти дом получше? Вам здесь не место. Разве вам приятно видеть меня, старого бедного человека, который стоит на краю могилы и терпит такую нужду? Ради аллаха, освободите мой дом.

— Хаджи, вы знаете о том, где я работаю, какую получаю зарплату, но и мне кое-что известно о вас. Не такой уж вы бедняк. У вас до сих пор остались три лавки. Когда был объявлен декрет о конфискации доходных домов, вы выбрали для себя дом, где сейчас живете. По новому закону вы не имеете права владеть еще одним домом. Вы саботажничаете, Хаджи. Именно такие, как вы, создают трудности с жильем. Из-за этого многие семьи оказались без крова. В последнее время даже стали подселять людей в чужие семьи. Это не жизнь! Ад кромешный! Все чувствуют себя стесненными в перенаселенных квартирах. Возникают скандалы, драки. Вы слышали, что один человек покушался даже на жизнь детей, которых ему подселили. Вот до какого кошмара дошло дело! Я уверен, что вы не станете выгонять нас из своего дома, нам некуда деться.

— О чем вы говорите, Сирак?! Пусть аллах поможет вам!

— Так что же мне делать, Хаджи?

— Ради аллаха, оставьте мой дом.

— Но ведь закон не на вашей стороне.

— Это уж другое дело. Пусть закон вас не волнует.

— Если мы освободим ваш дом, вы все равно не сможете ни сдать его в аренду, ни сами поселиться в нем.

Хаджи беспрестанно моргал. Большие уши его, кажется, стали еще больше. Он на минуту задумался.

— Я решил жениться, — вдруг сказал он.

— Так ведь у вас есть две жены, — удивился Сирак.

— Они уже не могут иметь детей. Этот дом я хочу подарить моей новой жене. Он будет записан на ее имя. Из-за вас я до сих пор этого не сделал. Вы не только мне мешаете, но гневите самого аллаха.