Прежде чем начать эксперимент я принялся искать подходящее место. И вскоре мой выбор пал на одинокую скамеечка на практически пустой в такой час набережной. Рядом с ней находилась частная практика лекаря Обухова, имеющего аж десятую ступень. По крайней мере, так было написано на здоровенной металлической вывеске над дверью.

А буквально в трёх минутах ходьбы от скамеечки возвышалось массивное здание Международного торгового банка, который вдобавок к денежным операциям устраивал собственные лотереи. В нем-то я и приобрёл за десяток целковых пятнадцать красочных лотерейных билетов. И приобрёл я их, конечно же, предварительно наложив на себя «Длань удачи», кою удалось зарядить выше среднего значения.

Выйдя из банка, я добрался до скамеечки, уселся на оную и сквозь слегка рассеявшуюся туманную дымку увидел прогулочную яхту, изрыгающую клубы чёрного дыма, тянущиеся к холодному солнцу. И кому доставляет удовольствие кататься по реке в такой час?

Я сокрушённо покачал головой и принялся с изрядным напряжением смотреть по сторонам, порой поглядывая на серебряную луковицу часов. «Откат» приходит минут через двадцать после наложения на цель «Длани удачи». А сейчас секундная стрелка совершила всего несколько оборотов с тех пор, как я использовал золотистую магию, поэтому до «отката» ещё минут семь-восемь. Однако мои нервы уже натянулись как стальные канаты, а вдоль спины загулял неприятный холодок. Я почувствовал себя солдатом, идущим в темноте по вражескому лагерю. Хрен знает откуда прилетит удар, хотя он может пока и не прилететь, если вторая «Длань удачи» уберёт «откат» от первой. Кстати, пора её накладывать. Но я только с шестой попытки сумел соорудить слабенькую золотистую магию, а до этого пять раз заряжал «Длань удачи» весьма и весьма сильно.

Итак, сколько там времени до гипотетического первого «отката»? Одна минута. Вовремя я наложил вторую магию. Теперь остаётся лишь ждать.

Я превратился в тугой комок нервов, который крутил головой чуть ли не на триста шестьдесят градусов, да ещё и в небо поглядывал. Вдруг дирижабль какой-нибудь рухнет?

Но минута шла за минутой, а со мной ничего не происходило, хотя от активации первой «Длани удачи» прошло уже двадцать минут… двадцать пять… тридцать…

— Отлично, — сдержанно произнёс я, дабы услышать среди монотонного плеска волн хотя бы свой голос. — Значит, «откат» действительно можно перебить другой такой же магией.

Но какой силы будет, скажем так, конечный «откат»? Наложится он на предыдущий или нет? Произойдёт синергия или «откат» будет лишь от второй «Длани удачи»? Отчаянно надеясь на второй вариант, я снова принялся следить за обстановкой, поглядывая на часы. Пять минут до «отката», три, одна…

Хм, опять ничего не стряслось. Следствие ли это того, что вторая золотистая магия была очень слабенькой? Может, после такой и «откат» даже не приходит?

И только я ощутил первые робкие ростки радости, как внезапно почувствовал обжигающую резь в животе, которая стремительно усиливалась, будто в желудке всё активнее возился клубок колючей проволоки. Во рту появился привкус железа, а между губ сам собой вылетел мучительный стон. Меня аж всего перекосило.

Я рефлекторно согнулся и мучительно уставился на покрытые разводами грязи штиблеты. Вот же млять! Это точно не слабенький «откат»! Кажись, оба «отката» слились в один. В животе бушевала настоящая война, раскаты которой добирались даже до зубов. Их нестерпимо заломило. Сука! Где там логово этого лекаря Обухова?

Слезящимися глазами я отыскал нужную дверь, кое-как встал и, согнувшись в три погибели, посеменил к ней. И хоть идти к двери было всего ничего, однако мне показалось, что я целую вечность шкандыбал к ней. Но все же мои подрагивающие пальцы ухватили дверную ручку и повернули её. Едва слышно скрипнули петли и весело тренькнул колокольчик, а открывшаяся дверь перестала скрывать от меня небольшое помещение с конторкой, за которой что-то бойко писал бледный молодой человек в белом халате.

Услышав трель колокольчика, он оторвал взгляд от листа, привычно глянул в сторону входной двери и шокировано выдохнул:

— Господи!

— Не господи, но… я его… увижу воочию, ежели вы… мне не поможете, — просипел я, глотая вязкую слюну.

— Эк вас, сударь, перекорёжило! — не сдержался Обухов, вскочил со стула и метнулся ко мне. — Пройдёмте скорее в кабинет. И поведайте мне, что с вами произошло. На вас же лица нет.

— Кажись, траванулся чем-то… В смысле завтрак, видимо, оказался, не слишком… свежим. В животе… словно ёжики сношаются. Ещё чуть-чуть — и лопнет.

— Что же вы такое ели? И главное — где, дабы я туда ни ногой? — протараторил лекарь, бережно заведя меня в чистенькую белую комнатку с низенькой кушеткой, шкафами со стеклянными пузырьками и характерным больничным запахом.

— Жена решила… собственноручно приготовить… завтрак, — соврал я и с помощью паренька улёгся на кушетку, но вытянуться на ней не смог, лишь сумел скрючиться в позу эмбриона.

Боль была адской. Она выкручивала меня наизнанку, словно крепкая домохозяйка только что постиранное бельё. Я в какой миг даже сознание начал терять. Лекарь что-то говорил, показывал, но его слова звучали неразборчиво, а лицо вскоре скрыла благословенная тьма.

А когда сознание вернулось ко мне, то оказалось, что моё тело уже во весь рост лежит на спине, а бледный впалый живот больше не прячет одежда. Обухов успел расстегнуть мой сюртук и рубашку, но не снял их.

Сам лекарь обнаружился подле меня в белых перчатках, стирая локтем со лба капельки пота.

— Как славно, что вы очнулись, — выдохнул он, сглотнул и добавил: — Вашей жизни более ничего не угрожает, однако ближайшие несколько часов ваш организм будет периодически избавляться от содержимого желудка и кишечника, а с этим я уже, увы, ничего поделать не могу. Так будет лучше для вас. Посему советую вам как можно скорее вернуться домой.

— Благодарю, сударь, — искренне произнёс я, прислушиваясь к себе. Боль действительно ушла, оставив после себя лишь невероятную слабость. — Сколько я должен за ваши услуги?

— Достаточно будет и пяти рублей.

— Вот, — вытащил я из кармана банкноту и положил её на кушетку, а сам принял сидячее положение и стал застёгивать рубашку непослушными пальцами.

— Сударь, не сочтите меня бестактным или уж тем более всюду сующим свой нос человеком, однако я должен посоветовать вам проверить остатки пищи. Возможно, имело место намеренное отравление.

— Благодарю за совет, — дёрнул я губами и почувствовал подкатывающую к горлу тошноту. Надо быстрее валить домой, иначе я тут всё заблюю.

Благо, Обухов помог мне добраться до двери и собственноручно поймал для меня извозчика, который шустро домчал мою тушку до доходного дома Круппа. Я вошёл в парадную на трясущихся ногах и увидел Никифора Фомича, стоящего возле ротонды с ведром в руке.

— Батюшки мои! — выдохнул он. — Это чего же с вами приключилось, ваше благородие? Никак отравились чем? Давайте я вам подмогну. Вы же еле ноги волочёте, а лицо всё зелёное.

Я смог лишь молча кивнуть, после чего дворник приобнял меня и потащил по лестнице. Дверь квартиры тоже он открыл, а я сразу же помчался в клозет, слыша позади обеспокоенное тарахтение Фомича:

— Ваше благородие, можа за лекарем сбегать? Или пилюльки какие купить?

— Не надо ничего… Покорми кота и… уходи.

— Как скажете.

Господи, как же меня полоскало следующий час! Я вспомнил весь запас матерных слов и похудел чуть ли не вдвое. А когда вышел из клозета, то покачивался от слабости и опирался на стену. Мой вид даже Цербера перепугал. Он уставился на меня, как на приведение, а в его глазах отразилось страстное желание перекреститься и несколько раз прочесть «Отче наш».

— Да, наука это тебе не в тапки срать, пушистый, — сказал я коту бледным голосом и со стоном плюхнулся в кресло перед окном. — Наука требует жертв. Вот я сейчас немного приду в себя, и ты станешь следующей жертвой. Мне же надо узнать, последует ли удача после проклятия?